Эпитафия Любви (СИ) - Верин Стасиан

Возможно, там горела лампа. Но, возможно, был пост стражи, охраняющий пыточную.

— Я схожу, проверю, — вызвалась воительница.

— Нет, — сказал Дэйран.

— Лучше меня это никто не сделает.

— Это приказ.

— Пфф! — раздалось с её стороны.

— Чем ты недовольна?

— Долго ли до беды!

— В этом месте всё — беда, — пробормотал Дэйран. И был, по мнению Магнуса, в высшей степени прав. — Я пойду один.

— А я вас прикрою, — не уступала Хионе.

— И долго это будет продолжаться? — простонал Магнус. К нему снизошла одна сумасбродная идея. — Может быть, я пойду?

Хионе среагировала как по команде:

— Отлично, иди. Принесёшь хоть какую-то пользу. — Магнус предполагал обезображенную неприязнью гримасу на месте её лица. — Да и тебя не жалко, я права?

«Вот женщина!»

— Трибун нам помог. Жертвовать друзьями против нашей природы, — сказал Дэйран. «Если бы вы не жертвовали моим слухом, было бы справедливее!»

— Кхм-кхм, ну я могу, — предложил Ги, как беспечный мальчик-горшечник, вызвавшийся раздобыть для хозяина кусок глины. — Из всех я самый молодой, ловкий и в темноте лучше вижу. Согласитесь, буду полезен.

«По-твоему, это типичная рутинная работа?»

— А если там стража? — Магнус не доверял его беспечности.

— Проберусь.

— Что если тебя поймают?

— Не поймают!

— Разумно попробовать, — Дэйран его поддержал, чем немало удивил всех, кроме Ги. — Об амхорийской бесшумности ходят легенды.

— Агент Сакраната посылает вместо себя мальчишку! — вознегодовал трибун. «Если Ги попадется… ох…»

— Позвольте проявить себя, — просил амхориец, заегозив в непроглядном мраке, как мышонок. — Я не подведу. Обещаю!

Но он не был мышонком. Он был Гиацинтом из Терруды, потомком племени Кораллов. Тон его голоса не разрешал забыть о том, что юный раб вырос в правоспособного гражданина:

— Вы сами говорили, я не могу вечно жить под вашим контролем.

— Времени спорить нет, — одобрил Дэйран. — Чувствую, смена поста уже совсем скоро, если не поторопимся, не успеем. Отпусти мальчишку.

— Я пожалею, точно пожалею! — пропыхтел Магнус. — Иди… но береги себя, приятель. Если поймают, пеняй на себя.

Ги поблагодарил за разрешение (которое для него с давних пор было простой формальностью) и его силуэт, будто полуночный фантазм, канул в катакомбы. Другие, включая Магнуса, выжидали и высматривали все глаза.

Свет мигал — это Ги крался ему наперекор. Если Магнус и различал какой шорох, ему представлялась крыса или сползавшая со стен отделка, возможно так оно и было, и незначительность этого шороха не угрожала храброму Ги. Оттого, хотя трибуну легче не стало, поверить в юношу делалось не сложнее, чем отпустить.

Он любил воспитанника — не вольноотпущенника, не должника, не верного слугу, а так, как можно любить ученика, признавая его независимое будущее.

Со дня, когда на рынке рабов в Деловом квартале его вывели в кандалах и огласили цену, Ги неуклонно следовал образу непокорного амхорийца, одерживая одну победу над работорговцем за другой. Он не из тех, о чьи волосы господа вытирают руки. В то время, как философы, танцовщицы, швеи, скульпторы, переписчики, живописцы прогибались под ударами плети, пока подыскивали для них «доброго» и «любящего» хозяина, мальчик из Терруды боролся за крупицы свободомыслия. «Он не звал ни богов, ни людей, он и с тобой-то был осторожен, а ты думаешь ему запретить ходить на разведку? Ему — твоему воспитаннику? Ну ты даёшь, Магнус, натуральный дурак!».

Свет ещё раз мигнул. Ги на пути к цели — волноваться было не о чем, и трибун, позволив себе расслабиться, решил отойти от Дэйрана и Хионе к стене, забыв совершенно, что Цецилий притаился там же. Гюнр охнул, когда Магнус навалился на него спиной. Он попался ему вместо стены и был чрезвычайно этому недоволен.

— Я не специально, — извинился трибун.

Цецилий ругнулся, но не обиделся.

— Почему здесь так холодно? — Его голос возвратился громким шёпотом, улетевшем в пустоту. — Как в могиле.

