Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фаэтон Рамазана стоял наготове.
Ана-ханум подтолкнула зазевавшегося Балу. Тот встрепенулся и стал повязывать поясницу Баджи платком.
— Дай бог тебе стать матерью семи сыновей! — пропищат он что было мочи: он считал себя главным участником события.
Шамси сиял от умиления: ну и умница у него сын! Шамси вообще в этот день был прекрасно настроен: слово, данное у гроба Дадаша, он сдержал и при этом неплохо заработал. Теперь, если даже освободят племянничка, беды большой не случится: пусть бежит девчонка куда хочет — ему-то что? — на то у девчонки есть муж, чтобы ее стеречь!
— Прощай! — добродушно сказал он Баджи и сунул ей в руку золотой — один из многих, что получил от Теймура.
— Спасибо, дядя, — молвила Баджи, опуская глаза, и завязала монету в уголок шелкового платка.
Наступило молчание.
— Дай я тебя на прощанье обниму… — сказала Ругя, вздохнув.
— Спасибо…
Ана-ханум не выдержала.
— Дай уж и я тебя обниму, — проворчала она. — Ведь матери у тебя нет…
Фатьма тоже ткнулась в плечо Баджи своим длинным носом.
— Ты чего сырость разводишь? — накинулась вдруг Ана-ханум на Ругя, заметив у той слезы в глазах.
Но Ругя тоже увидела слезы в глазах Ана-ханум и ничего не ответила. Эх, женская доля!..
Теймур направился к фаэтону.
«Жена должна подчиняться мужу!..» — Опустив голову, Баджи поспешила вслед за Теймуром.
— А зеркало? Зеркало-то позабыли! — засуетилась вдруг Ана-ханум.
— У Рамазана есть зеркало за облучком, — буркнул Теймур не оборачиваясь.
Рамазан поднял вожжи. Кони дрогнули и понеслись. Сердце Баджи тревожно сжалось.
Три года назад привез ее сюда Таги на арбе. Три года прожила она в Крепости, в доме дяди. И вот Теймур, ее муж, увозит ее в лакированном фаэтоне, с гранеными фонарями, сверкающими на солнце, с зеркальцем за облучком… Скоро ль увидит она Юнуса на свободе? Что скажет он, узнав, кто ее муж? Что ждет ее впереди?..
— Ты теперь моя, красавица! — шептал Теймур, наклоняясь к Баджи, дыша ей в лицо вином.
Фаэтон подкатил к дому Теймура. Перед тем как сойти, Баджи приоткрыла чадру и заглянула в зеркальце за облучком, лицо ее было бледно, ресницы дрожали.
Часть шестая
Перед рассветом
Первые дни
Теймур еще спит — он вчера много выпил, но Баджи, по привычке, проснулась рано.
Вставать ей, впрочем, незачем — далек дом дяди с его домочадцами, которым нужно было прислуживать с самого раннего утра. Теперь она сама хозяйка! В доме у нее есть спальня, комната для гостей, стеклянная галерея. Теперь она может понежиться на широкой перине сколько захочет, помечтать.
И все же…
Баджи рассматривает Теймура. Его смуглое лицо слегка опухло, волосы всклокочены. Женщины как будто находят его красивым. Нет! Не о таком муже она мечтала! Но он, по воле злой судьбы, ее муж, и теперь она обязана его любить.
Что такое любовь?
Баджи вспоминает разговоры на женской половине. Ана-ханум, например, утверждала, что любит Шамси, и в знак любви ублажала его вкусными блюдами. Ругя под словом любовь понимала нечто совсем иное: виделся ей в ее мечтах батырь вроде Кер-оглы — смелый, красивый, с доброй душой. Фатьма, однажды разоткровенничавшись, призналась, что, вероятно, любит Хабибуллу, потому что смущается и краснеет, едва завидит его. Что же такое любить? Готовить мужу вкусные блюда? Быть верной спутницей жизни такого батыря, как Кер-оглы? Или смущаться, краснеть при виде мужчины? Или, может быть, любить — это так, как любила черкешенка?
Что же, в конце концов, значит любовь?..
— Мало ты меня любишь, — жалуется Теймур.
— Буду тебя любить, если выполнишь обещание и спасешь брата! — отвечает Баджи.
Теймур хмурится: дался ей этот брат!
Но Баджи настойчива. Теймур уже успел в этом убедиться. Он смотрит на ее красивое лицо, стройный стан. Взгляд его затуманивается… Он, пожалуй, в самом деле любит эту девчонку и готов выполнять ее прихоти. Черт с ним, в конце концов, с ее братом, придется его освободить!.. Теймуру это, впрочем, не представляется сложным: тюрьмы, особенно после майской стачки, переполнены, и арестованных рабочих охотно отпускают «на поруки» всяким темным людям, предоставляя им право самим творить суд и расправу.
— Пусть я умру, если не освобожу! — восклицает Теймур, обнимая Баджи.
Часто к Теймуру приходят друзья. Один из них — обросший, черный — Кара, другой — рыжий — армянин Калантар. Папахи у обоих обычно надвинуты на самый лоб, из-под пиджака выглядывает кинжал или револьвер. Эти люди ходят тяжелой, переваливающейся походкой, долженствующей свидетельствовать об их силе, у обоих низкие, хриплые голоса.
Особенно близок Теймур с Рамазаном — тот для него не только фаэтонщик, но участник некоторых негласных дел и собутыльник. Друзья часто играют в карты, в шашки, в «три альчика».
— Какой ты везучий, Теймур! — не то с досадой, не то с восхищением говорит Рамазан, проигрывая. — Тебе в игре везет и… в другом! — Он кивает на дверь, ведущую в комнату Баджи.
Слова Рамазана льстят Теймуру, и он самодовольно улыбается: да, он умеет жить! Теймуру хочется похвастать своей юной, красивой женой. В нем борются тщеславие и ревность, и тщеславие в конце концов побеждает.
— Эй, Баджи! — громко зовет Теймур.
Накинув чадру, Баджи входит в комнату для гостей. Рамазан стремится поймать ее взгляд. В прошлом фаэтонщик был красив, и хотя ему сейчас за пятьдесят, оп до сих пор считает себя сердцеедом. Он фабрит свои седеющие усы — потому-то они у него такие черные и блестящие.
— Бери! — говорит Теймур жене, кивая на кучку выигранных денег.
«Как много!..»
Баджи неуверенно берет с края стола две монеты.
— Бери сколько хочешь! — восклицает Теймур.
«Ну что ж…»
Баджи подставляет к столу край чадры и аккуратно сгребает все деньги. Теймур в восторге: вот какая у него жена! Да, он умеет жить!
Баджи поспешно уносит подарок в спальню, прячет глубоко под перину, в один из тайников. Пригодятся! От природы Баджи щедра, ей ничего не стоит отдать последний грош, но все вокруг неизменно твердят, что деньги нужно прятать и копить. Что ж, так поступала она в Черном городе с первых лет своей жизни, когда отец дважды в год — в новруз и на курбан-байрам — дарил ей по копейке. В доме Шамси привычка укоренилась: там каждый прятал и копил свое добро, — если и не заберут, то уж во всяком случае завистники перещупают, пересчитают и сглазят.
И добра у Баджи становится все больше:
