Рассказы и повести - Виктория Токарева

Николай выскочил во двор. Лялька за ним.

Девочки стояли жалкие, в одних трусиках и лифчиках. Жались к стене сарая.

Лялька всхлипнула.

На шум появился дед.

- Чего случилось-то? - спросил дед Егор.

- Из дома ни на шаг! В сарай! - Николай выкинул руку полководческим жестом.

- Чего это я в сарай пойду? - огрызнулась Танька. - Что я, корова?

- Ты как с отцом разговариваешь?!

Николай подошел к дочери и влепил Таньке затрещину Вероника завизжала, будто ее режут.

Против дома стали останавливаться любопытные.

- Ты чего это разорался? - спокойно спросил дел Егор.

- А ты не лезь! - приказал Николай. - Развел демократию! Вот тебе результат!

Дед подумал и врезал Николаю по шее, да так, что тот пробежал вперед несколько шагов.

И самое ужасное заключалось в том, что все это видели.

Николай сильно заморгал, чтобы не заплакать. Потом крикнул деду Егору:

- У меня, между прочим, четыре медали и орден за трудовые заслуги!.. А! Делайте, что хотите...

Махнул рукой. Залез в сарай и заперся.

- Ну, вот, - на глазах у Ляльки выступили слезы. - Ушел... Довели человека! - Она зарыдала в голос.

- А ну помолчи, - сказал ей дед Егор.

Лялька послушно затихла.

Во дворе наступило тягостное молчание.

И именно в эту самую неподходящую минуту к дому подошли Мещеряков, Чиж и Мишка.

- День добрый! - бодро приветствовал семью Мещеряков.

- Ой! - ахнули Танька и Вероника и юркнули в дом.

- Егор Иваныч, знакомься! - предложил Мещеряков деду Егору. - Товарищ из телевизора.

- Чиж! - представился Чиж и пожал руку деду Егору, потом Ляльке.

- Давай, Егор, зови Татьяну, - распорядился Мещеряков. - Товарищ народными талантами интересуется.

- Прямо щас, что ли? - спросил Егор.

- А когда же? Человек вон за тыщу километров приехал, а у меня правление через двадцать минут.

- Ну ладно, - согласился сознательный дед Егор. - Танька, давай выходи...

- За что же десять лет? - Мишка подошел к Мещерякову. - Когда летчик цел, и вертолет чуть помялся...

- Какой вертолет? - не понял Мещеряков.

- Ну тот. С тыквой... Сколько дадут?

- Пять, - сбавил Мещеряков.

Из сарая тем временем вышел угрюмый Николай. Из дома - Танька и Вероника. На Таньке было зимнее пальто, застегнутое на все пуговицы, а Вероника - в мужской рубахе с засученными рукавами.

- Михаил, а ты чего стоишь? - сказал дед Егор Мишке. - Тащи гитару! Играть будешь.

- Чего это я буду играть? Это ж самодеятельность.

- Ну и что? - не понял дед.

- А за самодеятельность не платят. Я бесплатно вкалывать не буду. Так что сами пойте. Пока.

Мишка повернулся и пошел.

- Что это с ним случилось? - удивился Мещеряков.

- Ничего с ним не случилось, - спокойно объяснила Танька. - Он всегда такой и был, жлоб несчастный...

Мишка обернулся на оскорбление.

- Иди, иди... - напутствовала Танька. - Без сопливых обойдемся.

И запела звонко, на весь свет:

- "Три месяца лето, три месяца осень, три месяца зима, и вечная весна..."

Птицы замолчали и замерли в одинаковых позах: "Танька поет..."

Травы и колосья привстали на цыпочки и потянулись к солнцу: "Танька поет..."

Коровы на ферме прибавили надой молока. А доярки сидели и слушали, и лица у всех становились похожими.

Уже темнело, когда бабка Маланья вылезла из автобуса.

Мишка отделился от своего мотоцикла, подошел к соседке.

- Садись, - предложил Мишка. - Подвезу до дому.

- О нет! - категорически отказалась старуха. - Я этой технике не доверяю.

- А я тебе подарок приготовил. - Мишка протянул подарок. - Померь.

- Чего это? - не поняла Маланья.

- Куртка. Водонепроницаемая.

Мишка накинул на плечи Маланьи куртку. Она была легкая, на пластмассовой "молнии", простеганная ромбиком.

- Чего это ты? - Маланья просто обомлела от Мишкой щедрости.

- А я подумал: на базаре стоять - то холодно, то дождь... - смущенно оправдывался Мишка.

- А тебе чего? - прямо спросила Маланья.

- А мне ничего не надо, - бескорыстно отказался Мишка.

- Как это "ничего"? - Маланья задумалась. - Вот! Я тебе открытку дам! Японскую! Вот так держишь: в платье. - Маланья показала ладонь. - А так, она чуть повернула ладонь, - одна срамота.

- Не надо, - отказался Мишка.

- Бери, бери, - расщедрилась Маланья. - Мне-то она зачем?

Маланья собралась было идти, но Мишка задержал ее:

- Баба Маланья, у меня к тебе просьба...

- Ну.

