Кровавый век - Мирослав Попович

Обещания чекисты не выполнили. По Петрограду начались массовые аресты, и Горький собрался ехать в Москву, где надеялся встретиться с Дзержинским. Однако он вынужден был задержаться на несколько дней из-за туберкулезного кровохарканья. Горький приехал с Белоострова в Петроград 23 августа, когда там Чека уже свозила сотни людей на Гороховую. На 24 августа его вызывали к Зиновьеву, который собственным распоряжением закрыл Петроградское отделение Помгола.

Дело в том, что 21 августа 1921 г. Литвинов подписал соглашение о помощи голодающим с американской неправительственной организацией АРА, и комитет уже был не нужен. 27 августа по предложению Ленина политбюро приняло решение «предписать Уншлихту сегодня же с максимальной скоростью арестовать Прокоповича и всех без исключения членов (некоммунистов) Комитета помощи, – при этом не допускать проведение ими совещания 4 часа».[306] Комитет должен был собраться на заседание протеста, но его члены, кроме старого народовольца Веры Фигнер и профессора Садырина, были арестованы. Вера Фигнер требовала арестовать и ее, отказавшись выходить из зала, но чекисты вынесли ее на руках.

Члены Помгола, правда, были отпущены, но позже высланы или в глухие далекие края, или за границу.

29 августа 1921 г., через два дня после разгона Помгола, «группа Таганцева» в составе 61 человека (в том числе 16 женщин в возрасте от 20-ти до 60 лет) была расстреляна. Ленин помиловал только одного инженера, за которого хлопотали нарком внешней торговли Красин и председатель Госплана Кржижановский. На письмо Н. С. Таганцева, который просил о помиловании сына, Ленин не ответил. Как писал Вернадский, список расстрелянных «произвел впечатление не страха, а ненависти и презрения».[307] Под впечатлением этого события Вернадский в 1922 г. выехал за границу, откуда вернулся только в 1926 году.

Во время пребывания Блока по приглашению Каменева в Москве врачебный осмотр установил, что все его болезни являются следствием острого голодания. Ему действительно необходимо было лечиться за рубежом, а для этого нужны были разрешение Чека и денежная поддержка Наркомата внешней торговли. Добиться ничего не сумели.

Блок умирал.

Горький написал письмо Луначарскому с просьбой о помощи. 11 июля 1921 г. Луначарский написал заявление ЦК и Ленину, в которой от своего и Горького имени просил «повлиять на т. Менжинского».[308] Уже на следующий день вопрос рассматривался на политбюро. Партия не позволила Блоку выехать, но постановила улучшить ему паек.

23 июля вопрос опять рассматривался на политбюро, и было решено позволить Блоку выехать, но одному, без членов семьи. Это было идиотизмом или издевательством.

29 июля Горький опять написал Луначарскому по этому поводу. Луначарский опять обратился в ЦК. 1 августа 1921 г. политбюро наконец дало разрешение на выезд Блока с семьей. Но он уже не мог передвигаться.

7 августа Блок умер.

При таких обстоятельствах Горький 16 октября 1921 г. выехал за границу. Это был выход и для Ленина, который давно настаивал на «необходимости лечения» Горького за рубежом, и для недоброжелателей, в первую очередь Зиновьева, потому что для них Горький был просто «гнилым интеллигентом», с которым Ленин няньчится бог знает по какой причине. С отъездом Горького большевистское руководство могло вздохнуть с облегчением.

Отъезд Горького за границу означал разрыв большевиков не просто с лояльной к новой власти российской интеллигенцией и необходимость поисков новых культурных ориентаций. У большевиков оставалась группка художников-авангардистов и малообразованные любители с претензиями на пролетарскость.

Большое значение имел также отъезд во Францию, как бы в командировку, В. И. Вернадского. В письме к Петрункевичу он оценил большевистскую диктатуру крайне негативно: «Луначарский и Покровский – прямое продолжение Делянова и Кассо (наиболее реакционные министры образования царских времен. – М. П.)… Не только коммунисты, но и все социалисты – враги свободы, потому что для них личность человеческая исчезает перед целым».[309] Вернадский имел огромное влияние на содружество российских ученых, которое, правда, в ту пору еще не играло такой общественной роли, как позже, когда Вернадского принимал Сталин как одного из инициаторов создания советской атомной бомбы. Следует прибавить, что Вернадский и Ольденбург были давними студенческими друзьями Александра Ульянова и знакомыми Ульянова-Ленина, помогали семье после казни старшего из братьев, что в достаточно большой мере влияло на почтительное отношение Ленина к обоим. Отъезд Вернадского говорил о том, что отношения большевиков с научной общественностью находятся в состоянии кризиса. Однако Ленина это, кажется, не останавливало.

Еще в мае 1921 г. (Ленин тогда болел, подолгу жил в Горках, но внимательно следил за событиями) по инициативе газеты «Известия» началась дискуссия о роли Чека. Ленина очень тревожили тенденции к ослаблению террористического режима, но он понимал неизбежность законодательного упорядочивания террора. В ноябре 1921 г. была создана комиссия в составе Дзержинского – Каменева – Курского (наркома юстиции), которая должна была подготовить реформу карательной системы. Суть заключалась в том, чтобы отобрать у ЧК определенные функции, передав их судам, но политических противников оставить такими же беззащитными перед судом, какими они были перед ЧК.

И. С. Уншлихт

23 января 1922 г. решением политбюро ЧК была ликвидирована, функции предварительного следствия переданы ее наследнику – Государственному политическому управлению, подчиненному наркому внутренних дел и через него – правительству. (Правда, после образования СССР ГПУ реформировали в ОГПУ и подчинили уже не наркому, а прямо главе правительства.) «Реформа» несколько подняла право и суд как элементы карательной системы «диктатуры пролетариата», но оставила неприкосновенным принцип неограниченного произвола относительно «врагов народа». Эта политическая установка осталась основой государственного насилия и после «коренного пересмотра точки зрения на социализм».

Ленин настаивал на сохранении в законодательстве для прямых врагов «диктатуры пролетариата» расстрельных статей, сформулированных настолько широко и расплывчато, чтобы смертный приговор зависел от «революционного правосознания» больше, чем от нормы закона. Уголовный кодекс со зловещей ленинской 58-й статьей был принят в мае 1922 года.

В марте была начата по инициативе Ленина чекистская операция под кодовым названием «Операция» по высылке «буржуазной интеллигенции» за границу.

В феврале – марте 1922 г. Ленин время от времени дает тайные указания заместителю председателя ГПУ Уншлихту относительно того, чтобы чекисты следили за Пешехоновым, Бердяевым, Степуном, Франко.

19 мая 1922 г. Ленин пишет письмо Дзержинскому о высылке большой группы интеллигентов за границу, интересуется подготовкой суда над партией эсеров, протестует против обещаний не расстреливать эсеровских лидеров, которых дал Бухарин руководителям II Интернационала. (Напомним: в конце мая 1922 г. у Ленина произошел инсульт, в октябре наступила ремиссия, в декабре – новый удар.)

Л. А. Коган отмечает, что важнейшим звеном в цепи подготовительных мероприятий по высылке «буржуазной интеллигенции» стала статья Ленина «О значении воинствующего материализма», написанная им в марте 1922 г. и напечатанная в № 2 журнала «Под знаменем марксизма».[310] Здесь открыто и прямо формулируется угроза выдворения за границу противников марксизма.

Основные списки лиц, подлежащих высылке за границу, составили до августа 1922 г. Насколько широко была задумана операция, свидетельствует записка Дзержинского Уншлихту относительно реализации указаний Ленина: «Нужно всю интеллигенцию (курсив мой. – М. П.) распределить по группам. Приблизительно: 1) беллетристы, 2) публицисты и политики, 3) экономисты (здесь необходимы подгруппы: а) финансисты, б) топливники, в) транспортники, г) торговля, д) кооперация и так далее), 4) техники (здесь тоже подгруппы: 1) инженеры, 2) агрономы, 3) врачи, 4) генштабисты и так далее), 5) профессора и преподаватели и так далее, и так далее. Сведения должны собираться всеми нашими отделами и посылаться в отдел интеллигенции».[311] Ленину регулярно посылались отчеты о ходе операции. В списках, подготовленных на август 1922 г., были 174 фамилии, но легко представить, как бы выглядели они, когда бы учтены были все «и так далее и так далее», намеченные Дзержинским. «Работа с интеллигенцией» продолжалась, списки сокращались (неизвестно, в частности, сколько интеллигентов было выслано с Украины – Ефремов, фамилия которого открывала список, так и остался на свободе в Киеве). С болезнью Ленина дело заглохло.