История политических и правовых учений. Курс лекций. 2-е издание. Учебное пособие - Елена Тимошина

И. Ю. Козлихин, Е. М. Тимошина

История политических и правовых учений. Курс лекций

Учебное пособие

Издание второе, переработанное и дополненное

[битая ссылка] [email protected]

Раздел I

Политические и правовые учения в Древней Греции и Риме

Введение

Греческое слово «полис» и аналогичное ему латинское «сивитас» часто переводят как «государство» или, стараясь подчеркнуть специфику такого рода социальной организации, как «город-государство». Это не совсем точно и может ввести нас в заблуждение. Античное понятие «полис» имеет совершенно иной смысл, нежели мы сегодня привносим в понятие государства. Полис не являлся особым институтом управления, но был способом жизнедеятельности античного общества, формой его организации. Полис в понимании древних представлял собой самоуправляющуюся общину свободных и равных людей – гражданскую общину.

Полисная организация окончательно сложилась в Греции к VI в. до н. э. после реформ Солона и Клисфена и послужила той средой, в которой зародилась политико-правовая мысль Древней Греции.

Полисы принципиально отличались от государств Востока. Для последних была характерна деспотическая власть и ее патерналистское обоснование: деспот уподоблялся отцу, а подданные – детям. Полис же составляли не подданные, а граждане. А граждане, как потом сказал Аристотель, – это те, кто участвует в суде и народном собрании, т. е. те, кто наделен политическими правами и обязанностями и участвует наравне с другими в управлении полисом. Таким образом, верховная власть принадлежала не отдельному лицу, а коллективу граждан. Как следствие этого в Древней Греции сложилась особая политическая и правовая культура. Основные ее моменты сводятся к следующему. Общие вопросы решаются совместно, поэтому характер древнегреческого мышления диалогичен. Чрезвычайно важную роль играет риторика, при этом подчас политическое и ораторское искусство отождествляются. Площадь (агора) и спор (агон) – соответственно место и способ принятия решений. Сами же общие решения принимаются в форме закона (номос), который в свою очередь должен соответствовать справедливости (дике).

Полис – это высшая форма общения между людьми, а значит, соответствующим образом упорядоченная; полис и номос неразделимы ни в сознании, ни в практической жизни. Дике предполагает равновесие, гармонию полисной жизни, цель номоса та же. Реализуясь, номос приводит к благозаконию (эвномии), т. е. справедливому законосообразному порядку, который по сути своей тождественен самому полису. Номос утверждает правовое равенство между гражданами (изономию). Отсутствие закона (аномия) ведет к гибели полиса. Закон – это творение коллектива граждан ради общего блага. В связи с этим мораль и право не противопоставляются, как на Востоке, а напротив, исполнение закона рассматривается как моральный долг. Все сказанное характеризует сложившееся к VI в. до н. э. обыденное сознание греков, из которого произошла греческая философия морали, философия человека как полисного существа. Разумеется, это произошло не в одночасье.

Рождение греческой философии обычно связывают с именами Фалеса из ионийского города Милета и его учеников Анаксимандра и Анаксимена (VII–VI в. до н. э.). А само слово философия впервые употребил Пифагор в VI в. до н. э. Главным предметом размышлений первых греческих философов была природа (фюсис), а потому их называют натурфилософами. Общим для них являлось убеждение в том, что чувственный мир обманчив, а чувственный опыт недостаточен для познания. Поэтому найти первоосновы, познать всеобщий закон бытия можно только с помощью разума. Таким образом, в основе греческой философии лежит не миф и не религиозная вера, но разум, познающий и объясняющий мир.

Но все же переворот в греческой философии – переход от философии природы к философии человека – свершился только в V в. до н. э. благодаря софистам.

Глава 1. Софисты

Софистика как философское течение V в. до н. э. объединяло преподавателей разнообразных знаний (мудрости). Они учили математике, физике, астрономии, как бы сегодня сказали наукам естественным и точным и, конечно, наукам гуманитарным – этике, грамматике, политике, поэтике; риторика была особо популярным предметом.

