Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Ваше Величество! Отеческая забота Ваша о счастье всех Ваших верноподданных, Ваше Величество, дает нам, дворянам Киевской губернии, смелость сложить к подножию Вашего трона, Светлейший Государь, просьбу об удовлетворении самой главной из нужд наших. Язык предков и веры нашей до сих пор изъят из планов обучения детей наших! В пределах Вашей обширной империи благодаря Великодушию Вашему и Ваших предков сохранено право обучения на родном языке Вашим подданным в Финляндии, в Прибалтийском крае и в Грузии. Светлейший Государь! Взгляните с высоты своей справедливости на потребности наши! Уравняйте нас в правах с другими подданными Вашими, не обойдите милостью нас и введите обучение на польском языке в школах и гимназиях Киевской губернии, в императорском университете Св. Владимира и в Кадетском корпусе, чтобы мы и дети наши могли прославлять великое имя Ваше на родном языке689.

Подобную дерзость со стороны польской аристократии, которая до этого времени умела лишь унижаться перед властью, можно объяснить пробуждением и оказываемым давлением всего шляхетского сообщества в этих губерниях. Значительную роль в этом сыграли и опасения, что ряд инициатив может быть заявлен польской шляхтой в обход дворянских собраний. К этой теме мы еще обратимся в следующей главе при обсуждении мировых судов и Кредитного земского общества.

Все сторонники сотрудничества с царской властью оказывались между двумя одинаково опасными силами: лагерем красных – варшавскими революционерами, которые посылали своих эмиссаров на Украину, но доверия к себе в среде местных помещиков снискать не могли, и российской властью, которая желала отменить барщину, что также представляло для польских помещиков угрозу, так как отделило бы от них полностью бывших крепостных, источник их благосостояния. Собственно, этим и объясняется возникновение комитетов белых, которые создавались преимущественно в помещичьей среде. Здесь-то и крылись истоки безумного проекта, который приведет вскоре к ликвидации дворянских собраний.

Примечательно, что два больших комитета белых, в Киевской и Подольской губерниях, возглавляли предводители дворянства этих губерний Александр Хорватт и Александр Садовский. Предводитель волынской шляхты Кароль Микулич хоть и был выслан в Оренбург в конце 1861 г., но ему еще удалось принять участие в разработке проекта в родном Житомире, где в мае собрались все местные белые690. Представители трех губерний еще настолько были уверены в «родительской заботе» царя, что отважились просить его о присоединении захваченных Россией губерний к Царству Польскому, поскольку, думали они, объединение земель привело бы к более широкой автономии! Против голосовал лишь Т. Бобровский, оставивший подробное описание проходившей дискуссии691.

Белые, желая придерживаться процедуры, установленной законом для подачи адреса императору, решили дождаться следующих выборов в Подольской губернии, которые должны были состояться через год, в октябре 1862 г. В ожидании выборов они передавали от имения к имению «Обращение группы волынских граждан ко всем гражданам руських земель», в котором писали о массовом движении, охватившем всю Европу. Они заявляли, что «не перестали быть народом», остро критиковали царскую администрацию, декларировали готовность введения в судопроизводстве «родного наречия» люда (простонародья), открытия народных школ, а также были готовы доказать, что «нет противоречий между людом на Руси и шляхтой»692. В Варшаву были отправлены эмиссары, где они были поддержаны другими представителями Лагеря белых – Анджеем Замойским и Эдвардом Юргенсом. В свою очередь, Подольское дворянское собрание одобрило планируемое обращение к царю.