- Если тебя спросят: когда ты шла к автобусу, Мишку видела? Говори: не видела. Трактор стоял, а его не было.

- А разве ж я тебя видела? - удивилась Маланья.

- А то нет? - удивился Мишка. - Ты еще спросила: который час, я сказал - три...

- Не помню, - созналась Маланья. - От старость - не радость. А за куртку спасибо.

Маланья повернулась и пошла.

Мишка провожал глазами свою куртку на Маланьиной спине.

- А рукава-то длинные! - крикнул Мишка.

- Это я подошью, - успокоила Маланья.

Танька сидела за швейной машинкой и строчила платье-макси из двух белых скатертей. Перед ней в обрезках лежал журнал мод. В нем была изображена японка в белом платье а-ля рюс с белыми кружевами.

Танька оглядела дело рук своих, потом подошла к кровати, присела на корточки и отодрала кружевной подзор, тяжелый не то от пыли, не то от собственного веса. Вернулась к машинке, стала приспосабливать кружева к белому льну. В это время вошла Вероника и сообщила:

- Тань! Тебя Мишка зовет!

Танька вышла из дома.

В небе стояла полная белая луна. А посреди двора возвышался Мишка Синицын в ватнике и с рюкзаком. Как новобранец.

- На! Пластинки ваши. Три штуки. И клещи деду Егору отдашь. Я у него брал.

Танька взяла пластинки и клещи.

- А я, значит, поехал. Пока.

- Куда это ты поехал? - удивилась Танька.

- На Землю Франца-Иосифа!

- Чего?

- На заработки. Машину куплю. Новый дом поставлю.

- А я? - тихо спросила Танька.

- Выходи за летчика. За Валерия Ивановича.

Танька молчала.

Мишка посмотрел в ее приподнятое лицо. Отвернулся. Сказал небрежно:

- Некогда мне глупостями заниматься. Мне надо деньги зарабатывать.

- Мишка... Все-таки какой же ты... - тихо, как бы дивясь своему открытию, проговорила Танька.

- Ну, какой, какой?

- Голый материалист!

- Не голый, а диалектический. Дура.

Он пошел прочь по знакомой тропинке. А Танька осталась стоять на крыльце. И ничего не поменялось в мире. Ничего не сдвинулось. И равнодушная природа продолжала красою вечною сиять.

- А где щетка? - спросил сержант Ефимов.

Рядовой милиционер заметался в поисках и очень скоро нашел щетку на подоконнике.

- Вот она.

- Ведь как удобно, когда вещь лежит на своем месте. Каждый подошел, почистил сапоги, положил обратно. Другой подошел, почистил, положил обратно. Никто времени не теряет.

В отделение милиции вошел Мишка.

- Вот! - Мишка положил на стол бумагу.

Ефимов сел за стол, прочитал:

- "Я, Михаил Синицын, официально заявляю, что устроил преднамеренную аварию вертолета путем забивания овощами выхлопной трубы ввиду несознательной ревности и пережитков. При выборе меры наказания прошу учесть мое добровольное признание, а также характеристики".

- Значит, официально заявляешь? - Ефимов пронзительно посмотрел на Мишку.

- Официально, - не сморгнул Мишка.

- А вот летчик Журавлев официально заявил, что авария произошла по его вине: не учел при взлете направления ветра. Кому верить?

- Ему! - сказал Мишка.

- А почему не тебе?

- Он старше. Ну, я пошел. Пока!

Мишка заторопился к двери.

- Постой! - велел Ефимов. - Поди-ка сюда...

Мишка приблизился.

- Чего? - беспечно спросил он.

- А зачем ты все это написал?

- Я пошутил. - Мишка чистосердечно улыбнулся. - Неужели ты думаешь, что тыквой можно вертолет остановить?

- Так вот, шутник, садись. Я беру тебя под стражу.

- За что? - растерялся Мишка.

- За систематическое введение в заблуждение органов общественного порядка!

На железнодорожной платформе вокзала Верхних Ямок дрались голуби.

На седьмом пути стоял состав.

Семья Канарейкиных плюс Чиж плюс Козлов из девятого "Б" с трубой в чехле прошли по перрону и остановились возле пятого вагона.

Канарейкины были принаряжены во все самое лучшее. У Николая на лацкане пиджака висели орден и четыре медали. Танька стояла в длинном белом платье а-ля рюс, с тяжелыми кружевами. Шелковые светлые волосы были распущены по плечам и будто дышали от ветра. Она была такая красивая, что Мишка даже не сразу ее узнал. Он даже не сразу понял, что та, прежняя, Танька и эта - один и тот же человек.

Мишка, бритый наголо, выглядывал из-за будки "Соки - воды", а сержант Ефимов караулил своего заключенного.

- Ну, пошли! - предложил Ефимов. - Есть охота.

- Погоди... - попросил Мишка. - Пусть состав отойдет.

- Ладно, - согласился Ефимов. - Тогда я пойду мороженое куплю.

Ефимов видел, как Чиж предъявил билет проводнику. Все вошли в вагон. А потом Канарейкины вышли, а Танька осталась в поезде.