Пикассо. Иностранец. Жизнь во Франции, 1900–1973 - Анни Коэн-Солаль

После смерти Пикассо президент Сенегала Леопольд Седар Сенгор организовал первую на африканском континенте выставку, посвященную творчеству художника. Она состоялась в Динамическом музее Дакара. Наблюдая за тем, как Пикассо, обосновавшись на юге Франции, открывал для себя исторические глубины Средиземноморья, исследуя образцы великих мастеров прошлого, и раздвигал границы, облагораживая «второстепенные» виды искусства, можно было понять, что он, в прошлом изгой, постоянно искавший свою идентичность, теперь почувствовал свою «сопричастность с миром угнетенных»{848} и ярко демонстрировал способность сопереживать Эме Сезеру и другим.

«Тема Пикассо, ищущего и создающего новые миры – ключевая», – написал мой друг историк Джереми Адельман, прочитав черновик этого текста. – Это то, что в первую очередь привлекало его в Париже, который был магнитом для всех изгнанников девятнадцатого века, от аргентинцев до пруссаков. Именно такие же, как Пикассо, изгои предлагали ему кров, открывали для него галереи и помогали ему обосноваться в чужой стране. Невидимый для французского государства художник становился все более заметным в неформальном мире, построенном им самим, опираясь на собственные связи. Мне кажется, это важно подчеркнуть, потому что очень многие люди автоматически приходят к выводу, что чужеземец – это тот, кто лишен возможности проявлять волю и довольствуется своей участью. В твоей истории Пикассо, напротив, мыслит и действует, как стратег»{849}. На самом деле, несмотря на то, что он родился в XIX веке и пережил все великие европейские конфликты ХХ века, способ, которым Пикассо воплощал в жизнь свою культурную и социальную самобытность, был новаторским. В то время, когда проблема миграции возродила тему современной европейской идентичности, Пикассо – своим ранним включением в мировой порядок, частыми обращениями к мифологии, перевоплощением в вождя средиземноморского племени – помог разрушить традиционные границы между государствами и создал, по словам антрополога Арджуна Аппадураи, новые «космополитические культурные формы современного мира».

56

Почетный гражданин, который никогда не забывал о тяготах зимы 1907–1908 годов

Иногда новые друзья Пикассо узнавали о его прошлой жизни почти случайно, как, например, Жорж Табаро, редактор ежедневной коммунистической газеты Le Patriot de Nice, для которой художник рисовал полностраничные иллюстрации каждый год во время карнавала. «На серванте в прихожей виллы ”Калифорния" стояла полная, закупоренная бутылка без этикетки, которая меня страшно заинтриговала, – писал Табаро в своей книге о мастере. – Она находилась там с тех самых пор, как Пикассо переехал в Канны. Каждый раз, заходя к нему в гости, я задавался вопросом, что же было в этом сосуде и не забыл ли Пабло про него… Только в 1958 году я осмелился спросить его, что за “джинн” заключен в этой бутылке. “Это не джинн, а папаша Фреде!” – серьезно ответил Пикассо». Художник рассказал журналисту, что «зима 1907–1908 годов была исключительно холодной, Сена даже покрылась льдом». Ему было особенно трудно в то время, поскольку после «Авиньонских девиц» его новые эстетические эксперименты воспринимались негативно, картины практически не продавались, нечем было отапливать студию, и он даже не мог позволить себе покупать холсты и кисти, а питался так же скудно, как простой бродячий артист. Тогда Пикассо нанес отчаянный визит Лео Стайну в надежде, что тот согласится выплатить ему «аванс за картину, которую он или его сестра могли бы когда-нибудь купить». «Почему ты продолжаешь рисовать ужасы, которые никому не нужны?» – спросил художника Стайн, протягивая ему, как нищему, монету в 20 франков. В своей книге Табаро описал, как Пикассо объяснил ему, что почувствовал в тот момент: «Я пришел туда не милостыню просить и даже подумал, не швырнуть ли деньги Стайну в лицо вместе со стулом и тумбочкой. Но у меня не было ни красок, ни огня в камине, ни хлеба на столе, поэтому я взял 20 франков и ушел. Это было очень давно, но я никогда этого не забуду». Дальше Пикассо поделился с Табаро продолжением этой истории: «Однажды утром той же зимой кто-то постучал в мою дверь. Это был папаша Фреде. Он зашел, потому что долго не видел меня и волновался. На улице стоял его осел, на спине которого я увидел огромный мешок с углем, а в седельных сумках – столько еды, что мне хватило бы на несколько дней. А еще я нашел в них монету в 20 франков и бутылку настоящего абсента. Мне хотелось плакать. Я никогда никому не позволял открывать ее. И, как ты видишь, вожу ее с собой повсюду. Для меня даже спустя столько лет в этом сосуде все еще живет папаша Фреде»{850}.

Как нам разгадать загадку этой бутыли от папаши Фреде, которую Пикассо перевозил из студии в студию, из дома в дом, словно талисман? Может быть, именно травма, пережитая той зимой, была тем, что на самом деле двигало Пикассо – больше, чем успех и богатство, – в течение всех последующих лет? В отличие от остальной Франции, где чужеземец становился отрицательным героем, в глубинке вокруг Валлориса иностранцы на протяжении четырех столетий играли положительную роль, поскольку, как гласила местная легенда, истощенная после Черной смерти[171] община пригласила семьи из итальянской Вентимильи возродить к жизни свои поля и гончарные мастерские. Видимо, поэтому Пикассо удалось стать органичной частью этой южной провинции. Какая утонченная месть национальным музеям, французской полиции, парижскому снобизму, Академии изящных искусств и ее «хорошему вкусу»! Несомненно, именно в Валлорисе зародился всем известный сейчас образ Пикассо. Художник работал не покладая рук, смело повторяя свои подвиги времен кубистических экспериментов с Браком, высвобождая все импульсы и порывы, сдерживаемые после потрясений в 1914 и 1940 годах, тем самым обретая новый статус универсального гения.

В 1949 году Пикассо подарил Валлорису бронзового «Человека с ягненком» – первую из своих скульптур, которая была публична выставлена во Франции. Ее установили на белом постаменте в центре пустой эспланады во время торжественной церемонии. А год спустя художник был признан почетным гражданином этого города.

57

Якоря на юге Франции и интеграция по всему миру

Продолжая осваивать юг Франции, Пикассо достаточно быстро купил три впечатляющих особняка, в которых он смог разместить свои работы, находившиеся в то время в Париже: в 1955 году – виллу «Калифорния» в Каннах, в 1958 году – исторический замок в Вовнарге, недалеко от Экс-ан-Прованса и в 1961 году – усадьбу Нотр-Дам-де-Ви в Мужене, в окрестностях Канн. Став владельцем внушительного фонда недвижимости, художник переезжал из одной резиденции в другую и