Эпитафия Любви (СИ) - Верин Стасиан

Хионе освободила его голову для удара.

— Стойте! Стойте! — трепыхался стражник.

Дэйран приставил острие копьё к его горлу. Видеть, как сталь проникает в человека, причиняя ему боль и в конце концов лишая его жизни, а его семью кормильца, было бы отвратительно, и Магнус начал отворачиваться к стенке. Его удержал вопросительный взгляд Дэйрана. Некоторое время он как будто угадывал, что хочет сказать обо всём этом Варрон, и… согласился.

Удивительно, но воин развернул древко тупой стороной и шмякнул стражника по голове так, что последний отключился.

Убийства не произошло.

— Будь что будет, — Дэйран бросил копьё Хионе.

— Спасибо, — от души поблагодарил Магнус. За стражника и за самого себя.

— Скажешь это, когда выйдем.

Из-за поворота выглянул Гиацинт.

— Ги! Ты не ранен? — Магнус, заметив его, едва не бросился осматривать юношу на предмет повреждений. — Нет?

— Ага, — с улыбкой ответил Ги. — Я вовремя спрятался.

— Марк? — Магнус и за него отвечал тоже.

Цецилий помотал головой.

— Может снимем с него броню? — Он сидел около стражника и постукивал по лорике. — Я бы продал её.

— Нет времени, — поторопил Дэйран. Он подобрал факел с пола и вручил его Ги. — Уходим!

Они прошли сквозь катакомбы и завернули в рассчитанный на два человека коридор, ведущий к пыточной. Для устрашения заключённых в его потолке вырубили головы кровожадных чудовищ, такими собственно были и люди, придумавшие пыточные комнаты.

Чудовища разверзали алчные пасти, и человека, ведомого на пытки, еще до каких-либо манипуляций запугивала мрачная атмосфера. Нужная комната примыкала к коридору и была, как и многие помещения в крепости, защищена решётчатой дверью.

Она была не заперта — внутри никого. Дэйран открыл её и вошёл первым. За ним Хионе. Магнус следом. Цецилий и Ги за Магнусом.

— Душегубы, демоны, — Хионе заругалась, увидев орудия пыток во всей их жестокой разнообразности. Из общего числа особенно выдавалась маленькая шипастая клетка.

— Не хотел бы я оказаться внутри такой вот, — заметил Ги.

Магнус никогда бы не подумал, что разделит мнение Хионе. Его пробивало на тираду против эфиланских властей, но он сдержался.

— Какой камень открывает ход? — Она обошла комнату.

Стены состояли из выпуклых необтёсанных рустов.

— Самый длинный в кладке, — спохватился Ги.

— Я нашёл. — Дэйран стоял за столиком для допроса. Камень он нашарил сморщенный, как печёное яблоко, длинный и тончавый как булочка (весь минувший час Магнус думал только о еде). Надавил. Камень врезался в стену.

Из руста выделились границы прямоугольной плиты и, подняв ворох пыли, она отомкнулась вовнутрь.

— Это и есть потайной ход? — Воняющий землёй и останками подземных животных тоннель не подлежал с темницей сравнению. Магнус кривил лицо, лезть туда — это самая гадкая идея из всех, которые могли прийти в голову.

Того же придерживался и Ги.

— Ух… какой колотун, — сказал он.

— И так было холодно! — вякнул Цецилий.

В коридорах родились голоса. Сменщик стража поднимал тревогу.

— Пошли, мы почти выбрались, — призыв, исходивший от Дэйрана, никого не оставил равнодушным. Не мешкая, они затворили плиту, вернув её в исходное состояние, затем в нерешительном темпе хлынули в тесный проход. Факел осветил столь внушительное скопление паутины, что Хионе дала шедшему во главе Дэйрану копьё и воин занялся наматыванием тенёт на древко.

Магнус ему не завидовал.

— Кто додумался проложить этот тоннель? — Под сандалиями шуршала осыпь с вздыбленного пещерного свода. — Какой-то начальник тюрьмы, который боялся, что его убьют?

— Или заключённый, — прибавил Ги.

Дэйран затормозил, чтобы стянуть паутину с древка.

— Потайные ходы строятся для разных целей, — промолвил он, — этот построили при Архикраторе Иво для переброски его людей из тюремного форта во дворец, когда требовалось сохранить секретность. Со временем, тоннель был заброшен.

— Иво Тёмный соорудил пыточную?

— Его называют самым неоднозначным Архикратором в истории, и стоит признать, оценка хронистов кое-чем оправдана. То, что вы называете пыточной, при нём было… складом.

— Вы помните всё!

— Естественно, — он свесил древко и взглянул на него, — я бывший слуга Его Величества, и моя задача состояла в том, чтобы помнить все секретные ходы, лазы и кулуары. Квестор не солгал, тоннель выведет вас во дворец. Впрочем, это не единственный путь.

— Это не единственный?

Лаконичная улыбка пробежала по его губам.

— Трибун, вы должны знать свой город лучше меня.

— Не знаю я этот серпентарий! — Подлость в Аргелайне заявлялась по расписанию, как сборщик налогов, но тюрьма и плутание по подземельем — это выбивало из сил похлеще спора с сенаторами. У Магнуса не было уверенности, что всё закончится вторичным подписанием вето, нет — его ждут большие хлопоты. Его заставят присутствовать на переизбрании. Потом на суде старшего брата. Ему не останется ничего, кроме как — во имя любви — вступиться за Гая, и обречь себя на ещё одно недельное пребывание в гадюшнике.

— Продолжим? Я, серьезно, очень устал…

— Вот как? — Дэйран вытянул голову. — Ладно.

Но угрюмое затишье продолжалось недолго. Никакое затишье не продолжается долго, если оно повисло в зловещих пещерах.

— Сколько осталось? — Цецилий, самый нетерпеливый, ничего не мог сделать со своей боязнью пауков и замкнутых пространств. Ги подшучивал над ним, Магнус же отнёсся с единодушием.

— Столько, сколько осталось. — Дэйран нанизывал паутину, сбивал следующую, его копьё блестело. — Я не бывал здесь, чего не сказать про моего наставника Медуира. Куда идти мы знаем благодаря ему.

— Он погиб в битве с язычниками? — спросил Магнус.

— Его сожгли на костре.

— Сожалею.

— Вот почему я говорил, — полуобернувшись произнёс Дэйран, — что политика — не панацея, она не спасла ни тех, кто был вовлечён в неё, ни тех, кто её бросил.

— А что ты предлагаешь?

— Жить в согласии с природой.

— Как это?

— Быть тем, кто ты есть, — сказал воин.

— Какая-то софистика.

Дэйран резко застопорился и Магнус едва не влетел ему в спину.

— Что ты делаешь? — напрягся он. Никто не понимал, что происходит и почему воин остановился.

— Во имя Мастера, — он отошёл на шаг.

— Вы видите что-то во тьме? — спросила Хионе. Но она сию минуту вычислила в чём дело. Варрон проследил за её взглядом.

У босых ног Дэйрана сгрудился скелет в девичьей белой тунике.

— Женщина, — его голос охрип.

Магнус присел у останков, глотая слюну. Труп, найденный в заброшенном тоннеле, не сулил ничего приятного.

— Приятель, — холод забирал его с собой, — представим, что она просто заблудилась после свадебной пьянки, и пойдём дальше?

Вряд ли Дэйран представил.

— Её костям сотни лет, — сказал он.

— Нет, нет, я не хочу ничего слышать. Пойдём.

— А это… это… безопасно? — Цецилий исходил страхом.

— О скелете я слышу в первый раз, но это не повод бояться.

Магнус поднял её затянутый паутиной череп. Невзирая на дрожь в пальцах, невзирая на отвращение, невзирая на желание встать и пойти без промедления дальше, трибун словно лишился чувств. Воображение воссоздавало женщину: на месте пустых глазниц засияли большие глаза, у расколотых зубов полные чувственные губы прошипели его имя: «Любимый… любимый… мой любимый…» — и манили в запретную мистерию красоты, дразнили податливостью. Склизкие от паутины кости нежно, как любовница, соприкасались с его руками.

— Варрон? Варрон?!

«Дурак — говорили губы — это значит дурак».

Внезапно что-то укусило его. Магнус издал крик, боль впиталась в рассудок, и он подбросил череп в потолок. Последовал пустой хруст, и треснувшая черепушка упала к ногам Дэйрана. Он отпрянул. Из разинутой челюсти высыпали пауки величиной с курагу и чёрной мохнатой тенью уползли во мрак.

Трибун подскочил как в лихорадке, опираясь на плечо Ги. Болел и стремительно опухал безымянный палец. Рот наполнялся слюной.