DARKER: Бесы и черти - Екатерина Белугина

– Ты что рисуешь? – Ульяна наклонилась к нему прежде, чем Рудин успел убрать набросок в стол. Хорошо хоть, успел погасить экран смартфона. – Саш… Может, тебе к психологу?

– Это просто моя работа, – тихо и жестко сказал Рудин. – У меня, знаешь ли, другая работа есть, помимо этой долбаной типографии.

– Да зачем тебе другая работа? – Ульяна, похоже, искренне не поняла его. – Тем более такая? Давай лучше вечером в кино сходим.

– Затем, чтобы талант жиром не заплыл, – огрызнулся Рудин. – Ты вот зачем графдизайн заканчивала? Чтобы у копировальной машины стоять?

Упоминание жира было крайне некстати – но дошло это до Рудина лишь тогда, когда Ульяна молча отошла в сторону и ее лицо пошло пунцовыми пятнами. Рудину стало стыдно:

– Слушай, ну извини, пожалуйста. Просто не донимай меня сейчас, я правда занят.

– Ты тоже считаешь меня уродиной?! – громко спросила Ульяна. Все на нее уставились: две клиентки за стеклянным столиком, придирчиво перебиравшие распечатанные открытки, клиент у кассы, кассир Таня, дизайнер Арина за соседним компьютером, печатник Макс, показавшийся в дверях.

– У нас тут типография, а не театр, – произнес сквозь зубы Рудин, переводя взгляд на эскиз.

– Скажи, я уродина?! – не унималась Ульяна.

– Ты истеричка, – процедил Рудин.

Если раньше раздражение в адрес настырной некрасивой девушки мешалось у него с сочувствием, то вот теперь в грудную клетку изнутри толкнула горячая волна ненависти.

– Хватит вилять, Саш, скажи честно: Уля, ты жирная уродина, пошла на хер!

– Иди воды попей. – Рудин так надавил на карандаш, что тот продрал бумагу, а грифель сломался.

– Какие хоть девчонки-то тебе нравятся? – Ульяну понесло. – Или Макс прав, ты по мальчикам?

– Мне нравятся эльфийки, – ровно произнес Рудин. И так же ровно прибавил, уставившись на застывшего в дверях печатника: – Не будь мы коллегами, Макс, я бы с удовольствием сломал тебе торец.

Ульяна побежала в сторону туалета. Макс отлип от косяка и молча направился к своим принтерам. Рудин поднялся из-за стола и отвесил такой изысканный поклон в сторону клиентской зоны, что собранные в хвост волосы упали на лицо:

– Представление окончено, дамы и господа!

Следующей ночью два новых арта отправились заказчику. Рудин рисовал как заведенный – будто не человек, а печатающая машина в типографии. Или, скорее, как нейросеть, генерирующая полное нечеловечески дотошных подробностей изображение. Да, пусть у него не хватало таланта создавать собственные харизматичные работы. Оказалось, его талант заключался в другом: виртуозно воровать и переиначивать чужое, сохраняя и преумножая впечатление от оригинала.

Цифровые рисунки по мотивам артов с загадочных сайтов возымели тот же грандиозный эффект, что и в первый раз: заказчик бурлил от восторга и расточал похвалы. «Шедевриссимо! Я еще по вашему портфолио сразу понял, Александр: вы именно тот, кто умеет создать настоящую потустороннюю жуть!» Рудин несколько приободрился – ведь все-таки его самооценка ныла, как больная мозоль, оттого что «шедевриссимо» получалось лишь тогда, когда он занимался художественным воровством. Полистал портфолио, пытаясь найти в своих оригинальных работах хоть намек на «потустороннюю жуть», но ничего такого не увидел. Работы, одобренные заказчиком, разительно отличались от всего, что Рудин рисовал раньше. Вроде бы такой расхожий набор образов – но при одном взгляде на эти изображения в лицо зрителю словно ударял промозглый, гнилостный черный ветер.

Утешала упавшая на карточку сумма. И то, что заказчик с предвкушением ждал остальные работы из техзадания. А еще – то, что у Рудина теперь был план. Конечно, многое зависело от везения – но если бы все получилось, то он сдал бы заказ, разжился бы хорошими деньгами и эффектным пополнением портфолио, после чего завязал бы с переиначиванием чужих артов и вообще с ужастиками и вернулся бы к эльфийкам. В рисовании эльфиек, по крайней мере, не требуется ничего, кроме референсов с голенькими изящными девушками да собственной фантазии.

Чтобы реализовать план, Рудин потратил все выходные на прочесывание окрестностей радиоцентра. Специально лег пораньше, как следует выспался и с утра поехал через весь город осматривать каждый столб, каждый угол здания, каждую панель бесконечного бетонного забора, что отделял территорию радиоцентра от трассы. Искал он, разумеется, странные объявления с куар-кодами. Хотя бы штуки три-четыре – тогда из артов по ссылкам можно будет выжать не повторяющиеся идеи для оставшихся восьми работ.

К концу первого дня он не нашел ничего. Не отыскал даже тех объявлений, которые видел – и фотографировал – раньше. Не то содрали, не то заклеили другими. Уставший и замерзший, зашел в крохотную непритязательную кафешку. Из единственного окна открывался вид на автомобильное мельтешение трассы, на забор и на огромные антенны, вспарывающие сизые мешки снежных туч. Индустриальный пейзаж постепенно тонул во тьме. Грызя подсохший пончик, Рудин принялся пытать интернет насчет объявлений об «аренде скотомогильников» и «скупке человеческих голов» (и почему ему не пришло на ум сделать это дома, сидя в тепле и уюте своей квартиры?). Престранно: всевидящий и всеведающий интернет о таких объявлениях ничего не знал.

– Как же так, как же так… – бормотал Рудин себе под нос. – Что же теперь делать?

– Домой идти. – Замученная девушка-бариста, до того в открытую дремавшая за стойкой, подошла к его столику, чтобы забрать тарелку. – Мы до девяти работаем. Закрываемся.

– Уже девять? – Рудин уставился в черное окно, где текли, удаляясь, алые габаритные огни автомобилей, а над ними кровили заградительные огни антенн. – Можно вам задать вопрос?

– Надеюсь, не интимного характера, – устало пошутила бариста.

– Хуже, – криво усмехнулся Рудин. – Вы видели тут, возле вашего кафе, что-нибудь подобное?

Девушка долго смотрела в одну точку, даже когда Рудин уже убрал смартфон, пролистав все фото с объявлениями. Вдруг она молча затрясла головой из стороны в сторону, так резко, будто ее било током, и ушла за стойку.

Рудин поехал домой. В тепле и духоте автобуса после целого дня, проведенного на улице, его разморило, и он отстраненно глядел в окно, периодически ловя себя на дреме: поверх городских пейзажей бензинно-радужно переливалась и скользила зыбкая пленка сновидений. И тут взгляд зацепился за что-то – Рудин еще не понял толком, за что именно, но узнавание было словно удар холодной мокрой тряпкой по глазам.

Объявление на столбе всего за две остановки до его дома. Истошный капслок и обрыдший по распечаткам студенческих работ Times New Roman: «КУПЛЮ НОГИ». И квадратик кода. Автобус уже отчалил от поребрика и застрял в вечерней пробке. Рудин бросился к дверям, но выйти смог только на следующей – водитель отказался делать остановку по требованию.

Рудин бежал назад изо всех сил, задыхаясь и