Торговцы мечтами - Гарольд Роббинс

телефонистка, обиженная тем, что я в чем-то обвиняю ее. — Мистер Кесслер повесил трубку.

Я положил трубку и уставился пустым взглядом на стол. Утром Борден сказал Кесслеру, что не сомневается в победе, Сейчас можно было себе представить его состояние. Хотя едва ли он сильно пострадает в финансовом отношении, Борден все равно останется очень богатым человеком.

Ждать пришлось недолго. На следующее утро Борден покончил жизнь самоубийством.

Я вернулся с обеда и устраивался поудобнее, когда позвонил Ирвин Баннон.

— Джонни, Борден совершил самоубийство! — взволнованно сообщил он.

На какое-то время меня словно парализовало, Лишь мозг продолжал лихорадочно работать.

— Ты уверен, Ирвин? — наконец вымолвил я, не в силах поверить своим ушам.

— Только что передали по телетайпу.

— Где? Как это произошло?

— Не знаю, — ответил Банной. — Пообещали передать подробности в следующих выпусках.

— Сообщи мне немедленно, — попросил я и начал класть трубку.

— Подожди, — быстро остановил меня Баннон. — Телетайп заработал. Может, что-нибудь новое. — Я услышал, как он положил трубку. Несколько минут раздавался треск телетайпа, затем Ирвин вернулся к телефону.

— Ну что, есть что-нибудь?

— Есть, но немного.

— Читай.

— «Тело Уильяма Бордена, видного киномагната, было обнаружено сегодня в час пятнадцать нью-йоркской полицией в квартире на Ривингтон-стрит в нью-йоркском Ист-Сайде. Смерть наступила в результате огнестрельной раны в висок. Рядом с телом лежал револьвер 38-го калибра. Полиция считает это самоубийством. Вчера мистер Борден проиграл тяжбу в суде, в которой пытался не допустить в свою фирму ревизора со стороны. Полиция считает, что проигрыш дела и послужил поводом для самоубийства. Ждите дальнейших сообщений».

Я сидел тихо. Петер захочет знать все новости. Мне не хотелось их сообщать, но делать нечего — придется.

— О’кей, Ирвин. — Внезапно я почувствовал сильную усталость. — Спасибо.

— Позвонить, если передадут что-нибудь новое?

— Нет, — устало ответил я. С меня хватит. — Не беспокойся. — Я отключил его и вызвал Джейн.

— Да, Джонни?

— Позвони Петеру, — медленно сказал я. Ожидая, я спросил себя, как прошел последний день Вилли на земле. Вчера газеты сообщили, что он находится в хорошем настроении и собирается подать на апелляцию. Что же заставило его передумать и пойти на этот последний и необратимый шаг?

Из газет, из того, что я услышал и сообщил Петер, я, кажется, понял, что произошло в тот роковой день.

Последний день Вилли Бордена на земле начался, как обычно. Он рано встал и позавтракал с женой. Она сказала, что спал Вилли плохо, что было неудивительно.

Позавтракал Борден хорошо, он всегда отличался завидным аппетитом. За завтраком он с оптимизмом говорил о планах вернуть руководство компанией. Он собирался ненадолго заехать в контору, а затем к адвокату, чтобы подготовить апелляцию.

Настораживало то, что, когда Бордены вызвали машину, шофер доложил, что обе машины вышли из строя. Борден решил ехать в Нью-Йорк на электричке и заказал такси.

В десять минут девятого такси высадило его у станции, и он купил в газетном киоске «Нью-Йорк Таймс». В восемь двадцать, опоздав всего на пять минут, пришла электричка.

С газетой подмышкой он прошел через всю электричку в последний вагон, известный среди пассажиров, как «специальный деловой вагон», в котором было больше места и удобств. Все места в нем резервировались заранее для определенных пассажиров, за что они платили в пять раз больше, чем за обычные билеты, но игра стоила свеч. В этом вагоне никогда не бывает давки, потому что попасть в него непросто. Вилли Борден очень обрадовался, когда для него нашли в нем место.

Борден сел и открыл газету. Несколько минут просматривал заголовки, прочитал отчет о своем процессе и закрыл газету. Он прислонил голову к спинке сиденья и закрыл глаза. После бессонной ночи, наверняка, хотелось отдохнуть.

Через некоторое время Борден открыл глаза и огляделся по сторонам. Вилли улыбнулся и кивнул знакомым, которые холодно посмотрели на него, словно на пустое место.

Он удивился такому их поведению. Только вчера они еще были его друзьями, разговаривали, смеялись его шуткам, а сегодня вели себя, будто с незнакомым человеком. Какое имеет значение проигрыш тяжбы, думал, наверное, Борден? Я ведь остался таким же, каким был вчера.

Он наклонился вперед и постучал по плечу соседа.

— Отличный денек, Ральф, да? — улыбнулся Вилли.

Мужчина опустил газету и посмотрел через край «Трибюн» на Бордена. Какую-то долю секунды казалось, что Ральф собирается ответить, но он промолчал. На его лице появилось холодное выражение, и он опять поднял газету, не сказав ни слова, а через несколько секунд вообще пересел на другое сиденье.

Я часто спрашивал себя, совершил бы Борден самоубийство, если бы этот Ральф ответил ему? На лице Бордена мелькнула обида. Он будто вжался в сиденье, и до самого Нью-Йорка никто не услышал от него ни слова. Наверное, эта поездка оказалась для него кошмаром. Я знал Вилли как приветливого коротышку, который любил поболтать и посмеяться. Он любил людей и обладал талантом сходиться с ними, что, вероятно, и послужило основной причиной его успеха в жизни.

В конторе повторилась примерно та же самая история. Неожиданно он превратился в гостя в своем собственном доме. Многие перестали разговаривать с ним, отворачивались при его приближении.

В двадцать минут одиннадцатого Борден сел в такси у девятнадцатиэтажного здания «Борден Пикчерс Компани» и назвал водителю адрес своего адвоката на Пайн-стрит, куда он так и не попал.

Такси помчалось по Парк-авеню на юг через Грэнд Сентрэл, через тоннель на Сороковой улице и продолжило свой путь по Двадцать второй улице. За Деланси-стрит таксист услышал стук в перегородку, отделяющую салон от его кабины. Он затормозил и оглянулся.

— Я передумал, — сообщил Борден. — Я выйду здесь.

Такси подъехало к тротуару и остановилось. Вилли вышел из машины. Счетчик показывал доллар тридцать центов. Вилли Борден дал две долларовые бумажки, велел таксисту оставить сдачу и пошел по Деланси-стрит.

Затем его видели на Ривингтон-стрит рядом с Хьюстоном, где он остановился у тележки мелкого торговца купить два яблока. Он дал десятицентовую монету, сунул в карман одно яблоко и пять центов. Затем откусил второе, вытерев его о рукав, и улыбнулся старику.

— Ну как дела, Шмульке? — спросил он на идиш.

Старик удивленно уставился на Бордена слезящимися глазами. Его седая борода развевалась по ветру. Он пытался вспомнить этого человека, который знал его имя. Медленно вышел из-за тележки, чтобы лучше его разглядеть. Неожиданно губы старика раздвинулись в улыбке, открывшей беззубый рот, и он протянул руку.

— Провалиться мне на этом месте, если это не маленький Вилли Борданов! — закудахтал он тоже на идиш и принялся тискать руку Бордена. — Как поживаешь?

Вилли