Судьба наизнанку - Дмитрий Селин

– Разрешите, товарищ Сталин? – раздался слева спокойный голос. Да, уже почти классик никогда не терялся перед ликами сильных мира сего. Щербинин ему даже мимолётно позавидовал.

– Говорите, – выпустив клубы дыма, сказал вождь и учитель, – да не вставайте вы, мы и так вас внимательно слушаем.

– С точки зрения современной науки, ничего странного в происшедшем событии нет, – буквально огорошил собравшихся физик, чем заслужил множество скептических взглядов, – всё укладывается в рамки известных нам на данный момент законов природы, не нарушенных в процессе переноса ни в малейшей степени.

– Очень смелое заявление, – Молотов не смог сдержать раздражения, – буквально из ничего возникло множество людей и зданий! Вы это считаете вполне обычным явлением?

– Во первых, ничто не возникает из ничего. В том мире, где до этого жил товарищ Щербинин, всё это уже было. Фундаментальный Закон сохранения не пострадал, если область его действия рассматривать в объёме большой Вселенной, включающей в себя множество сопряжённых между собой миров. Как не пострадал он в связи с открытием радиоактивности. С точки зрения науки 19 века происходит совершенная мистика – некоторые элементы самопроизвольно превращаются в другие с одновременной потерей веса. Казалось бы, вот оно, нарушение закона сохранения материи! Но мы теперь знаем, что никакой мистики не происходит – кажущийся дефект массы приходится на гамма-, альфа- и бетаизлучение, состоящие из вполне материальных субатомных частиц и квантов энергии.

– Боюсь ошибиться, – вставил реплику Михаил, – но при взрыве тактического ядерного боеприпаса выделяется около килограмма фотонов. Вполне хватает для разрушения небольшого города.

– Не совсем так, – уклонился от точной оценки Пётр Капица, – но пример достаточно наглядный.

– Вы хотите сказать, – ткнул трубкой в Михаила генсек, – что причиной вашего появления был взрыв атомной бомбы? Где?

– Есть такая безумная гипотеза, – ответил Михаил, – но она ничем пока не подтверждается. Как и все остальные, впрочем

– Продолжайте, товарищ Капица, – махнул рукой Сталин, разочаровавшись в услышанном.

– Кое в чём товарищ Щербинин прав, – продолжил Капица, – воздействие на оба наших, введу такой термин «сопряжённых» мира, было оказано извне. Извне обоих миров. Изнутри это невозможно, как вытащить самого себя за волосы из болота.

– Что вы на это скажете? – обратился к харьковчанину Сталин. Судя по всему, это сообщение для него новостью не являлось. Как и для большинства сидящих за этим столом. Судя по неприкрытому удивлению сидевшего рядом с Власиком военного, до армии сведения о новой угрозе ещё не дошли.

– Я не физик, – усмехнулся Михаил, – но научно-популярную литературу читаю и с коллегами из физико-технологического раньше довольно часто общался. Есть такая струнная теория, она же квантовая теория гравитации. Чисто теоретически она допускает для квантов тяготения возможность перемещения между трёхмерными пространствами, находящимися в общем многомерном континууме. Одна мелочь, правда, всю теорию портит. Для неё требуется пространство с одиннадцатью измерениями, вместо привычных трёх. Ещё одно следствие – силы тяготения между материальными телами должны убывать быстрее, чем показано в классической механике. На момент нашего переноса сюда было проведено достаточно много экспериментов на эту тему и пока нарушения ньютоновских законов обнаружено не было. Но теория имеется, в Академию наук мы её ещё в августе отправили.

– Я изучил переданные материалы, – ответил на взгляд вождя Капица, – в принципе, что-то в этом есть.

– Спасибо, – развеселился Щербинин, – значит, наши усилия не пропали даром.

– Вы считаете, что наши учёные не способны оценить ваши «подарки»? – в голосе Сталина прорезался глухой металл.

– Наоборот, Иосиф Виссарионович! К сожалению, наша наука ударилась в нагромождение многоэтажных формул и глобальных теоретических моделей, для подтверждения обязательно требующих немыслимых установок и вычислительных мощностей суперкомпьютеров. Это общий тренд, как у нас говорят. Что в самой компьютерной индустрии, что в естественных науках. За внешней красотой потерян смысл. Да, – спохватился Михаил. – Вы о развилке так и не сказали, – обратился он к Петру Капице с еле заметной иронией, – когда она ожидается?

