Победное отчаянье. Собрание сочинений - Николай Щеголев

Николай Александрович Щеголев

Победное отчаянье. Собрание сочинений

Редакционная коллегия серии:

Р. Бёрд (США),

Н. А. Богомолов (Россия),

И. Е. Будницкий (Россия),

Е. В. Витковский (Россия, председатель),

С. Г ардзонио (Италия),

Г. Г. Глинка (США),

Т. М. Горяева (Россия),

A. Гришин (США),

O. А. Лекманов (Россия),

B. П. Нечаев (Россия),

В. А. Резвый (Россия),

А. Л. Соболев (Россия),

P. Д. Тименчик (Израиль),

Л. М. Турчинский (Россия),

А. Б. Устинов (США),

Л. С. Флейшман (США)

Издание подготовлено при поддержке гранта РГНФ 12-21-21001 а (м) «Русские и китайцы: межэтнические отношения на Дальнем Востоке в контексте политических процессов»

Составление А.А. Забияко и В.А. Резвого

Подготовка текста и примечания В.А. Резвого

Послесловие А.А. Забияко

Стихотворения

Харбин.1930-1935

Жажда свободы

Глаза глядят туда –В далекие долины.Слова готовы с устСорваться навсегда.

Я пуст, как эта дальЗа дымкой паутины,И черен я, как тучТекучая гряда.

Надвинулась весна.Избитые мотивыПодстерегают нас,Как придорожный волк.

Зачем я – человек?Души моей извивыПронизаны навекСуровым словом: долг.

А даль – пестрей, пестрей, –Пересыпает краски.Озимая траваНа солнечном костре.

И хочется стеретьС лица печать опаскиИ разом оборватьОбязанностей сеть!

Стансы

Радость… -Я к ней не причастен.Солнце. -Я с ним не знаком.Что для меня ваше счастье?Что для меня ваш закон?

Вечно во власти решений,Противоречий и ссор, -Думаю стать совершенней,Нежели был до сих пор.

То богатырь, то калека,То филантроп, то Марат, -Редко зову человекаЛасковым именем: брат.

Есть у меня «Меморандум», -Книжка для памяти, – тамЯ изнываю по Андам,По поднебесным местам.

Дни надоели. Начать ли,Кончить… не всё ли равно?И, – повертев выключатель,Падаешь спать, как бревно.

Всё обиходно. КосыеСпят на обоях лучи.Разве лишь слово «Россия»Мне необычно звучит.

В кинематографе

Торчит экран, – живая книга.Оркестру велено греметь.Сижу. Всё спутано. ИнтригаПлетет живую сеть.

Удар судьбы героя ранит.Царят коварство и обман.Вокруг меня и на экране -Мистический туман.

И вдруг войдет, блестя глазамиПрозрачнейшими, – Конрад Вейдт,Встряхнет льняными волосамиПод переливы флейт.

И знаю, – не пройдет минуты, -Артист забьется в пустоте,Как беспорядочная грудаИз нервов и костей.

И, вновь опомнившись, заплачет,И вновь кого-то позовет…Над головой его прозраченЭкранный небосвод.

Колонны слов, круги, зигзагиБезумно мечущихся лент.На развивающемся флагеГорят слова: «The end».

За временем!

Устал с утра давитьсяИдущей в такт со временемСлепой передовицейГазеты. Жизнь, – согрей меня!

Не прихоть! – Еле-елеТеперь справляюсь с ленью яК концу моей недели…Мутит (перечисление):

От улиц, от традицийКивков, от «дам с собачками»,Спешащих возвратитьсяНа мой закат запачканный…

Бывают люди сталью,А жизнь – магнитом ласковымДля них. Глядишь, присталиПроворными булавками.

Бывают люди медью,Как я. И нет проворства в них!И – медлят, медлят, медлят,Чтобы потом наверстывать.

Но в этот ад – в погонюВольют, как бы нечаянно,Последнюю агонию,Победное отчаянье!

Память видит

Память видит зеленый альбом…В нем когда-то, как ярый новатор,Расчеркнулся я словом «любовь», –Запятая, тире, «скучновато!»

И под этот больной экивок(Жизнь тогда мне ничем не сияла,Я тогда не ценил никого)Подмахнул я инициалы, –

Н.А.Щ. – Миллионы минутОт обиды альбомовладельцаПровертелись. И вновь я в пленуНасылающих скуку метелиц.

