Зверь выходит на охоту - Гульнара Черепашка

Гульнара Черепашка

Монстр поневоле. Книга 2. Зверь выходит на охоту

Пролог

Это – Желтый юг континента Орруор. Обширные равнины Западного Подгорья и Предхвостья. Это – юный мир, меньше века назад родившийся и едва осознавший себя. Его прошлое – дикость и полузвериное существование. Его настоящее – неопределенность и ожидание момента, когда же копящаяся мощь проснется.

Она – дитя мира, лишенное корней и родины. Ее прошлое – рабство и беспрекословное повиновение во имя чужих целей. Ее настоящее – неопределенность. Ее настоящее – просто жизнь.

Ее настоящее слегка возится, сопит за спиной. Еще спит, но сон уже не крепок. Еще немного – и дрема сменится беспокойным шебуршением и хныканьем. А там и требовательным воплем. Малыш, родившийся в середине прошлого лета, не любил ждать. И, если его не кормили сразу, как он просыпался, поднимал оглушительный крик.

Ничего. Еще немного можно подождать.

Накато застыла неподвижной статуей посреди пустого помещения. Руки опущены вдоль туловища, взгляд устремлен неподвижно перед, в одну точку. Воплощенное ожидание.

Младенец слегка возился и сопел за спиной, привязанный широким куском ткани. Двое торговцев дальше от входа разглядывали содержимое кожаного мешка, принесенного ею. Желтая краска – тончайший сухой порошок – ярко сияла. Казалось – она сама по себе светится в полумраке помещения, в которое свет снаружи попадал лишь сквозь узкие щели под потолком да полуприкрытый щелястой створой дверной проем.

- Вот она, кровь нашего мира, - проговорил один из мужчин, набирая плошкой ярко-желтый порошок из мешка. – Кровь и первооснова! Именно она – и ничто другое.

Драгоценная тонкая желтая пыль просыпалась на дощатый пол, однако он не обратил на это внимания. Желтая пыль впитается в светлые доски и окрасит их. Неслыханная расточительность! За ту горсточку, что он сейчас рассыпал, запросто могли убить. За потерю такой горстки работник мог получить плетей и вылететь на улицу без оплаты. Ее вычитали в счет стоимости краски.

Хозяин предупредил Накато, что эти двое – важные покупатели. Так что вмешиваться не следовало.

Она по опыту уже и сама знала – такие, если покупают, то берут много товара сразу и оплачивают его, не считаясь с рассыпанными горстями драгоценной краски.

- Громкие слова, - заметил второй торговец. – Далеко не только она, я бы сказал…

- Именно она, и ничто другое! – горячо возразил жилистый торговец, и темные глаза его заблестели лихорадочно. – Желтая краска – воистину кровь мира нашего, именно она дала ему жизнь! Она породила города и мощь нынешних владык. Она – первопричина всего и вся. Если сомневаешься, просто подумай: краски становится все больше, и города растут, растет мощь и влияние их владык. Чем больше краски – тем быстрее растут города. Краска – кровь мира, она пульсирует, перекачиваясь из сердца мира в разные его концы.

- А на этих концах ею просто окрашивают ткани и посуду. И она исчезает, растворяется, - возразил второй. – А города, - он смолк в задумчивости.

- А города растут благодаря тому, что рождается вместе с желтой краской! Да, она растворяется. Но она вызывает новую и новую тягу к ней. И вновь желтая краска рождается меж Соленых губ. И дает зачатие тому, что впоследствии становится мощью городов равнины…

Что это он такое говорит? На лице Накато не дрогнул ни мускул, но в душе всколыхнулось любопытство.

В чем заключена мощь городов, она знала. Неказистые, но обладающие чародейной силой кристаллы, которые высоко ценили колдуны. Но чтобы они как-то были связаны с желтой краской – она слышала впервые. Краску добывали из внутренностей червей, что водились в соленых озерах северных степей. Но там никто и никогда слыхом не слыхал о колдовских кристаллах! Не иначе, перекупщик – колдун, раз рассуждает о таком.

- Пусть так, - второй из торговцев решил не спорить. – Эй, чучело! – окликнул он Накато. – Сколько времени пролежала эта краска у твоего хозяина?

- Ее привезли в конце зимы, обо, - почтительно отозвалась девушка. – Это то, что собрали в прошлом году. Краску приходится везти из степей сюда много декад через горы… краска года нынешнего будет лишь к осени, а то и к зиме.

«А сейчас – лишь начало весны, и черви еще спят глубоко под землей. В этом году краску еще не добывали».

Это он знает и сам. А не знает – так ему, стало быть, и незачем.

- Ты смотри-ка, разговаривать умеет, - хмыкнул плотный низкий торговец, окидывая ее взглядом. – И про товар понимает.

Поморщился, отвернулся. Девушка знала, что он видит: мосластую крепкую девицу, коротко остриженную, с печатью непробиваемого равнодушия на лице.

Она научилась напускать на себя безразличие – так, что по лицу и не отличишь: живой человек или статуя. Так оно спокойнее.

Ей были знакомы масляные взгляды – вроде того, который бросил на нее торговец. Вот только даже среди женщин, таскавших грузы, было много куда более привлекательных, чем Накато. Она нарочно не отращивала волосы – коротко срезала их. Одежда – из простой, неотбеленной ткани без единого пятнышка краски. Грубый пояс из переплетенных кожаных ремешков. Ни серег, ни разноцветных бус, ни браслетов, ни вычурно уложенных кос.

Никакого хлопанья ресницами и ужимок. Теперь – только прямой, лишенный выражения взгляд.

А из украшений – только браслет из толстой грубой кожи на руке. Не ради кокетства – широкая полоса скрывала неприятную тайну.

Ничто в ее облике не напоминало о том, что когда-то и она способна была вызывать вожделение. И даже восхищение. Что за нее когда-то едва не передрались влиятельные чиновники величественного города на равнине. Теперь об этих временах напоминал лишь ее сын. Из-за него она и стала такой, какой была теперь.

- Значит, говоришь, полсотни мешков у твоего хозяина? – переспросил плотный.

- Так он сам сказал, - отозвалась Накато.

- Что ж, - он переглянулся с жилистым, кивнул. – Товар хорош. Мы забираем все полсотни мешков. Передай хозяину – к вечеру они должны быть здесь.

- Как скажешь, обо, - она склонилась. – Что мне сказать хозяину – когда ты принесешь плату за товар?

- Когда как следует весь его осмотрим, - отрезал торговец. – Каждый мешок!

- Хорошо, обо, - она снова поклонилась – здесь, в Рунду