– Точку бифуркации мы пройдём в январе-феврале сорок второго года, – невозмутимо ответил физик, – как только совпадёт течение времени на вашей территории и остального мира. Сейчас он у вас движется немного быстрее нашего, секунда за сорок дней, но постепенно отклонение уменьшается. В названный мной срок ваше локальное время совпадёт с мировым, встанет на наши рельсы, если позволите такое сравнение.

– А как вы это смогли обнаружить? – не сдержал изумления Михаил.

– По скорости радиоактивного распада некоторых элементов, – только и сообщил физик, оставив подробности на потом. Но даже этого хватило Михаилу, чтобы понять применённую Капицей методику.

– Так, – Щербинин развернулся вполоборота вправо, – Иосиф Виссарионович, получается, ваши представители тайно ввозили к нам радиоизотопы? Без всякого уведомления и декларирования?

– Совершенно мизерное количество, товарищ Щербинин и на совершенно законных основаниях, – ответил вождь без всякого сожаления, – согласно договору, транзитные поезда досмотру не подлежат, не так ли?

– К тому же, – мягко добавил Берия, – в особом списке делящихся материалов нет.

Михаил ничего не нашёлся ответить. Действительно, при составлении списка запрещённых к транзиту товаров власти Харькова как-то упустили из виду радионуклиды. Какой смысл запрещать то, чего нет и давать лишний повод для размышления труженикам многочисленных товарных контор комиссариата путей сообщения? Спорить о нарушении «духа, не буквы» сейчас бесполезно, никаких фактов у него нет, остаётся слушать дальше. Слушать и запоминать, для последующего «разбора полётов» с харьковскими силовиками и «яйцеголовыми».

– Удивлены, товарищ Щербинин? – в голосе вождя билось плохо скрываемое торжество. Вот и мы, мол, тоже кое-чего можем! Без всяких компьютерных штучек-дрючек!

– Да уж, – покачал головой Михаил, – удивлён, ничего не скажешь. Я думаю, надо организовать совместную научную группу. По этому вопросу и в кратчайшие сроки. На базе нашего физико-технологического института.

– Организуем, – Сталин снова принялся дымить как паровоз, – с нашей стороны её возглавит, – он внимательно посмотрел на физика, – товарищ Капица.

– Готов сегодня же выехать в Харьков, – ответил недавний почти эмигрант.

– Сегодня – не надо! – добродушно засмеялся вождь, – смотрите, ещё сколько осталось!

Собравшиеся зашевелились, зашумели и пир на ближней даче покатился своим чередом. Ещё после одной перемены разговор нечувствительно перешёл на то, как попаданцы в своём мире дошли до жизни такой. Буржуазной по форме и антисоветской по содержанию.

Михаил спокойно пил вино, закусывал, отвечал на обращённые к нему реплики, стараясь по возможности свести к шутке или занимательному парадоксу плохо скрытые упрёки в измене делу социализма. Постепенно это начало ему надоедать и когда товарищ Микоян в очередной раз помянул о продовольственной независимости, столь опрометчиво потерянной страной в грядущие десятилетия, Щербинин достаточно резко поставил бокал на стол и заявил, обращаясь к невозмутимо пыхтящему трубкой вождю. Совершенно не участвовавшему в общем потоке обращённых к попаданцу вопросов.

– Иосиф Виссарионович, давайте, наконец, поставим все точки над «і».

– Давайте, – неожиданно откликнулся Сталин, спокойно выколотил трубку в глубокую пепельницу и встав, стал расхаживать по достаточно большому пространству у двух прикрытых шторами окон. Курительный аксессуар из рук он так и не выпустил.

– Я, товарищ Щербинин, не буду говорить вам о политической стороне свершившегося в вашем мире. С марксисткой точки зрения ничего нового, – вождь ввернул в свою речь понравившийся ему оборот из доклада Капицы, – там, у вас, не произошло. Об этом ещё Энгельс писал в «Анти-Дюринге». Подкуп верхушки рабочего класса крупной буржуазией. Согласны?

– В общем, можно и так сказать. Только откуда буржуазия взялась в Советском Союзе, да ещё крупная? Вы ведь, товарищи, – Михаил обвёл взглядом притихшее собрание, – уже лет десять как всех вывели?

– Меньше, меньше, товарищ Щербинин. Последних, – только в тридцать седьмом году. Платформа троцкистской оппозиции и примкнувших к ним военных предусматривала реставрацию капитализма и эту, как у вас, «приватизацию». Скажете, нечего у нас приватизировать?

– Ну, как же, – усмехнулся харьковский вице-премьер, – есть, конечно. Все гиганты первых пятилеток и то, что от царя осталось.