Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились - Герберт Фейс

Думаю, после всей этой серии разъяснений немцы, как народ, больше всего боялись не формулы „безоговорочная капитуляция“. Они знали, что причинили миру невероятные муки и их ждет справедливое наказание. Нацистских лидеров ждала смерть или тюрьма; нацистов рангом ниже и их сподвижников – крах и унижение. Для высших военачальников и их штабов настал конец карьеры и власти. Для остальных немцев – убогое существование в разгромленной и оккупированной стране. И почти все боялись возможности власти русских.

У меня создалось впечатление, что поддержка формулы безоговорочной капитуляции мало повлияла на сопротивление немцев, разве что, может быть, в последний период войны. Ведь они стремились и надеялись не только получить гарантию того, что они не будут угнетены, но и заключить сделку с Западом, разобщающую их врагов и позволяющую им избежать наказания и выжить, как сильной стране.

Реальный вопрос для союзников – отличный от тактического – заключался в том, как поступить с Германией и немцами после капитуляции. Читая отчеты, я понял, что другого решения быть не могло, даже если бы некой немецкой группе – вроде той, что в июле 1944 года предприняла отважную попытку, – и удалось бы свергнуть Гитлера и его клику и добиться скорейшего заключения мира. Немцам было слишком много за что отвечать, они слишком боялись, они потеряли обычное право на справедливость в человеческом обществе. При безоговорочной капитуляции или без нее их защищали только выдержка и терпимость их врагов и взаимная недоговоренность между союзниками о действиях на территориях, подвластных Западу и Советскому Союзу.

Принятие решения, как поступить с немцами после капитуляции. было вытеснено разговорами о том, что можно сказать немцам.

Напомним, что Европейскую консультативную комиссию (на заседании которой сэр Уильям Стрэнг из министерства иностранных дел Британии встретился с Уинантом и Гусевым, американским и советским послами в Великобритании) попросили дать рекомендации по условиям капитуляции и созданию органа, который сможет гарантировать, чтобы они выполнялись. Комиссия с самого начала была скована и загнана в тупик. Уинант часто действовал без инструкций; иногда потому, что одно отделение министерства обороны по-прежнему настаивало, что условия капитуляции и оккупации являются чисто военными вопросами и решаться они должны Объединенным комитетом, и больше никем; иногда потому, что различные департаменты американского правительства не могли договориться, как поступить с экономической структурой Германии. Тогда же велись телеграфные споры, самым упорным из которых был спор о зонах оккупации.

Комиссия работала над тремя документами. Один, оговаривающий условия безоговорочной капитуляции, должны были принять немцы. Остальные два должны были подписать три правительства союзников; один из них касался механизма контроля над Германией после капитуляции; во втором излагалась система оккупации и распределялись зоны, контролируемые национальными силами каждого из союзников. Предполагалось, что основным будет четвертое соглашение, утверждающее общую политику, проводимую во всей Германии в период оккупации и контроля. Без этого вся система не будет работать. Соглашение так и не было достигнуто.

О каждом из этих трех соглашений я расскажу отдельно.

Задача разработки механизма капитуляции, который должен был быть подписан немцами, оказалась гораздо проще, чем в случае с Италией. Единственная проблема возникла в марте из-за возмущения Советского Союза по поводу статей в британской прессе о желании Советского Союза использовать немецкие части для работы в Советском Союзе после войны. Но вскоре это было исправлено. Работа над документом во время „Оверлорда“ подходила к концу. и, когда три дня спустя, 10 июня, Гарриман сообщил Сталину о желании президента побеседовать с ним прежде, чем падет Германия. чтобы урегулировать все вопросы, касающиеся этой страны, Сталин ответил, что в этом нет необходимости, во всяком случае в течение трех месяцев, и „…кажется, должно быть достигнуто общее соглашение по принципам капитуляции Германии“.

Смысл ответа Сталина был ясен: три правительства заключили договор по тем вопросам, по которым пришли к соглашению, и оставили нерешенными вопросы, по которым не смогли договориться. Эти нерешенные вопросы были жизненно важны, и затяжка с ними наносила вред авторитету Европейской консультативной комиссии. Среди них были: можно ли использовать немецкие части для принудительных работ; репарации; границы; разделение Германии. Победители не решили их и после капитуляции Германии. Документ, разработанный Европейской консультативной комиссией, в конечном счете не был пущен в дело.