В этом обращении представлены характерные для его авторов социальные идеи693. Несомненно, этот адрес был смелым по своему характеру – в нем впервые за долгое время на Украине напоминалось о существовании Польского государства. Однако нужно четко понимать, что в данном случае и речи не было о разрыве с императором: ведь он был и царем Польским. Согласно расчету польских помещиков, именно объединение с Царством Польским позволило бы избежать неприятных для них последствий отмены крепостного права и сохранить исключительно польскую власть над украинским крестьянством. Именно это и следует из приводимого ниже фрагмента: «…восстановить административное единство Польши, интегрировав с ней западные губернии при полном соблюдении прав крестьянского населения, призванного в последнее время принять участие в гражданской жизни». Итак, «право» украинского населения состояло в том, чтобы оставаться с поляками Украины, когда те будут присоединены к Царству Польскому. Далее авторы, забыв о прошлом, продолжали с фальшивой наивностью: «Искреннее сотрудничество, будучи следствием вековых стремлений и попыток Польши по распространению гражданских свобод на все сословия, является, несомненно, залогом благородства ее сегодняшнего следования. Гоня любую мысль о преимуществе одного племени или сословия, подольские граждане остаются верными основополагающей польской идее о равноправии… Поэтому они требуют объединения с Польшей, поскольку видят в ней основу свободного развития для всех населяющих ее племен…» Далее шли требования, касающиеся школ, торговых, банковских и других независимых польских учреждений.

Несомненно, попытка представить проблему украинских крестьян исключительно внутренним польским вопросом, притом что на протяжении тридцати лет царские власти делали все возможное, чтобы оторвать украинское крестьянство от польских помещиков, могла только озлобить власти. На основании этого адреса можно предположить, что польские помещики начали осознавать существование украинской проблемы694. Однако следует задуматься над тем, что именно ярые крепостники понимали под «основополагающей польской идеей о равноправии».

В любом случае реакция властей на такую дерзость до этого времени послушных дворянских собраний была очень резкой. Верноподданные поляки были слишком наивными, не понимая, что в этот раз они посягнули на принципы имперской политики и на итоги шестидесятилетних усилий по интеграции этих земель. Подольский гражданский губернатор Р. Брауншвейг, который и до этого предостерегал дворянское собрание, приказал войскам окружить здание Подольского собрания и арестовать двенадцать уездных предводителей, подписавших адрес. По приказу из Петербурга их отправили в столицу, где они должны были предстать перед сенатским судом по обвинению в сепаратизме. Они ждали суда в мрачной Петропавловский крепости. По словам Т. Бобровского, все решили прибегнуть к «наивному» способу защиты, объясняя свои действия непониманием всей серьезности демарша и недостаточным знанием русского языка. Лишь гайсинский предводитель дворянства Юзеф Липковский не отступил от прежней линии, заявив во всеуслышание, что не видит причин, по которым присоединение к Царству Польскому может навредить Российской империи, которая в любом случае сохранит власть над этими землями.

Сначала предводителей дворянства приговорили к поселению во внутренних губерниях империи, затем им разрешили переехать в Одессу. Своих должностей они, разумеется, лишились. Их преемники были не избраны, а назначены властями. Новым губернским предводителем подольского дворянства стал граф А.И. Морков. Вот так завершились в Подольской губернии события, которые кроме как фикцией и комедией назвать нельзя. Дворянским выборам здесь был положен конец. В Киевской губернии выборы также не состоялись. Избранный в 1860 г. А. Хорватт удержался на этом посту вплоть до 1867 г. благодаря назначению генерал-губернатора. После этого предводители дворянства стали назначаться властями из русских: в течение десяти лет этот пост будет занимать П.Д. Селецкий, а затем до конца XIX в. – князь Н.В. Репнин695.

Стоит ли говорить, что этот уже глубоко интегрированный мир польской шляхты остался безразличен к повстанческим идеям 1863 г.? Граф Александр Браницкий сам предложил генерал-губернатору услуги по предоставлению информации о передвижениях и планах красных!696 В период репрессий 1864 – 1865 гг. антипольские экономические меры затронули всех, в том числе и тех, кто действительно пытался сотрудничать с царизмом, но это только укрепило их убеждение, что прежняя умеренность была мудрым выбором.

Многие мемуаристы, вышедшие из этой среды, будут поддерживать уже в XX в. мысль о мудрости выборной шляхты и значении дворянских собраний трех губерний, указывая, как Ф. Равита-Гавронский, на пробуждение активности в период 1857 – 1861 гг. и инициативы тех лет, адреса к царю и верноподданнические требования, не удерживаясь от апологии и ностальгии – «был там, можно сказать, цвет шляхты»697. Это недоразумение, которое еще в 1840 г. осознавал Ю. Словацкий, когда писал «Фантазий». Ян, герой поэмы, гневно говорит: