NWT. Три путешествия по канадской Арктике - Виктор Ильич Боярский

к такому матерому путешественнику, как Уилл. «Я им дал такую уникальную возможность участия в большой экспедиции, а они этого совершенно не ценят!» – сказал он с чувством. Было видно, что его тоже сильно тяготила такая неопределенная ситуация в команде.

Я возразил: «Уилл, они действительно не видят в тебе руководителя и потому так к тебе относятся. Пойми, в их представлении такой опытный путешественник, как ты, который организовал и провел много выдающихся экспедиций, должен быть все время впереди, принимать решения, отвечать за командный дух и способствовать его формированию личным примером. Ты же все время стараешься как-то уйти в тень, занять позицию позади, не вмешиваться ни в какие дела, связанные с принятием решений, и внешне не несешь никакой ответственности. Более того, ты ухитрился – тут я наступил предводителю на больную мозоль – потерять одного из участников прямо на переходе».

Уилл со мной не согласился, сказав, что в критические моменты он всегда выступает в ответственной роли. Действительно, несмотря на то что я разделял мнение нашей молодежи относительно поведения предводителя в экспедиции, мне, вообще-то, импонировала манера поведения Уилла в Антарктике. Он никогда не лез с ценными указаниями, хотя на многочисленных митингах любил и старался, чтобы его слово было последним. Он никогда не жаловался на то, что его вместе с его упряжкой и постоянными мыслями о переустройстве мира мы порой не ждали и уходили далеко вперед. Он всецело доверял мне, когда я вел команду, и следовал за мной даже в ситуациях довольно спорных. Мне нравилась его широта, готовность и желание делать приятные сюрпризы, в конце концов он был единственным в нашей интернациональной команде, с кем можно было при случае выпить. Все это вкупе составляло его стиль, и я, привыкнув к нему, не пытался его переделать.

Уилл был Уиллом, и это было особым явлением в мире полярных путешествий. Наши новички, похоже, этого еще не осознали и потому пытались своим поведением заставить предводителя быть тем, кем быть он был просто не в состоянии, – взводным или старшиной, дающим четкие и не подлежащие обсуждению указания и являющимся образцом для подражания во всем для них, вновь призванных на военную службу. Куда Уиллу было до этого! Законченный, но незлонамеренный эгоист, легко ранимый, но отходчивый, не злопамятный и импульсивно меланхоличный Уилл никак не тянул на отводимую ему молодежью роль военачальника. (Тогда я не придал особого значения его словам относительно нашей молодежи, но годом позже все его опасения оправдались, причем, к сожалению для всех нас, самым худшим образом.)

Что же касалось поведения Ульрика и Мартина (последний, правда, своей линии поведения не имел, а просто целиком находился под влиянием ульриковских военно-революционных идей), то, с одной стороны, оно было естественным для ребят их возраста и житейского опыта. Им хотелось быть руководимыми в прямом смысле этого слова, чтобы каждый их шаг и каждое действие в этой экспедиции и, как им хотелось надеяться, в последующей были предначертаны и утверждены предводителем. Ни шага в сторону, и никаких, упаси Боже, компромиссов!

С другой стороны, они не видели да и не чувствовали той спокойной, порой похожей на безразличие житейской мудрости Уилла, которая позволила ему организовать и провести целый ряд выдающихся экспедиций. Не стоило забывать, что судьба и этой экспедиции, собственно, целиком зависела от него, предводителя. Безусловно, у Уилла были недостатки и немалые, но кто же их не имеет?

Самое главное – окончательный баланс содеянного, а у Уилла, по моему глубокому убеждению, он был положительным, во всяком случае, пока! Поэтому в наметившемся противостоянии я был солидарен с Уиллом. Так мы и шли рядом, думая каждый о своем и, как можно догадаться, о нашем с ним общем.

Река тем временем вырвалась из каменных теснин каньона, и мы вышли на обширное пространство совершенно открытого чистого, бесснежного льда. Ветер свистал изо всех сил и, казалось, из всех углов. Нам стоило больших трудов балансировать на лыжах и удерживать на курсе наши нарты, которые несло так, как может нести при очень сильном ветре не очень тяжелый предмет, стоящий на лыжах, по ровной поверхности совершенно гладкого и очень скользкого льда. Казалось, расставь мы руки – и никакого паруса не надо, докатим прямо до Палотака, причем очень скоро.

Наши собаки шли последними, и это вызывало определенные проблемы. Видя перед собой убегающих товарищей и не чувствуя привычной и обрыдлой тяжести нарт на своих постромках, собаки наши неслись невзирая на все наши предостерегающие крики и попытки придать движению управляемый и контролируемый характер. Особенно тяжело было на поворотах, когда мы проходили каменистые отмели. Наш вожак постоянно срезал углы, в результате чего наши нарты выносило на камни. Пару раз мы с Уиллом вылетали на полном скаку с голого льда на голые камни. При этом наши лыжи и полозья наших нарт подвергались самому серьезному испытанию на этаком созданном природой вибростенде.

Как обычно случалось в критические моменты, предводитель проснулся и самым энергичным образом попытался вмешаться в процесс. Под его страшные крики и отборную, изысканную оксфордовскую матерщину мне приходилось отскакивать в сторону, призывая ополоумевших собак вернуться на более или менее скользкую поверхность. В то же время надо было следить за тем, чтобы лапы их не заплелись винтом на этой самой скользкой поверхности.

Вся эта гонка, напоминавшая порой Гранп-При Канады в классе Формулы 1, продолжалась довольно долго. Нам уж стало казаться, что так будет до самого Палотака, но в конце концов мы выкатились на некое подобие поймы, покрытой черным, уже осевшим и рыхлым снегом местами даже с проплешинами песка. Ничего лучшего и придумать было нельзя для экстренного торможения набравших космическую скорость нарт.

Однако, когда мы благополучно остановились, немедленно и естественно возник вопрос, а что же дальше? Палотака как не было, так и нет, надо было найти подходящий вариант дальнейшего движения. Мы уже начали было с сожалением вспоминать наше лихое и стремительное скольжение по льду реки, но, не дав нашей ностальгии развиться непозволительным для настоящих путешественников образом, Ульрик, наш неугомонный Ульрик, взявший на себя при явном попустительстве предводителя роль лидера экспедиции, забрался на хребет и, представьте, разглядел некий просвет, суливший сносные условия движения. В этом направлении мы и отправились.

Наше победоносное поначалу движение длилось, увы, недолго. Внезапно шедший впереди Ульрик остановился. Часы показывали половину шестого – наше обычное время для постановки вечернего лагеря.

Я подкатил к Ульрику с вопросом, почему стоим. Ульрик ответил вопросом на вопрос: «Ну, что, пойдем