По второму документу, тому, в котором содержались соглашения об исполнении условий капитуляции и контроля над Германией после войны, соглашение было достигнуто довольно быстро. Оно предусматривало создание Контрольного совета, сформированного из представителей трех союзников, оккупирующих Германию. Было договорено, что командующий каждой из оккупационных сил будет и командующим своей национальной зоны, и членом Контрольного совета. Совет должен нести ответственность за все вопросы, касающиеся Германии в целом, в то время как каждый командующий зоной будет осуществлять власть в собственной зоне.

Система была одобрена. Она работала до тех пор, пока три правительства не пришли к соглашению об общей политике, которую совет должен осуществлять во всех зонах.

Попытка определить зоны оккупации проходила иначе: мешали продолжительные столкновения претензий британцев и американцев.

Летом 1943 года комитет британского кабинета рекомендовал расположить оккупационные силы в трех основных зонах Германии: британские силы – на северо-западе, американские – на юге и юго-западе, и русские – на востоке. Берлин будет отдельной совместной зоной. Ни Рузвельту, ни Объединенному комитету начальников штабов не понравилось такое распределение. Президент хотел, чтобы американцы получили зону на северо-западе Германии, куда могли бы осуществлять поставки через северные порты – Гамбург, Бремен, Роттердам, – а не на юго-западе, линии поставок для которой будут проходить через Францию. Он не хотел зависеть от сотрудничества с французами. Отчасти это было вызвано личной неприязнью к де Голлю; отчасти – предположением, будто во Франции может разразиться гражданская война; а вероятно, и возможностью отделения некоторых регионов французской колониальной империи. Кроме того, Объединенный комитет начальников штабов считал, что, если Объединенные Нации будут контролировать порты Северной Германии, легче будет перебросить американские части из Европы для войны на Тихом океане.

По пути в Каир и Тегеран Рузвельт на оборотной стороне старого конверта схематично набросал альтернативный план распределения зон. Он отличался от британской схемы двумя основными пунктами: во-первых, американские и британские зоны в нем менялись местами; во-вторых, граница между западной и советской зонами проходила гораздо восточнее. Но в нем наблюдались любопытные зигзаги, и осталась незавершенной та часть границы, которая отделяла бы британскую зону на юго-западе от советской зоны.

Возможно, в Каире или в Тегеране Рузвельт кратко обсудил этот вопрос с Черчиллем, хотя в открытых отчетах это не отражено.

Когда 14 января 1944 года впервые собралась Европейская консультативная комиссия, британский представитель вынес на рассмотрение предложения по разделению на зоны, которые были одобрены министерством обороны.

На ранние рекомендации министерства обороны и на участие британцев в дискуссиях в Европейской консультативной комиссии Черчилль ссылается весьма неопределенно. Он писал: „Тогда вопрос казался чисто теоретическим. Никто не мог предвидеть, когда и как окончится война. Немецкие войска удерживали огромные территории европейской части России. Прошел год прежде, чем британские и американские войска вступили в Западную Европу, и почти два года прежде, чем они вошли в Германию. Предложения Европейского консультативного совета не считались достаточно неотложными или практичными, чтобы их обсуждать в министерстве обороны… Поэтому вопрос о русской зоне оккупации Германии не казался нам таким уж важным, не обсуждался на англо-американских дискуссиях и не поднимался ни одним из лидеров в Тегеране“.

Следует заметить, что Европейская консультативная комиссия собралась только в январе 1944 года, всего за пять месяцев до начала операции по форсированию Ла-Манша.

Предложения, распространенные 15 января, соответствовали более ранней британской схеме распределения, но в них зоны определялись более точно. Восточная зона, предназначенная в этом тексте для Советского Союза, проходила южнее Любека на Балтике примерно в 200 милях к востоку от Берлина. В нее входили примерно 40 процентов бывшей немецкой территории, 36 процентов населения и 33 процента производственных ресурсов – все, кроме Берлина. В феврале советский представитель предложил рассмотреть еще один план, в котором граница между западной и советской зонами лишь немного отличалась от предложенной британцами. Он давал понять, что советское правительство не очень озабочено тем, как британцы и американцы разделят западную часть Германии, но выразил надежду на скорейшее урегулирование этого вопроса. В ходе переговоров между британским и советским представителями вскоре были улажены разногласия между двумя предложениями относительно границ советской зоны. Следует помнить, что это происходило за несколько месяцев до „Оверлорда“ и взятия Рима. Согласованные советские наступления, обещанные в Тегеране, были безоговорочно одобрены, так как все хотели, чтобы русские действовали как можно более быстро и энергично. Каковы бы ни были в первую половину 1944 года предположения и расчеты, ни британцы, ни американцы, похоже, не были встревожены тем, что советские войска займут на западе Германии территорию, предусмотренную этим распределением зон.