NWT. Три путешествия по канадской Арктике - Виктор Ильич Боярский

недолгое время, а затем, после первого же серьезного ухаба и вызванного этим моего кульбита на лыжах, она оказалась «под ногой», откуда возврата не было. Жаль было до невозможности!

Поначалу впереди была Такако, но, попрыгав немного среди огромных валунов, ледовых надолбов и таких глубоких сугробов, куда даже на лыжах можно было провалиться чуть ли не по пояс, она уступила первенство нам с Ульриком. Собаки шли довольно уверенно и на участках, где снега было мало, даже доставали меня. В то же время преодолеть глубокие сугробы без нашей помощи им было трудно, и мы так и двигались в рваном темпе. Постепенно ширина каньона уменьшилась метров до десяти – пятнадцати.

Здесь были особенно высокие и хаотично разбросанные ледовые надолбы. Я только на мгновение представил, как полноводная Хорнуэй втискивает свое мощное упругое пенное тело в этот узкий канал, ограниченный с двух сторон 100-метровыми отвесными скальными стенами. Вот тут ее бешеная энергия, концентрируясь в небольшой области, и искала выход, пытаясь выплеснуться через каменные барьеры, река кипела, вращалась в диком танце водоворотов, выла, стонала на сотни голосов и перебрасывала между берегами невесомые разноцветные мосты радуг, сотканные из мириадов брызг. Мне казалось, что эти ледяные ухабы и есть застывшие на бегу огромные пенные валы разбушевавшейся в своей неукротимости реки. Боже! Где же моя камера!?

Вскоре берега отступили, и мы вышли на очередной широкий разлив реки, где можно было двигаться в более равномерном темпе. Мы с Ульриком периодически сменяли друг друга на посту лидера. После короткой передышки реке и нам вместе с ней предстояло очередное испытание – река снова ныряла в каньон. Отсюда, с залитой солнцем безмятежной речной долины, черная входная расселина каньона выглядела мрачно и несколько устрашающе. Мне все это напомнило пейзажи, которые я неоднократно видел в вестернах – коричневые скалы, синее небо. Дополняя картину, с левого, ближнего к нам, отвесного скалистого склона оторвался огромный орел и, раскинув мощные крылья, практически завис над нами, паря и медленно поднимаясь в восходящем потоке. Красота необыкновенная! Приглядевшись, я рассмотрел метрах в сорока над поверхностью реки и покинутое им гнездо – солидное сооружение из веток на небольшом уступе скалы.

Мы вошли в каньон. Он оказался еще более узким, чем предшествующий, и мы уже начали опасаться, протиснемся ли мы через него вообще. На одном из поворотов, когда каньон уже перешел в невообразимо узкий – не более трех метров шириной – и длинный засыпанный снегом проход, напоминающий коридор коммунальной квартиры, шедший впереди Ульрик внезапно поднял вверх скрещенные лыжные палки. Это означало, что всем нам следует немедленно остановиться. Мы остановили собак, и я подъехал к Ульрику узнать в чем дело. Он вполголоса сказал, что видел впереди какого-то зверя, предположительно росомаху. Я вынул из чехла ружье, и мы осторожно прошли вперед, но ни росомахи, ни следов ее не нашли. Усомнившись в том, что действительность, данная Ульрику в ощущениях, в данном случае соответствовала реальности, мы, тем не менее, спорить с ним не стали.

Примерно к полудню мы, продолжая двигаться в нашем живописном и изобилующим живностью каньоне, попали в зону глубокого и очень рыхлого снега. Особенно тяжело было нашей, лидирующей упряжке, прокладывающей путь. Мне приходилось буквально упираться и всем телом толкать нарты, всяческими присвистываниями и улюлюканием вдохновлять и подгонять собак. Нарты глубоко проваливались. Хорошо еще, что они были относительно легкими – практически весь запас собачьего корма, на который и приходился основной вес груза, был уже съеден.

Проваливаясь по пояс, собаки буквально плыли в снегу. Мы решили выпустить вперед на длинной веревке Седара, чтобы он своим независимым видом пробудил у наших выдыхавшихся помощников жажду преследования. Увы, эксперимент не удался. Седар, не поняв, чего мы от него хотим, занялся своими собачьими делами – вынюхиванием и выискиванием чего-либо съестного. В результате он сбился с направления, пошел не туда и в итоге просто встал. Ульрик, пытаясь образумить отказника, на него прикрикнул, но слишком сурово. В результате Седар испуганно рванул назад и обратил всю упряжку почти что в бегство. Спасли положение сблизившиеся на длину нарт стенки каньона. Если бы не такое узкое место, мы бы, наверное, развернулись и пошли назад.

Ланч устроили в узком продуваемом скальном коридоре по соседству с живописным, переливающимся всеми цветами радуги ледопадом. Верхние края берегов каньона, казалось, смыкались над нашими головами. Чем дальше мы продвигались в глубь каньона, тем уже и страшнее он становился – казалось, мы идем в тупик. Пришлось выйти вперед и вместе с Такако протаптывать дорогу собакам. Двигались мы, как челноки, – пройдем вперед и возвращаемся, чтобы повысить эффективность утаптывания снега.

Иногда нашу дорогу преграждали похожие на застывшие гребни волн снежные надувы, такие высокие, что, казалось, нам их не преодолеть. Однако мы преодолевали их один за другим и продолжали двигаться вперед. Собаки, бедолаги, извиваясь и напрягаясь всем телом, тащили свой нелегкий груз, не жалуясь на судьбу, правда, порой в упряжке вспыхивали короткие злые ссоры, вызванные крайней усталостью, и тогда визг, рычание, лай и гортанные крики каюров метались в горловине каньона, многократно отражаясь от его стен. Затем вновь наступала тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием собак, скрипом нарт и короткими фразами людей.

За два часа непрерывного движения мы преодолели около одного километра. Судя по карте, мы должны были пройти два водопада, причем один был безымянным, а другой даже имел название, слава Богу, не Ниагара и не Виктория, однако определенную тревогу этот, последний, у нас вызывал. Было понятно, что если этот водопад заслужил честь иметь имя собственное, значит он имел на это право, а как водопады завоевывают подобные права, было, в общем-то, несложно представить.

Каньон кончился, и мы выдвинулись на очередной разлив реки Хорнуэй. Идти стало значительно легче – было меньше снега и появилась некоторая свобода маневра. Мне даже показалось, что мы двигаемся по спуску. Я пошел на лыжах вперед, чтобы разведать обстановку, и вышел к первому, безымянному водопаду, который оказался достаточно легко проходимым по снежнику с левого берега с помощью нашего обычного зигзага. Перепад высот составлял примерно метров десять, но река падала вниз несколькими уступами, поэтому мы неожиданно легко справились с первым препятствием, что придало нам некоторую уверенность и вселило надежды на успешное преодоление и второго, судя по всему более грозного, водопада.

Вдохновленные успехом, мы с Ульриком довольно лихо проскочили около пяти километров. Поскольку мы значительно оторвались от остальных упряжек, решили притормозить и подождать. Ульрик, взяв ружье, пошел вперед