Политические сочинения. Том II. Социальная статика - Герберт Спенсер

поступать именно таким образом. Ограждение, доставляемое народом в качестве корпорации каждому из своих членов, связано с известными условиями. Гражданин должен платить свою долю издержек, должен отправлять известные политические обязанности и жить в определенных географических пределах известной территории. Если гражданин отправляется в другое место, то нужно предполагать, что он сообразил, с одной стороны, все выгоды эмиграции, а с другой – все невыгоды, сопряженные с лишением гражданства, и он нашел перевес на стороне преимуществ, ожидающих его при перемене места. Во всяком случае, он не может доказать, что общество, отказываясь посылать своих служителей к антиподам для его охранения, нарушает признанный или предполагаемый контракт.

Сверх того, так называемое колониальное управление невозможно без нарушения прав колонистов. Если переселенцы, как это обыкновенно бывает, управляются властями, посланными из метрополии, то закон равной свободы нарушается этим точно так же, как и всяким автократическим правлением. Если им предоставляется управлять своими делами по собственному усмотрению, а за метрополией остается только право вето, то этим все же не устанавливается справедливости, так как члены старой общины будут в этом случае иметь более свободы, чем члены новой. Если, наконец, новая община управляется точно так же самостоятельно, как и старая, то она фактически перестает быть колонией и превращается в отдельную нацию. Только в одном случае возможно законодательное единство между метрополией и колонией без нарушения закона, а именно: если они составят одно государство и с каждой стороны посылаются представители в одно общее собрание для управления целым. С теоретической точки зрения такое устройство будет совершенно справедливо, оно даже нашло себе применение во Франции, а все-таки его неполитичность слишком очевидна для того, чтобы обратить на него серьезное внимание. Предположить, чтобы Англия писала законы для народа, живущего в Австралии, на мысе Доброй Надежды, в Новой Зеландии, в Канаде, на Ямайке и т. д., и чтобы эти местности, в свою очередь, давали законы для Англии и друг друга – это так же практично, как предложение, чтобы мясник наблюдал за правильной сортировкой у торговца сукном, чтобы продавец сукна составил прейскурант для торговца пряностями, а этот последний давал бы наставление булочнику, как печь хлеб.

Итак, невозможно допустить политической связи между метрополией и колониями, именно вот почему: в том виде, в каком она обыкновенно поддерживается, подобная связь неизбежно нарушает права членов обеих общин, справедливость же может быть восстановлена не иначе, как с помощью учреждения, невыполнимого до нелепости.

§ 2. Папа Александр VI с крайней бесцеремонностью разделил неизвестные страны земли между испанцами и португальцами. Испанцам он подарил все открытые и неоткрытые земли идолопоклонников, которые лежат на запад от известного меридиана, проведенного через Атлантический океан; португальцам – все, что лежит на восток. Королева Елизавета также, очевидно, не считала нужным особенно церемониться, уполномочивая сэра Хэмфри Джилберта на «открытие и завладение отдаленными идолопоклонническими странами и в прилегающих к ним морях». Не менее бесцеремонности обнаружил и Карл II, когда дал Винтропу, Мейсону и другим власть «убивать, резать и уничтожать всеми удобными путями, всякими мерами и способами всех и каждого, как отдельное лицо, так и многих лиц, которые бы впредь покусились или предприняли что-либо, клонящееся к разрушению, захвату или вреду предположенных в Коннектикуте колоний или к беспокойству жителей». Все экспедиции с колонизационной целью до настоящего времени сохраняли отвратительное сходство с образом действия морских разбойников. Сюда принадлежат все захваты в Америке, французские приобретения в Алжире и Таити, английские завоевания в Синди и Пенджабе[92]. Эти бессовестные поступки сопровождались, однако, как это обыкновенно бывает, заслуженным возмездием. Ненасытная жадность, слепая страсть хватать все, до чего достают руки, породили крайне ложные убеждения и доводили народы до гибельных поступков. «Богатство людей измеряется количеством владеемой ими земли, – рассуждали политики, – увеличение поземельного владения очевидно равняется увеличению богатства. Следовательно, что же может быть яснее? Всякое приобретение новой территории выгодно для народа». Введенные в заблуждение такой аналогией и пришпориваемые страстью к приобретению, мы захватывали одну провинцию за другой, не обращая никакого внимания на постоянные потери, которыми все это сопровождалось. Действительно, очень трудно было себе представить, чтобы из этого могли происходить потери. Прибавка в какой-нибудь вещи должна обогащать – это кажется каждому до того очевидной истиной, что людям никогда не приходило в голову спросить себя, какой окажется результат, если прибавленная величина будет отрицательная. Даже теперь, когда обществом начинает овладевать сомнение, инстинктивное стремление не оставлять уже захваченного так сильно, что оно не допускает изменения в политике. В настоящем своем положении мы похожи на ту обезьяну, про которую рассказывается в басне: эта почтенная дама запустила руку в кувшин с плодами и захватила столько, что не могла вытащить руку обратно; она, однако же, и не думала оставить захваченного и должна была таскать кувшин за собой. Скоро ли мы достигнем чего-нибудь получше такой обезьяньей мудрости? К счастью, прежний дух пиратства начинает в нас ослабевать. Завоевание не прославляется более, как это было прежде, и мы перестаем смотреть на него как на средство для национального возвеличения. Приобретение новых территорий в Индии считалось злополучной необходимостью и опечалило всех. Опыт учит нас, что отдаленные владения суть тягость, а не приобретение. Прежняя побудительная причина к государственной колонизации, ненасытная страсть к новым завоеваниям скоро будет разрушена убеждением, что политика захвата новых территорий есть политика настолько же дурная, насколько и несправедливая.

§ 3. Воровские наклонности составляли истинную побудительную причину всех колонизационных набегов, начиная Кортесом и Писарро и до наших дней. Обыкновенно они прикрывались каким-нибудь звучным именем, маскировались блестящей ложью и в глазах людей принимали даже величественный вид – до того искусно их украшали грандиозностью цели; целью же выставлялось обыкновенно распространение религии или развитие торговли. В наше время в особенности любили прибегать к последнему предлогу. Открытие новых рынков – такова была цель, о которой люди громко заявляли друг другу. И в самом деле, после «расширения пределов государства» колониальное законодательство более всего руководствовалось такой целью. Оценим этот взгляд законодателей.

Святые люди, которыми так изобиловали средние века, кажется, находили особенное наслаждение в том, чтобы показывать свои сверхъестественные силы при самых ничтожных случаях. Обыкновенный их подвиг состоял в удлинении бревен, которые при постройке церквей сделаны были плотником слишком короткими. Некоторые имели обыкновение призывать огонь с неба для того, чтобы засветить свечи. За неимением места, куда бы положить свое платье, один святой превратил луч солнца в вешалку. Про святого Колумбана рассказывают, что он чудесным образом удалил червей от своей капусты. Эти примеры великих мер, употребляемых для достижения