Пикассо. Иностранец. Жизнь во Франции, 1900–1973 - Анни Коэн-Солаль

После 1953 года дружба между Торезом и Пикассо только окрепла, поскольку по состоянию здоровья политик все больше времени проводил на юге Франции, куда Пикассо переехал в 1955 году. Пьер Торез, младший сын Мориса, до сих пор с удовольствием вспоминает тот период: «Пикассо был завсегдатаем в нашем доме и близким другом семьи. Мой отец тоже часто навещал его. Между ними существовало большое взаимное уважение, они смеялись, как братья, беседовали обо всем и ни о чем. Пикассо очень легко общался с детьми. «Забирайся на нее! – говорил он мне, указывая на знаменитую скульптуру козы. – Вот для чего она нужна!» А еще я играл с его дочерью Паломой. Однажды на пляже Пикассо нарисовал на колене моей матери лицо, которое улыбнулось, когда она выпрямила ногу. В другой раз, во время прогулки по лесу, Пикассо подобрал две палочки и мгновенно превратил их в фигуру. Для меня это было просто гениально!»{807}

В архивах есть ряд документов, датированных 1963 и 1964 годами, которые также свидетельствуют о теплых отношениях, сохранявшихся между Торезом и Пикассо. Например, небольшой забавный рисунок с изображением художника рядом с его моделью-обезьянкой, который «друг Пабло» набросал для Мориса{808}. Или письмо, в котором Торез выражал слова признательности Пикассо за портрет директора издания «Юманите»: «Дорогой Пабло, я слышал, что ты нарисовал Марселя Кашена. Хочу по-братски поблагодарить тебя. Это будет великолепная иллюстрация для посмертной книги нашего покойного великого первопроходца. Мои наилучшие пожелания Жаклин. С большой любовью, Морис. P.S. Я не смог дозвониться до тебя (было все время занято), поэтому решил написать»{809}. И, наконец, запись из дневника Тореза, которую он сделал летом 1964 года на борту круизного лайнера «Латвия», когда направлялся вместе со своей женой Жаннет Вермерш на отдых к Черному морю в СССР: «В свои восемьдесят два года Пикассо продуктивен как никогда!»{810}. Два дня спустя Морис Торез скоропостижно скончался в порту Варны в Болгарии.

Культ Сталина оставался главным невысказанным вопросом между Торезом и Пикассо, но они нашли способ жить с этим: первый закрывал на эту проблему глаза, а второй просто улыбался. «Товарищу Сталину, – написал Торез в номере журнала Fils du peuple, который он посвятил лидеру советской коммунистической партии в 1937 году, – блестящему строителю социализма, лидеру, почитаемому трудящимися всего мира, и другу в знак моей абсолютной верности и безграничной любви».

Помимо очевидной привязанности к Торезу, Пикассо сохранил привычку использовать друзей и знакомых в качестве своих эмиссаров. Например, Элен Пармелен, жену художника Эдуарда Пиньона, одного из немногих, кто поддержал Пикассо в скандальной истории с портретом Сталина. Пармелен была членом ФКП, возглавляла отдел культуры в издательстве газеты «Юманите», а позже стала известным репортером. Когда Пикассо переехал на юг Франции, именно Пармелен ежедневно информировала его о столичных новостях. Их переписка, которую она сама называла «Вестник Пармелен», – одна из самых объемных в архивах Музея Пикассо в Париже. Письма Элен дают яркое представление о сложных противоречиях, существовавших между интеллектуальными критиками компартии и ее бескомпромиссными лидерами. Далекая от чопорного языка партийных аппаратчиков, Пармелен с легкостью выражала свои мысли, а ее послания были полны юмора и явно доставляли удовольствие Пикассо. «До сих пор мне было относительно просто быть коммунисткой, – призналась она 26 июня 1956 года. – При жизни Сталина мы были свободны, потому что поступали так, как считали нужным. Но его наследие сковывает нас, и теперь смелость нужно проявлять дипломатично и осторожно»{811}.

Ситуация стала хуже после восстания в Венгрии в 1956 году, и в письмах Пармелен и Пикассо обменивались своими сомнениями. «Там происходят ужасные вещи, – писала Элен. – Людей убивают. Месть чудовищна, и среди повешенных и сброшенных в Дунай есть коммунисты. Пожалуйста, не вините меня за этот бесконечный рассказ. Во всем мире нет никого, кому я могла бы… кому мы могли бы сказать то, что думаем»{812}. Читая переписку, особенно когда она касалась трагических событий в Будапеште, я стала гораздо глубже понимать, как политика затрагивала жизнь Пикассо. «Истина многогранна, – продолжала Пармелен, – и, возможно, все дело в том, что СССР хоть и спас революцию в Венгрии, но там ее посчитали ненадежной и навязанной»{813}. В октябре 1956 года, когда Эме Сезер[162] написал великолепное открытое письмо Морису Торезу, в котором заявил о выходе из ФКП, Пармелен отправила Пикассо послание, звучавшее как предсказание: «Они плюют на Сезера. И я готова поспорить, что в конце концов его назовут черным ублюдком. Он был неправ, но они были тоже неправы, мы все были неправы – кто тогда прав, мой учитель?»{814}.

Эпилог

Средиземноморье – его царство

1955–1973

В своей мастерской в Валлорисе Пикассо наслаждался, чувствуя себя одним из великих древнегреческих метеков – Дурисом, Амасисом или Никосфеном, – чьи секреты изготовления редких ваз и драгоценных изделий до сих пор поражают мир{815}.

Ромуальд Дор де Ла Сушер

51

От шефа полиции Рукье к Эдгару Гуверу

После того как Морис Торез и другие коммунисты были назначены министрами в правительстве генерала де Голля, а Пикассо стал знаменитым и вполне ассимилированным человеком, полицейский надзор за ним перекочевал из Франции в Соединенные Штаты – эстафету от шефов полиции Парижа перенял сам Джон Эдгар Гувер, впоследствии почти полвека возглавлявший ФБР. Гувер начал расследование в отношении художника, прочитав статью «Почему я стал коммунистом», которую Пикассо написал для американского марксистского журнала The New Masses сразу после вступления во Французскую компартию{816}. Первые десятилетия на своем посту директор ФБР посвятил борьбе с организованной преступностью. После Второй мировой войны цели Гувера, «державшего в кулаке всех американских президентов», изменились. Врагом общества номер один{817} стал коммунизм, и глава ФБР открыл охоту на «чужеземных радикалов, интеллектуалов и провокаторов». Причем «коммунистический подрывник» Пабло Пикассо занимал одно из первых мест в его списке.

Шестнадцатого января 1945 года Гувер направил в посольство США в Париже служебную записку: «В случае если у вас появятся какие-либо сведения о Пикассо, вам необходимо проинформировать ФБР, поскольку есть большая вероятность того, что он может попытаться приехать в Соединенные Штаты». В досье под номером 100-337396, составленном американскими разведывательными службами на 187 страницах, художник описывался не иначе как «угроза национальной безопасности Соединенных Штатов»{818}. В то время как