Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Был погожий майский день. Хотя работа не производилась, апшеронцы высыпали на территорию промысла и с недружелюбным любопытством разглядывали пришедших на их рабочие места чужих людей. Странный говор, непонятная речь, непривычные глазу смешные короткие штаны… И все же было в этих людях что-то такое, что сближало их с апшеронцами и возбуждало даже нечто вроде сочувствия и симпатии: они, эти рабочие люди в хаки, приведены сюда помимо их воли и вряд ли до конца понимают ту роль, которую хотят заставить их здесь сыграть; они, эти люди в хаки, еще в цепях старого мира, между тем как апшеронцы вкусили уже радость свободы в дни Коммуны, незабываемой ни на миг и сейчас… Некоторые из апшеронцев, жестикулируя и пересмеиваясь, завязывали с англичанами односложные беседы. Никто не верил, что солдаты смогут заменить нефтяников.
Не верили в это и офицер и инженер Кулль, хотя последний старательно вычерчивал на листке, вырванном из записной книжки, схему желоночной эксплуатации — для офицера. Кулль находился среди двух огней; с одной стороны, необходимо было предстать перед владельцем «Апшерона» верным служакой, стремящимся наладить работу; с другой стороны, необходимо было дать понять рабочим, что он, инженер Кулль, поступает так не по своей доброй воле, а под давлением владельца промысла, по приказу мусаватского правительства и англичан. Нелегкая это была задача даже для такого опытного человека, как Кулль! Одно служило ему утешением — английский язык: приятно было поболтать с офицером и вспомнить дни в далеком штате Уайоминг.
Кулль повел офицера и группу солдат в одну из буровых, стал объяснять, как тартают.
Юнус вспомнил: вот так же, три с лишним года назад, когда он впервые пришел на «Апшерон», объясняли это и ему.
Кулль сам полез в тартальную будку. Пустая желонка плавно скользнула в скважину и спустя некоторое время, наполнившись нефтью, так же плавно выскользнула на свет. Клапан желонки коснулся заслонки, и густая буро-зеленая нефть, смешанная с грязью, тяжело потекла по стоку в тартальный чан.
Вслед за Куллем решительно, но неуклюже полез в тартальную будку и офицер — подать солдатам пример. У офицера желонка резко рванулась и устремилась вглубь скважины. Канат судорожно дрожал, и казалось, вот-вот оборвется. Но случилось иное — канат вдруг неожиданно остановился. Так и есть; желонка застряла в почве!
При подъеме желонки офицера снова постигла неудача: он проглядел момент, когда желонка вынырнула из скважины и, с силой рванувшись вверх, едва не перелетела через шкив, обдав всех тяжелыми брызгами нефти и грязи. Англичане зачертыхались: ну и работу дало им командование! Апшеронцы, напротив, удовлетворенно посмеивались: так вам и надо, англичанам, чтоб не совали свой нос куда не следует!..
Тщетно пытались непрошеные гости наладить работу и в других буровых.
Солдатам не удавалось приспособиться к работе: регулировать спуск и подъем желонки оказалось не так просто, как это представлялось с первого взгляда, — требовался навык. Многие и сами не слишком стремились освоить работу. Так или иначе, дело не клеилось, и до конца дня большинство буровых оставалось в бездействии. Впрочем, даже и там, где с грехом пополам удавалось наладить спуск и подъем желонки, поднятая на поверхность нефть нередко расплескивалась, и в результате дно отстоечных чанов едва покрылось тонким слоем нефти и нефтяной грязи. Усталые, недовольные, измазанные топтались солдаты подле буровых, тщетно пытаясь очистить свою одежду и обувь.
Арам решил, что наступило время действовать.
— Раздай-ка по десяточку брошюрок и листовок нашим людям, а они пусть раздадут солдатам! — сказал он тоном, каким командир отдает приказание открыть огонь.
Арам оживился. Лицо его помолодело. Трубка задорно попыхивала в углу рта. Казалось, вернулись славные дни Коммуны, когда он хозяйничал в промыслово-заводском комитете.
Юнус роздал брошюры и листовки тем, кого Арам называл «нашими людьми», не обошел при этом и ардебильца и кирмакинца. Себе же для раздачи оставил десятка два — справится! Спустя час в руке или в кармане каждого солдата оказались брошюры и листовки.
Солдаты читали их почти без оглядки на офицера — не те времена! Впрочем, и сам офицер делал вид, что ничего не замечает: правда, он заодно с командованием, против большевистской агитации, но еще с первого мая, когда подобные листовки стали проникать в казармы, ему стало ясно, что с этим бороться не так просто не арестовать же всех английских солдат, которые находятся сейчас в Баку! И, наконец, он не MP, не военная полиция, чтоб заниматься подобными делами, а RE — «королевские инженеры».
Солдаты топтались на месте, переговаривались вполголоса, хмурились. Замещать бастующих нефтяников? Они не штрейкбрехеры, а честные английские горняки! Если рабочий люд Баку бастует, значит есть у него на это серьезные причины: зря рабочий человек работу не бросает. Что же до них самих, до англичан, то в самом деле справедливо говорится в этих брошюрах и листовках: хватит с них четырех лет войны, незачем им враждовать с такими же рабочими, как они сами! Пора, пора в Англию, домой!..
Нашелся солдат, немного говоривший по-русски, и завязалась между англичанами-горняками и апшеронцами-нефтяниками беседа. Дошло до того, что англичане стали предлагать апшеронцам на память подарки: один вытащил из кармана старинную английскую монету, другой отклеил от конверта несколько английских почтовых марок, третий расстался со своим самодельным браслетом. Не остались в долгу и апшеронцы — тартальщик-ардебилец, уж на что дела были плохи, не поскупился подарить англичанам две иранские монеты; кирмакинец, расщедрившись, подарил цветные шерстяные носки; Арам и сержант-рудокоп обменялись трубками.
Всем стало ясно, что попытка заменить апшеронцев солдатами провалилась. Стало это ясно и офицеру и инженеру Куллю. Потолковав напоследок с Куллем о пагубном падении дисциплины, офицер отдал приказ покинуть промысел. Усталые, измазанные, но вместе с тем веселые, солдаты покинули «Апшерон», с тем чтобы больше сюда не возвращаться.
Так же обстояло дело с заменой рабочих солдатами-горняками и на других нефтепромыслах.
Тогда английское командование совместно с мусаватским правительством стало подавлять стачку силой.
Закрыли печатный орган стачечного комитета, и листовки комитета на стенах домов и на заборах заклеили объявлениями командующего английскими войсками в Закавказье.
В них говорилось:
«Всякое лицо, которое совершит или попытается совершить действие, враждебное английским или союзным силам или какому-нибудь представителю этих сил, будет предано военному суду и покарано смертной казнью».
И вслед за тем начались массовые обыски и
