Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций - Елена Самоделова

Безусловно, Есенин прекрасно знал, что некоторые понятия, вроде бы напрямую относящиеся к области телесной терминологии, тем не менее восходят к литературной поэтике. Именно этот путь развития телесной предметности прошел стихотворный термин «стопа». Отказываясь от общеупотребительного термина и заменяя его «походкой слова», Есенин как бы возвращает вторичное, переносное значение к его первоначальному смыслу.

Этот прием использования деталей человеческого тела и самой его цельности как критерия литературной поэтики применялся и друзьями и соратниками Есенина. Имажинист В. Г. Шершеневич утверждал, что «стихотворение не организм , а толпа образов». [1034]

Структурные и стилистические задачи поэтики телесности

Поставив разные художественные цели, Есенин специально допускал синонимичность «телесных» понятий с разной стилистической окрашенностью: например, глаза – очи – бельма и др.

Тело у Есенина выступает как показатель конечности жизни (в противоположность вечности души). Как сознательное избавление от собственного тела выступают самоубийства Анны и Лимпиады; как случайное умерщвление чужого тела выглядит ряд убийств – помещика крестьянами, бабки-паломницы Аксюткой (в его воображении), Карева Ваньчком в «Яре» (1916), «Пятнадцать штук я сам // Зарезал красных» (II, 99 – «Русь бесприютная», 1924) и т. п. Первым приближением к смерти выглядит избивание тела деда Иена приставом в «Яре».

Рассмотрение тела как особого рода предметности порождает художественные мотивы и сюжетные ходы : например, «Стрелял я мне близкое тело » (III, 160 – «Анна Снегина», 1925).

Отношение к телу характеризует героев либо – чаще – изменяющееся авторское мировоззрение. Возникают чрезвычайно интересные индивидуальные авторские трактовки: общее тело – «Я есть ты. Я в тебе, а ты во мне» (VI, 35 – письмо к Г. А. Панфилову, 1913); слияние двух тел – «опрокинутость земли сольется в браке с опрокинутостью неба» (V, 203 – «Ключи Марии», 1918).

Принципы словесного эпатажа во многом основаны на окарикатуривании фигуры человека, на выпячивании уродливого облика всевозможных калек, в особо тщательной прорисовке гипертрофированных отклонений в телесных параметрах, в изображении несоразмерных частей туловища, в нарочитом высвечивании неблаговидных физиологических отправлений организма с целью оттолкнуть читателя (слушателя) от низменных проявлений человеческой натуры. А имажинизм как литературная школа и Есенин как ее представитель и поэтический вождь использовали на практике эпатаж в качестве одного из ведущих художественных приемов, хотя и не декларировали это в теории. Современный исследователь имажинизма как явления искусства И. В. Павлова обнаруживает, что «человек представлен чаще всего как материальный объект, распадающийся на составные части, некрасивые телесные детали демонстрируют уродство людей, эхом отражающие безобразие мира, его бездуховность, перерастающую в бред, безумие». [1035] Есенинские творения имажинистского периода включают в себя огромное, просто суммарно преобладающее над другими количество телесных образов, однако совсем не обязательно обезображенных и уродливых. Поэма «Пугачев» (1921) всецело построена на телесной образности во всем ее многообразии (об этом см. ниже).

Тем не менее по сочинениям Есенина периода имажинизма и последующих лет раскиданы образы «телесного эпатажа»: «рожденным распоротым животом этого ротастого итальянца» (V, 208 – «Ключи Марии», 1918); «Веслами отрубленных рук // Вы гребетесь в страну грядущего» (II, 77 – «Кобыльи корабли», 1919); «Отражает безгубую голову » (I, 159 – «Сторона ль ты моя, сторона!..», 1921); «Эта тень с веревкой на шее безмясой , // Отвалившуюся челюсть теребя , // Скрипящими ногами приплясывая» (III, 25 – «Пугачев», 1921); « Голова моя машет ушами… Ей на шее ноги // Маячить больше невмочь» (III, 188 – «Черный человек», 1923–1925).

Задолго до создания «Пугачева» и овладения имажинистской поэтикой как закономерной стилистикой литературной школы изобилие приемов живописания телесности уже рассыпано по всему раннему творчеству Есенина как неотъемлемая его часть и типичное свойство органической поэтизации. Так, шестнадцатистрочное стихотворение 1911 г. «Хороша была Танюша, краше не было в селе…» содержит 7–8 упоминаний частей человеческого тела, его органов и субстанций: кучерявая голова, коса как душегубка-змея, синеглазый парень, лик верховых, рана на виске, кровинки запеклись на челе (I, 21).

Традиции русского фольклора в телесной образности

Можно с уверенностью утверждать, что Есенин уже в первых своих опытах поэтизации телесности отталкивался от традиции русского фольклора, особенно родного рязанского. В ноябре 1890 года в Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии г-н Востоков препроводил «Пословицы и поговорки, собранные в Рязанском, Михайловском и Зарайском уездах Рязанской губернии, существующие во всяких классах народонаселения». На 30 листах большого формата (сопоставимого с нынешними машинописными листами) собиратель расположил в алфавитном порядке огромное количество паремий, касающихся человеческой души и тела в целом, всевозможных его частей и органов, жидкостных субстанций. Причем иногда в одном тексте сопоставляются два-три и более телесных органа. Также приведены разные варианты одного произведения. Естественно, г-н Востоков не задавался целью привести исключительно пословицы и поговорки на телесную тематику, однако они составляют значительную часть текстов среди прочих произведений и дают полный анатомический атлас. Части человеческого организма легко могут быть распределены по тематическим рубрикам под народными названиями, часто синонимическими: душа – душка – тело – голова – мозговина – волосы – хохол – рожа – рыло – мурло – лоб – бровь – око – глаз – зенки – буркáла – ухо – ушко – нос – губушка – рот – роток – язык – язычок – зуб – борода – горло – шея – плечо – рука – локоть – кулак – палец – ноготь – спина – ребро – бок – пазуха – грудь – сердце – живот – брюхо – пуп – пупок – чрево – нога – ножка – колено – ступня – кость – кровь – слеза – слюна.

Вот тематически структурированная нами выборка по телесной тематике из пословично-поговорочного реестра г-на Востокова по Рязанской губ. Приводим ее полностью (кроме дефиниций тела, души и головы, указанных в соответствующих главках) из-за ее уникальности и труднодоступности хранения единственного оригинала:

«У бабы волос долог, а ум короток»; « Хохол болит, пупок чешется, живот болит, мясо хочется; не суди меня, свет, ведь тебя близко нет и нельзя достать то, чем же себя забавлять»;

« Мозговина с короб, а ума с орех»;

« Мурло -то, мурло – всё равно, что медвежья пятка»; «Посмотрел бы на свою рожу , её сделали негожу и не годится на суд Божий»; « Рожа – всемирное чудо, а душа – просто Иуда»; «Ты только лоб лощи да в кулак свищи»; «Твоя натура – дура, да непригожа ещё рожа »; «Хороша охота соколья, да у тебя рожа воронья»;

«Хотел Иуда купить седло, но на шею положил силок»;

«Бесстыжие твои зенки »; « Глаза по ложке, а не видят ни крошки»; « Глаза страшат, а руки делают»; «На что око взглянет, то завянет и в карман потянет»; «Ныне докащику в карман сунуть, то и противнику в глаза плюнуть»; «Нужда на ум, и кажутся долги ночи; не уснёшь и не закроешь очи »; « Око видит, а зуб не зымет»; «Правда глаз колет»; «Ты у него, как бельмо на глазу »; «У семи нянек дитя без глаза »; «Хорошо подарки брать, да сумеешь ли ход делу дать, а то так настрекают в глаза , что проймёт горькая слеза »; «Что буркáлами -то хлопаешь, точно сова крыльями»;

«Дано два уха , один язык , чтобы более слушать, а меньше говорить»; «Довольно и двух ушей , чтобы ничего не слышать»; «Для милого дружка – серёжечка из ушка »; «Не так, то в ухо , без мехов надую в спину и брюхо»; «Сейчас за ушко да на солнышко»; «Сам по уши виноват, а на жену хочет пенять»;

«Дальше своего носа ничего не видишь»; «Нынешние друзья – говорить нельзя, как в кармане есть, то их найдутся пять-шесть, а в кармане опростают, то уж более не знают, назовут дураком да утрут нос кулаком »; « Нос с локоть , а ум с ноготь »; «Не подымай нос , не наступила бы на хвост»; «Цепей носом не перетрёшь, и земли рукой не перебьёшь»;