Пикассо. Иностранец. Жизнь во Франции, 1900–1973 - Анни Коэн-Солаль

появится более подробная информация»{857}. Пикассо так и не ответил Ложье. Он больше не был заинтересован в том, чтобы стать гражданином Франции: художник окончательно смирился со статусом иностранца.

Но Пикассо все-таки пришлось еще раз столкнуться с французской бюрократией. На этот раз поводом стала ономастическая[176] битва за его детей, в которой участвовали серьезные учреждения и выдающиеся личности, такие как Государственный совет и министр юстиции Франции.

«Клод и Палома вскоре смогут носить фамилию Руис Пикассо, – написал Анри Ложье 10 января 1961 года. – К сожалению, события развиваются не так быстро, как нам с Вами хотелось бы, но Министерство уже приняло решение, и я не вижу причин, которые могли бы помешать его реализации. Я очень этому рад. Высылаю процессуальные материалы дела:

1. Консультативное заключение Государственного совета (неблагоприятное).

2. Письмо на мое имя от министра юстиции Эдмона Мишле, в котором он отклоняет рекомендации Госсовета.

На мой взгляд, Эдмон проявил себя очень хорошо в этой ситуации, и я искренне поблагодарил его, когда мы вместе обедали несколько дней назад. Думаю, что уже скоро мы сможем поздравить Клода и Палому Руис Пикассо. Скрестив пальцы, с любовью, Анри Ложье».

К письму Ложье были приложены следующие документы:

1. Заключение Государственного совета о смене фамилии Жило на Руис Пикассо, которое гласило:

«Канцелярия получила запрос госпожи Жило от имени ее несовершеннолетних детей с просьбой изменить их фамилию на Руис Пикассо. Клод и Палома носили фамилию Пикассо в течение десяти лет, пока их мать жила с художником без регистрации брака. В настоящее время они воспитываются матерью, но часто приезжают погостить к своему биологическому отцу.

Здесь есть несколько противоречивых аргументов. С одной стороны, разрешая несовершеннолетним взять такую известную фамилию, мы дадим возможность сохранить ее для следующих поколений. И учитывая кровные узы, которые мы не ставим под сомнение, было бы справедливым позволить детям пользоваться славой отца, несмотря на то, что они были рождены вне законного брака. С другой стороны, для Франции было бы парадоксом лишить детей французских национальности и фамилии в пользу иностранных. И самое главное – удовлетворение этой просьбы означало бы нарушение статьи 335 Гражданского кодекса, которая запрещает придавать правовой статус рожденным в результате прелюбодеяния».

2. Небольшая записка от министра юстиции Эдмона Мишле, в которой он излагал более тонкий подход к делу Жило-Пикассо: «Я размышлял над аргументами Государственного совета и принял решение дать согласие на смену фамилии. Я планирую подписать этот указ в ближайшие дни. В исключительных ситуациях, подобных этой, нужно уметь нарушать правила! Я буду счастлив доставить радость старому мастеру. Эдмон Мишле»{858}.

Позже Ложье отметил, что Франсуазе Жило пришлось заплатить 45 000 франков, чтобы придать «детям, рожденным в результате прелюбодеяния, видимость законности», наделив их иностранной фамилией (какой бы знаменитой она ни была) вместо «хорошей французской»!

В 1966 году министр культуры Франции Андре Мальро, который во время речи на похоронах Жоржа Брака отнес Пикассо к неопределенной группе «друзей из 1910 года», с размахом организовал обширные выставки под названием «Дань уважения Пабло Пикассо» в музеях Гранд-Пале, Пти-Пале и Национальной библиотеке Франции, где были представлены более пятисот работ художника. Пикассо не стал их посещать. Мальро рекомендовал мастера к награждению орденом Почетного легиона, но тот ответил отказом от этой чести, быстро нацарапав несколько слов с орфографическими ошибками на розовом листке бумаги, вырванном из блокнота…

Но самым важным жестом Мальро было так называемое «освобождение от уплаты налога на наследство» (за счет отказа от имущества). «Любой наследник или выгодоприобретатель, – гласил закон, изданный 31 декабря 1968 года, – может урегулировать права наследования путем передачи государству произведений искусства, книг, предметов коллекционирования или документов, представляющих высокую художественную или историческую ценность». После принятия указа, разрешившего Пикассо оставить свою фамилию детям, этот новый закон дал возможность включить его творчество в число национальных достояний Франции. Менее чем за три года до смерти художника французские власти наконец признали его гениальность, что стало запоздалой компенсацией за десятилетия гонений.

Восьмого апреля 1973 года, когда Пикассо умер, его наследие, оцениваемое более чем в миллиард франков, включало 1880 картин, 1335 скульптур, 7089 рисунков, около 200 записных книжек, содержащих примерно 5000 эскизов, 880 керамических изделий и гравюр, а также такое огромное количество архивных документов, что когда их сложили в одну стопку, ее высота превысила 120 футов[177]. За пять лет Морис Айкарди, председатель межведомственной комиссии по сохранению национального наследия, составил список экспонатов, предназначенных для передачи французскому государству по согласованию с семьей художника. Госсекретарь по вопросам культуры Мишель Ги предложил для размещения произведений мастера парижский Hôtel Salé на улице Ториньи, 5 – особняк XVII века, который в 1968 году был объявлен историческим памятником. После этого Доминик Бозо, генеральный куратор музеев Франции, вместе со своими коллегами приступил к классификации произведений, которые должны были стать постоянной экспозицией Национального музея Пикассо. Двадцать восьмого сентября 1985 года публика наконец получила доступ к прекрасной подборке этих работ в самом сердце Парижа{859}. Что еще могло стать лучшим свидетельством того, что иностранец, который практически всю свою жизнь находился «под подозрением», теперь был оправдан?

59

Портрет старого мастера-метека

В своем письме к Анри Ложье в 1961 году Эдмон Мишле назвал Пикассо «старым мастером», тем самым подчеркнув, что в отношениях между Францией и художником началась новая эпоха, в которой Пятая французская республика наконец официально и бесспорно признала его гений. «Пикассо господствует в своем веке, как Микеланджело – в своем»{860}, – гласила первая строка каталога, составленного искусствоведом Жаном Леймари в 1966 году для выставки маэстро. В декабре 1968 года закон «Об освобождении от уплаты налога на наследство» окончательно стер четыре мрачных десятилетия, которым посвящена бо́льшая часть этой книги. В день смерти Пабло Пикассо – 8 апреля 1973 года – на его имя обрушился шквал хвалебных слов, и в кратчайшие сроки французское государство торжественно внесло его работы в национальную историю.

«Отношение человека к своему настоящему отнюдь не единообразно, – писал историк Франсуа Артог. – Оно меняется в зависимости от его места в обществе». С одной стороны, есть люди, находящиеся в режиме «ускорения и восходящей мобильности», а с другой – прекариат{861}, чья жизнь протекает с замедлением, без прошлого – или со сложным прошлым, что особенно характерно для иммигрантов, изгнанников и беженцев, – и без будущего, поскольку у них нет возможности строить планы{862}. Пикассо пережил это опасное время прекаризации[178] еще тогда, когда