V в. до н. э. – период расцвета греческой демократии. В первую очередь это, разумеется, касается Афин времен Перикла. Афиняне упивались своей свободой, понимаемой чаще всего как возможность участвовать в управлении полисом и критиковать всех и вся. Спрос на соответствующие знания был огромен. Практика демократических полисов породила объективную потребность в учителях такого рода. Педагогическая деятельность стала профессией, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Итак, преподавание, дающее заработок, стоит на первом месте, наука – на втором. Из этого следует, что знания не могут быть уделом единиц (мудрецов), как думал, например, Гераклит. Научиться и знать может любой человек. Софисты – интеллектуальные демократы. Знания они отождествляют с добродетелью (арете) и постоянно задаются вопросом: можно ли научить добродетели? Чтобы понять их ответ, необходимо вновь, как и в случае с термином «полис», отметить, что перевод «арете» как добродетели не совсем точен. «Арете» (это подчеркивают многие знатоки античной философии) для грека означало наличие неких способностей и умений, пригодных для той или иной деятельности, т. е. она имела практическое значение. Поэтому добродетели можно и нужно учить.

История сохранила имена наиболее знаменитых софистов: Протагор, Горгий, Продик, Гиппий, Антифонт – это старшие софисты; Фрасимах, Калликл, Пол – младшие. Деление их на младших и старших традиционно и условно. Старших, как правило, относят к демократам, а младших – к противникам демократии. Точно восстановить взгляды софистов непросто, поскольку сохранились лишь отдельные фрагменты их работ, в основном известные из трудов Платона, Ксенофонта, Аристотеля, Секста Эмпирика, Диогена Лаэртского и др. Первое место здесь занимают, конечно, диалоги Платона. Однако следует помнить, что Платон относился к софистам с предубеждением, и, наверное, не всегда был справедлив. Но именно он – Платон – и свидетельствует о том, что влияние софистов было велико. Ведь спору с ними он посвятил немалую часть своих диалогов. К ним мы в основном и будем обращаться.

§ 1. Общефилософские взгляды

Софисты – релятивисты и скептики. Они полагали, что все в этом мире относительно и что познание истины проблематично. Основное положение софистики высказано Протагором: «Мера всех вещей – человек, существующих, что они существуют, а не существующих, что они не существуют» (Платон. Теэтет. 152а). Суть этого афоризма заключается в том, что Протагор, в отличие от своих предшественников-натурфилософов, подчеркивает значение субъективности в восприятии и познании окружающего мира. Происходит «очеловечивание» философии. Человек становится ее началом и целью. Человек есть познающий субъект, и он оценивает ту информацию, которую получает посредством органов чувств. Так, одно и то же одному человеку будет казаться горьким, а другому сладким, одному холодным, а другому теплым. И они оба будут правы. Казалось бы, Протагор превращается в законченного агностика, т. е. полностью отрицает возможность познания мира. Но это не так.

Прежде всего Протагор стремился доказать обоснованность и полезность своей преподавательской деятельности. В платоновском диалоге «Теэтет» Сократ насмехается над Протагором: «Те его слова, что каким каждому что-то представляется, таково оно и есть, мне очень нравятся. А вот началу этого изречения я удивляюсь: почему бы ему не сказать в начале своей «Истины», что мера всех вещей – свинья или кинокефал (порода обезьян. – И. К.), или что-нибудь еще более нелепое среди того, что имеет ощущения…» (Платон. Теэтет. 161с). Протагор достойно отвечает: «Поминая же свинью и кинокефала, ты не только сам поступаешь по-свински, но слушателей склоняешь так же вести себя по отношению к моим сочинениям, а это не делает тебе чести. Я же утверждаю, что истина такова, как у меня написано: мера существующего или несуществующего есть каждый из нас. И здесь-то тысячу раз отличается один от другого, потому что для одного существует и ему кажется одно, а для другого – другое. И я вовсе не отрицаю мудрости или мудрого мужа. Просто мудрецом я называю того, кто кажущееся кому-то и существующее для кого-то зло так преобразует, чтобы оно казалось и было бы для него добром.