Смерть пахнет сандалом - Мо Янь

столб дыма и пыли, и вскоре оттуда послышались крики немцев. Уездному сразу стало ясно, что смекалистый Сунь Бин устроил за воротами большую западню. Клодт изменился в лице, он лихорадочно замахал флажком, приказывая своим войскам отступить. Уездный понял, что жизнь немецких солдат стоит немалых денег, а изначальный план Клодта одержать победу, не потеряв ни одного солдата, с треском провалился. Генерал-губернатор, впрочем, очевидно хотел, чтобы его артиллеристы и дальше вели огонь из пушек, и позади пушкарей было столько ящиков со снарядами, что от городка могли легко остаться одни развалины. Уездный также полагал, что окончательная победа в этом бою должна была остаться, разумеется, за немцами. Клодт и впрямь принялся что-то громко кричать командиру артиллеристов. И тут мелькнувшая в голове Цянь Дина мысль преобразилась в дерзкий замысел. Он сказал стоявшему позади Клодта переводчику:

– Скажи Клодту, чтобы он приостановил огонь из пушек, мне нужно сообщить ему кое-что важное.

Переводчик перевел его слова, и Клодт действительно приказал своим артиллеристам остановиться. Ярко-зелеными глазками Клодт уставился на уездного, с Цянь Дина не сводил глаз и удрученный Ма Лунбяо.

– Господин генерал-губернатор, – сказал уездный, – в Китае есть поговорка: «Ловишь бандитов – начинай с главаря». Эти простолюдины посмели сопротивляться вашим солдатам и правительственным войскам, только когда их сбил с толку Сунь Бин, во всем виноват он один, стоит лишь схватить Сунь Бина и строго наказать его, то разрушать железную дорогу больше никто не станет. Как говорится, убей одного, чтобы напугать сотню. И все задачи вашего превосходительства будут выполнены. Я полагаю, ваша держава пришла в Китай для того, чтобы извлекать из него богатства, а не воевать с его народом. Если ваше превосходительство считает, что в моих словах есть доля истины, то я хочу в одиночку пойти и уговорить Сунь Бина выйти и сдаться.

– Ты что, хочешь помочь Сунь Бину советом? – вопросил Клодт через переводчика.

– Я – чиновник великой империи Цин, моя семья живет в уездной управе, – сказал Цянь Дин, – поэтому иду на риск по собственному желанию, ради того, чтобы отряд вашего превосходительства не нес дальнейшие потери. Ваши солдаты прибыли издалека, каждый – на вес золота, если потери вашего превосходительства будут слишком велики, то разве ваш император за это вас похвалит?

– Пусть сановник Ма Лунбяо поручится за тебя! – сказал через переводчика Клодт.

– Братец Цянь, я понимаю, что ты имеешь в виду, – протянул сильно встревоженный Ма Лунбяо, – на случай, если этот коварный народ…

– Сановник Ма, у меня половина шансов на успех, – торжественно заявил уездный, – я не хочу смотреть, как цветущий город моего родного уезда ровняют с землей, и тем более не желаю я видеть, как убивают его невинных жителей.

– Если ваше превосходительство сумеет в одиночку склонить Сунь Бина к признанию поражения и предотвратить бессмысленные потери правительственных войск, а также сохранить невинные жизни простого народа, – искренне воскликнул Ма Лунбяо, – то я непременно буду просить перед его превосходительством Юанем о повышении или награде!

– Так уж сложилось… Я не стремлюсь отличиться, лишь бы не провиниться, – сказал уездный. – Прошу его превосходительство Ма сказать Клодту, что после того, как я выманю Сунь Бина, он должен отвести войска!

– Сделаем, как просишь! – Ма Лунбяо вынул из-за пазухи новенький пистолет и протянул уездному со словами: – Возьми, братец Цянь, на всякий случай.

Тот отмахнулся:

– Прошу его превосходительство Ма не забывать о людях в городе! Убедите Клодта не открывать огонь из пушек. – Затем Цянь Дин вскочил на коня и помчался к пролому в воротах с криком: – Я – уездный начальник Гаоми, приятель вашего главнокомандующего, мне нужно обсудить с ним важный вопрос…

5

Миновав на всем скаку ворота, уездный обогнул большую западню, в которую угодили, а теперь корчились, крича от боли, десяток с лишним немецких солдат. Дно западни в один чжан глубиной было утыкано острыми, как лезвия, бамбуковыми колышками и стальными зубцами. Одни солдаты, пронзенные ими, умерли сразу, а вот другие, получив тяжелые ранения, лежали теперь, как проколотые булавками лягушки. Со дна западни разносилась бьющая в нос вонь. Сунь Бин не только усеял все внизу остриями, но и залил дно ямы нечистотами. Уездный вдруг вспомнил, что когда пару десятков лет назад иноземцы вторглись в Китай, один высокопоставленный провинциальный чиновник со всей серьезностью подал доклад государю, в котором сообщал, будто бы заморские солдаты – большие чистюли, больше всего боятся дерьма, и если каждый воин Поднебесной будет носить при себе ведро нечистот, то при вступлении в бой нужно будет лишь разлить его вокруг, и иностранные солдаты отступят, зажимая нос, а некоторые даже могут умереть от рвоты. Говорили, что император Сяньфэн отнесся к этому предложению с большим одобрением, счел его очень изобретательным, полагая, что с помощью такого трюка можно будет не только одолеть врага, но и сэкономить Поднебесной большие средства. Эту анекдотическую историю уездному как-то рассказала жена, он тогда посмеялся, ему и в голову не приходило, что, чуть видоизменив подход, эту уловку сможет применить Сунь Бин. Вот уж не знаешь, смеяться или плакать от такого чисто китайского способа ведения войны. На самом деле из вчерашнего фарса с передачей «заложников» уездный уже вынес некоторое понимание военного искусства Сунь Бина. Да, тот был очень неопытен, во многом поступал совсем по-детски, но иногда сверх всяких ожиданий мог изобрести что-то невероятное и действовал с поразительной эффективностью. Объезжая западню, уездный заметил также по обе стороны крепостного вала большие потери среди ихэтуаней. Многих ранили осколки котла, в котором варилась жидкая каша. Пышущая жаром жижа и кровь иностранцев слились в один поток. Еще живые мучительно стенали. На большой улице, по которой он проходил недавно, бесцельно носились туда-сюда, как безголовые мухи, ихэтуани в красных повязках и женщины с детьми. По сути дела, городок уже сломлен, мелькнула мысль, немецким солдатам ничего не стоит стремительной атакой занять его. При этом уездный понял, что принял бесподобно мудрое решение пожертвовать одним Сунь Бином, чтобы спасти тысячи жизней. Необходимо заставить его выйти, если не уговорами, то оружием. Хотя он и не взял у Ма Лунбяо пистолет, Цянь Дин был уверен, что и без него может справиться. Он почувствовал, что его охватывает глубокое патетическое чувство от собственной доблести, в ушах словно загремели барабаны и запели рожки. Цянь Дин помчался к возведенному на краю высохшей речки навесу, туда, где находился Сунь Бин.

На дне высохшей речки несколько сотен ихэтуаней пили из больших чаш с размешанным в воде