И – за ветром, пример взяв с него,В каждом жесте лелея решимость,Я бегу по настилам снегов,Как на лыжах, шагами большими.

Точно тянут меня на ремне,Точно манят обилием денег…Но во мне – никаких перемен,Никаких – перерождений.

Правдивость

Родимая, начало всех начал!Когда слепила солнце саранча,Когда она врывалась с треском в двери,Когда от подозрительности я,Теряясь в недомеках бытия,Уж никому не ждал души доверить;

Когда разуверялся и когда,Не спрашивая у людей, гадалО том, что им и ясно, и прозрачно, –Тогда и сердце, даже пред тобой,Притворствовало, празднуя отбойПривязанности нашей полумрачной.

Напрасно оправдания вовнеМоей высокомерной болтовнеОтыскивала ты, еще не зная,Что я, как все, во власти пустяковИ что по складу духа я таков,Приснившийся тебе пришельцем рая.

Родимая, начало всех начал,Прислушайся! Я коротко сказал:Нет слов косноязычней и короче,Чтоб выразить ту ясность на душе,Подобную не блику на клише,Но вольтовой дуге на фоне ночи.

Как звуки тамбурина и зурныДля музыканта вдруг озарены,Зажглись мои последние недели…И, вероятно, в мире нет тоскиСильней, чем счастье показать такимСебя, каков ты есть, на самом деле.

Там…

Влача за собою пояс,Глотая с тоской дистанции,Бежит пассажирский поезд,Вопит у ближайшей станции.

Там запад, – залит кострами,Как кровью, – почти логическиБеседует с пустырями,Настроенными элегически.

Там вяз, растопырив руки,Взяв позу актера-трагика,Вихрясь в налетевшей муке, -Мне душу порой затрагивал.

Там дали, рябя рисункамиЛандшафтов, одетых в олово,Страдали. И стыла Сунгари,Как плоскость ножа столового.

Диссонанс

Спрятанный в клобук СавонаролаБлизок мне с девизом: пост и труд…А в соседней комнате – виктролаИ уют.

Чувствую, что с каждым часом чваннейСтановлюсь, заверченный в тискиГорестного самобичеваньяИ тоски.

Но в припадке жесточайшем долгаВ свой афористический блокнотЧто-то заношу, смотря подолгуНа окно.

К желтым костякам фортепианоПрикасаюсь скованным туше,Думаю бессвязно и беспланноО душе.

Пусть соседи под виктролу скачутВечером, лишь вынет диск луна, –Всё равно: ударю наудачуДиссонанс.

Если же случайно выйдет нежный,Тихий, грустью задрожавший звук –Приглушу его своей мятежнойПарой рук.

Поровну

На десяток плохих есть десяток хороших.На десяток больных – десять «кровь с молоком».На десяток разутых – десяток в галошах.На толпу в лакировках – толпа босиком.

Дисгармония, кризис – газетный, словесный…Удручающий ряд! Кто поймет? Кто поймет,Что и в наше столетье веселые песниПоловина людей, точно нáзло, поет

Кто поймет? Кто поймет, отчего, насмотревшисьНа бессилье людское, иду я домойНе с тоскою, как надо бы, не присмиревший,А натянутый, точно струна, и прямой?

А когда мне прошепчут: «депрессия!.. кризис!..»И понятий тождественных траурный ряд, –Я сощурюсь слегка, к говорящим приблизясь,И ехидно скажу: говорят, говорят!

Пусть вселенная спит под метелью, в пороше,Пусть мучительный мир в бесконечность влеком, –На десяток плохих есть десяток хороших,На десяток разутых – десяток в галошах,На десяток больных – десять «кровь с молоком»!

Я близок к устьюБольших дорог…Я с той же грустью,Я столь же строг,Я так же занятОдним, одним –Ловлю глазамиБелесый дым…

Туман и сыростьТри дня подряд…Таким я вырос,И – что ж! – я радНести всё время,Всю жизнь моюСебя, как бремя,В разлад со всемиИ даже с теми,Кого люблю.

И – через многоШумящих летЯ столь же строгоВзгляну на свет, –Да, он мне ближе!Но – что скрывать? –Ведь я увижу,Что я опятьВсё так же занятОдним – одним… –Мильон терзаний…Белесый дым…

Гонг