— Холодно? — Туника Магнуса промокла, волосы слиплись на лбу, а виски чесались от пота. — О чём ты?

— Молчите! — цыкнул Дэйран. Марк умолкнул, а Варрон, взвесив его слова, предположил, что гюнр просто несёт полный бред, либо кто-то из них заболел — ерунда, не судьба выйти здоровым из тюрьмы, но выйти вообще необходимо, не так ли?

Очертания Дэйрана и Хионе вытягивались, сопение Цецилия раздражало темноту. Магнус скрестил ноги, склонил голову, в ожидании пощипывая себе переносицу.

За мгновение до того свет мигнул опять.

Дэйран зашевелился.

— Слышите? — Магнус и Цецилий подтянулись к нему. — Юнец выполнил задачу.

По катакомбам разнёсся шум сапог. Стройный, пружинный, слабо притопывающий. Гиацинт возвращался, по любому довольный, купаясь в золоте оправданного доверия, и с хорошими новостями о стражниках.

У обрадованного трибуна созревали слова благодарности. И они пустили бы корни, если бы не странное поведение Дэйрана. Дыхание его участилось. Он резко отшагнул, потащив за собой и Магнуса, и Хионе. Цецилий, ойкнув, упал. Коридор заиграл звуками.

— У нас проблемы? — наморщился Магнус.

— Он идёт, — сказал Дэйран.

— Ну да, Ги возвращается.

— Это не твой амхориец.

— Как? А кто? — Магнус кинулся посмотреть. Из второго коридора, куда должен был заглянуть Гиацинт, в катакомбы выплывал ослепляющий факельный светоч.

Подлая жизнь подла во всём. Вышел человек в лорике сегментата, с копьём наперевес. Его факел заливал сводчатый потолок, пронзал скопление паутины в арках, рушил темноту.

«Ги, спасайся!» — взмолился Варрон.

— Что будем делать? — спросила Хионе.

— Он нас найдёт, — промекал Цецилий.

— Смена поста началась, — сказал Дэйран. Они готовились к этой стадии плана, но чтобы так скоро? Впрочем, квестор не знал и не мог знать, сколько времени они затратят на дорогу к пыточной. — Посматривайте назад, если возможно, оттуда выйдет второй стражник. До тех пор, пока он не появился, с первым придётся что-то делать.

— Убить его, — порекомендовала Хионе. — Устроим засаду.

— Если обойтись как-нибудь без убийств? — Магнус не хотел участвовать в кровопролитии. — Я могу с ним поговорить.

— Абсурд, — усмехнулась воительница.

— Засада единственный выход, — проговорил Дэйран. — Действовать нужно по-шустрому, к тому же, это опасно.

Магнус не согласился. «Убивая, мы множим убийства».

— Ваша вера не запрещает это? — «Хотя, с кем я спорю». — Зачем?

— Если мы сможем его оглушить, мы оглушим. — Дэйран засучил рукава. Его, как и всякого воина, было не переубедить. — Так, всё, тихо! — Они заглянули за поворот.

Стражник близился.

Один, два, три удара сердца. Магнус разрывался между принципами и необходимостью, и пока опережали принципы. Он и хотел, и не хотел, чтобы агенты Сакранат избавились от стражника, но полагал за лучшее найти способ спрятаться или договориться. Его участие могло бы означать, что центурион Ромул был прав, и в мире нельзя обойтись без убийств, допустить же этого Магнус не мог во имя правды, которую он отстаивал.

Но Дэйран и Хионе не догадывались об этом. Углы поворота высветились, и все припали к стенам. Четыре, пять, шесть ударов сердца. Стражник появился, насвистывая какую-то походную песенку, в глазах Магнуса щипало от яркого факела. Он не успел сделать и шагу за поворот, как Дэйран накинулся с кулаками, а Хионе подставила подножку, и легионер всей массой закованного в броню тела обрушился на пол. Разминулись по катакомбам и коридорам звон, треск и кряхтенье. Затеялась борьба.

Хионе зажимала ему рот. Охранник укусил её, она взрыкнула. Дэйран поднял копьё и древком хлобыстнул тому по колену, стражник взвыл, подтягивая колено к себе. Видя, что и они, безоружные, едва справляются, Цецилий тоже навалился, не давая легионеру пошевелить рукой. Гюнр и вправду был очень силён. Но Магнус бездействовал. Принципы победили в нём без остатка, кроме того, он оборачивался и опасался, как бы на возню с криками не сбежались другие тюремщики.