Большая семья - Филипп Иванович Наседкин

Груня опять улыбнулась одними глазами и подала Арсею почту: газеты и письма. На многих конвертах стояли обратные адреса: номер полевой почты.

Арсей разорвал письмо, адресованное ему. Писала Вера Обухова. Она сообщала о своем здоровье, которое постепенно улучшалось, и собиралась скоро вернуться в Зеленую Балку. «Я очень соскучилась, — читал Арсей, — и по деревне, и по родным своим, и по друзьям-товарищам, и по тебе, дорогой Арсей…» В конверт была вложена открытка. Вся в белом, в широкополой соломенной шляпе, с доброй улыбкой на пополневшем и загоревшем лице Вера стояла у невысокого барьера. В руке у нее была какая-то толстая книга. А позади, за чугунным барьером, было видно казавшееся бесконечным Черное море. На оборотной стороне фотокарточки было торопливо написано: «Моему самому лучшему другу Арсею. В е р а».

Арсей спрятал письмо в боковой карман. Распрощавшись с Груней, он отправился в сельсовет. Лукьянов и Улыбкин — председатель колхоза «Знамя труда» — были уже там и разговаривали с председателем сельсовета Мироновым. Миронов был давно болен астмой — он держался за грудь и тяжело дышал. Кудряшов сидел за своим столом и что-то быстро и сосредоточенно писал.

— Здравствуй, Арсей Васильич! — сказал председатель сельсовета. — Здравствуй, дорогой. Садись, пожалуйста, вот сюда садись.

Арсей поздоровался с руководителями соседних колхозов, сел на табуретку рядом с Мироновым.

— А ты что-то, Ефим Гордеич, неважнецки выглядишь, — сказал Арсей, пристально глядя в лицо председателя сельсовета. — Захворал, что ли?

Миронов безнадежно махнул рукой.

— Одно мучение, — сказал он, прерывая речь частыми вздохами. — Совсем замаялся… Только и живу, что уколами. Видно, скоро конец… — Он обернулся к секретарю сельсовета Кудряшову. — Валентин Владимирович, ты скоро?

— Я готов, — сказал Кудряшов, промокая исписанный лист бумаги. — Можно начинать.

Слово было предоставлено Лукьянову. Он заговорил об уборке урожая в колхозе «Борьба». Хлеб уродился хороший. Сто тридцать пудов на гектар вкруговую ожидают колхозники. К уборке такого урожая люди готовятся с радостью, как к великому трудовому празднику. План, утвержденный общим собранием, доведен до каждого звена, а в звене — до каждого колхозника и колхозницы. Все знают, что им предстоит делать. Лукьянов говорил медленно, глядя поочередно на собравшихся. Чувствовалось, что он был уверен в успехе своего дела. Лишь изредка, чтобы назвать какую-нибудь цифру, он заглядывал в блокнот, лежавший перед ним на столе.

Спокойствие Лукьянова волновало Арсея. Нелегко придется Зеленой Балке в этом соревновании — в неравной борьбе. Но эта мысль лишь минуту владела Арсеем: он отогнал ее прочь и с еще большим напряжением стал вслушиваться в размеренную речь председателя колхоза «Борьба». Хотелось по голосу, по взгляду, по выражению лица угадать, беспокоит ли что-нибудь Лукьянова. Но он, должно быть, умел скрывать свои мысли. Или, может быть, в самом деле у них, у соседей, все так хорошо, так благополучно, что не о чем тревожиться?

— Вы проводили проверку уборочного инвентаря, Николай Никитыч? — перебив Лукьянова, спросил Миронов. — Проверку после ремонта?

— Да, проводили, — ответил Лукьянов. — У нас уже был генеральный смотр.

— Ну и как?

— Все в порядке.

— Жнейки все отремонтированы?

— Все.

— Все до одной?

— Все до одной. А что? — спросил Лукьянов, не понимая, почему так настойчиво спрашивает об этом председатель сельсовета.

— А лишние жнейки есть? — продолжал Миронов, не ответив.

Лукьянов подумал.

— Нет, лишних нету, — сказал он. — Мы рассчитали так, что все как раз, в обрез.

— Вы неправильно рассчитали, — сказал Миронов.

— В чем же неправильно, Ефим Гордеич? — удивленно спросил председатель колхоза «Борьба».

— А вот слушай, — сказал Миронов и глубоко вздохнул. — Вы берете норму, понимаешь? И на норму равняетесь, а надо равняться на большее — на перевыполнение.

— Как же так — равняться на перевыполнение? — еще более удивился Лукьянов.

— Очень просто, — спокойно ответил Миронов. — Ты назови мне хоть один год, когда бы наши люди, степновские колхозники, не перевыполняли нормы на уборке. Ни одного такого года нет и не будет. Всегда больше давали, чем планировали. И это правильно. Так будет и теперь. А кроме того, ты планируешь только день, а работать будут и ночью. Непременно будут прихватывать и ночку.

— Но зато я не планирую простои, — возразил Лукьянов.

— Это какие такие простои? — сердито спросил председатель сельсовета.

— Какие бывают… Ну, например, в дождливую погоду.

Миронов рассмеялся и закашлялся, весь побагровев. Арсею тяжело было смотреть на председателя.

Он принес кружку воды, но Миронов отстранил ее нетерпеливым жестом.

Наконец Миронов откашлялся, вытер вспотевшее лицо, отдышался.

— Надо две жнейки отдать Зеленой Балке, — сказал он: — На время уборки.

— То-есть как это отдать? — изумился Лукьянов. — А мы что будем делать?

Миронов не сразу ответил: он все еще дышал с трудом.

— А вы, Николай Никитыч, пересмотрите свой план, все расчеты и уплотнитесь. Хорошенько уплотнитесь — иначе сейчас нельзя. Каждую машину сейчас надо загрузить до предела.

— Хорошо, — сказал Лукьянов, — допустим, ты, Ефим Гордеич, прав. Допустим, мы дадим две жнейки Зеленой Балке. Но что ж это получается? Мы же с Зеленой Балкой соревнуемся. И выходит — сами же помогать будем себя победить? Так, что ли?

Последние слова обидели Арсея.

— Пожалуйста, не давайте, — вмешался он. — Мы и не просим у вас. И обойдемся.

— Постойте, — сердито остановил их Миронов. — Вы же не дети, а взрослые люди да еще руководители. Разве вы не знаете, что соревнование потому и занимает такое большое место в нашей жизни, что оно строится на основе взаимного доверия и товарищеской помощи?

Арсей смотрел на одутловатое лицо Миронова и проникался к нему все большим уважением. Арсей впервые познакомился с Мироновым до войны, когда приехал в Степновский сельсовет участковым агрономом. Миронов и тогда был председателем сельсовета. С первого же дня он произвел на Арсея впечатление рассудительного и знающего свое дело человека. Тогда же Арсей узнал,