Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг

себе, мулла, его мясо, а мне возврати кожу да кости». Но я ответил отцу, что дети — это деревья нашего сада и что нет нужды подпирать палкой неискривленные. Я верил, ты будешь стройной пальмой…

— Ты поспешил, мулла! — вставил Юнус с усмешкой. — Не пальмой вырос я в твоих глазах, а кривой верблюжьей колючкой!

— И я делал добро твоему отцу, и учил тебя, как родного сына, и ни разу тебя не ударил… — продолжал Абдул-Фатах, но Юнус его прервал:

— Уж лучше б ты бил меня, да только б учил чему следует, а не молитвам и намазам!

Гости зашумели, заволновались. Некоторые встали.

— Безбожник!

— Большевик проклятый!

— Зачем он пришел сюда?

— Выгнать его нужно отсюда!

И опять один лишь Абдул-Фатах оставался с виду спокоен, и только лицо его выражало огорчение и обиду. Движением руки он восстановил тишину.

— Меня, старика, ты можешь оскорблять, сколько позволит тебе твоя совесть, — сказал он с подчеркнутой кротостью, но когда речь идет о религии…

Юнус встал.

Тебе религия нужна, чтоб грабить связанный народ!

Как блеск бандитского ножа, она страшна, святой отец!

И если б денег никогда ты за молитвы не взимал,

Ты б плюнул на свои труды, на все сполна, святой отец! —

снова прочел он строки Сабира.

Это было слишком!

Абдул-Фатах закрыл лицо руками. Все повскакали с мест, готовые броситься на Юнуса, избить его, растоптать. Гости вопрошающе поглядывали на хозяина — за ним было слово.

Шамси был в смятении… Так испортить светлый праздник новруз, на который истрачено столько денег, возложено столько надежд! Опозорить на всю Крепость! Откуда взялись у простака Дадаша такие подлые дети?.. Шамси подошел к Юнусу.

— Ты знаешь наш старый обычай гостеприимства… — начал он хмуро, сдерживая гнев. — И хотя ты уже не раз оскорблял меня, я пригласил тебя сегодня разделить с нами трапезу. Ты ел мой хлеб и вот в благодарность стал оскорблять моих родственников и гостей, и моего лучшего друга, достойного муллу хаджи Абдул-Фатаха. Но тебе и этого показалось мало, ты стал поносить нашу святую веру… — Шамси вдруг вспомнил об истраченных деньгах и, дав волю гневу, затопал ногами и закричал: — Уйди отсюда, говорю я тебе, и никогда больше в моем доме не появляйся! Тебя здесь никто не ждет!

— Нет, ждут! — сказал Юнус с силой. — Моя сестра!

Шамси нанес решительный удар:

— После того, что ты сейчас натворил, забудь о твоей сестре навсегда!

Мысли закружились в голове Юнуса. Что он наделал? Неужели он потерял Баджи? Мелькнуло: может быть, пойти на попятный, даже просить прощения?.. Ради сестры брат готов был сейчас на многое. Но видя ярость Шамси, слыша злобный шепот гостей, Юнус понял, что сейчас уже ничто не поможет. Он повернулся и, не прощаясь, вышел.

Шамси пошел вслед за ним: мало ли что может натворить этот разбойник!

Спускаясь по лестнице, Юнус увидел Баджи в окне галереи. Прильнув лицом к стеклу, она торопливо говорила что-то. Юнус остановился в нерешительности. А что, если все же забрать отсюда Баджи силой? Он повернулся, быстро взбежал наверх.

— Люди добрые! — завопил Шамси. — Грабят!

Гости поспешили на помощь. Они заполнили узенькую лестницу и галерею, преграждая Юнусу путь, готовые защищать своего друга.

Юнус понял, что ему их не одолеть.

— Ни одна свеча до утра не горит! — воскликнул он, снова спускаясь по лестнице. — Придет и для нас светлый праздник! — крикнул он снизу и погрозил хозяину и гостям кулаком.

Вывоз нефти

Поток бакинской нефти, ранее устремлявшийся на север, в Россию, с приходом к власти мусаватистов и особенно с появлением англичан насильственно повернут был на запад и на юг.

Зацокали нефть и керосин в трубах, тянущихся через все Закавказье к Черному морю, один за другим поползли туда грузные составы поездов с цистернами, наполненными нефтью и нефтепродуктами; одно за другим отплывали из Бакинской бухты в Персию нефтеналивные суда.

Па промыслах и на заводах вопрос о вывозе нефти вызвал оживленные разговоры.

— Дали мы обещание делегатам-питерцам из Совнархоза вывозить нефть в Советскую Россию, а завладели нефтью английские капиталисты, враги России, — говорили рабочие.

— А много ль эти шайтаны английские вывозят? — спросил однажды старик кирмакинец.

— Много, старик, много… — вздохнув, ответил Арам. — Есть слух, что в ближайшие дни выйдет распоряжение о вывозе полумиллиона пудов.

— Полумиллиона?.. Это сколько же будет?

— Пятьсот тысяч.

— Пятьсот тысяч! — ахнул старик.

— Да… Разгулялись аппетиты гостей.

— Пятьсот тысяч!.. — не мог успокоиться старик. — Да зачем им столько?

— Снабжают свой флот в Средиземном море, — есть такое море, захваченное ими в свои руки.

— Своей нефти у этих англичан нет, что ли?

— Есть, и немало! Да только глаза у них зарятся на чужое. Взяли они всю нашу нефть под свой контроль, организовали здесь «Британскую нефтяную администрацию»… — Арам помедлил и с волнением произнес: — Вспомните, товарищи, прошлое лето, когда у нас был свой Совет Народного Хозяйства во главе с Иваном Тимофеевичем…

Тень легла на лица присутствующих: еще в начале года стало известно о кровавой злодейской расправе, учиненной англичанами в закаспийских песках над двадцатью шестью бакинскими комиссарами. Невозможно было поверить, что Ивана Тимофеевича — Вани, Ванечки Фиолетова, как его все попросту звали на промыслах, уже нет в живых… Нет в живых и Степана Шаумяна, Алеши Джапаридзе, Мешади Азизбекова…

Со всех сторон послышалось:

— Будь они прокляты, эти английские убийцы!

— Уже второй раз на нашу беду приходят они в Баку!

— Они, говорят, даже нефтепромышленников не слишком жалуют — обложили вывоз такой большой пошлиной, что разлюбезные наши хозяева от непривычки раскошеливаться застонали во всю ширь глоток!

— Мне такое пение по душе, — вставил кирмакинец.

— Я сам ничего против него не имею, — заметил Арам, — да только дело в том, что отзывается это пение в конце концов на рабочей шкуре!..

Разговорами дело не ограничилось.

Зная, какую острую нужду испытывает Красная Армия в горючем, бакинские большевики развернули борьбу за снабжение Советской республики нефтью. Стремясь избавиться от нефтяной блокады, организованной интервентами, бакинцы-рабочие потребовали вывоза нефти в Астрахань. Англичане и мусаватисты, разумеется, отказались. В ответ Рабочая конференция объявила всеобщую стачку.

Остановились в буровых тартальные барабаны, перестала цокать нефть в трубах, погас огонь в топках нефтеперегонных заводов, утих стук в подсобных механических мастерских. В порту опустели пароходные трюмы, кочегарки, машинные отделения. В доках клепальщики отбросили в сторону клепки и молотки, подъемные краны замерли, вытянув шеи. На пристанях