Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

содержат данные о множестве случаев сопротивления описям имущества, особенно скота, и торгам. На деле их, конечно, было еще больше, чем учтено в источниках. Недаром на донесении из Ярославской губернии жандармского генерала Зарина в декабре 1878 г. о сопротивлении крестьян Тимашкинского общества Мологского уезда продаже имущества (за недоимки по выкупным платежам) шеф жандармов Дрентельн написал: «Обыкновенная история, весьма печальная»[1067]. Во многих случаях упорство крестьян усиливалось от сознания крайней беззаконности и произвольности предъявляемых к ним требований. То взыскивали за недоимки по платежам, фактически внесенным, но растраченным сельскими властями, то требовали уплаты штрафа за потраву участка, принадлежность которого помещикам крестьяне решительно оспаривали, и т.п.[1068] Вопиющими были обстоятельства, приведшие к сопротивлению крестьян в таких особенно нашумевших делах, как люторичское или великолукское.

Крестьяне села Люторичи Епифанского уезда, Тульской губернии, имея ничтожнейший надел[1069], находились в самом бедственном положении. «Кипим как в смоле, работаем не разгибая спины весь год, а глянешь – поесть нечего и одеться, обуться не во что», – говорил в 1880 г. один из привлеченных по люторичскому делу крестьян представителю печати[1070]. Крестьяне вынуждены были арендовать землю на каких угодно условиях, а так как село со всех сторон было окружено владениями их бывшего помещика графа Алексея Бобринского (крупнейшего магната, земли которого занимали треть уезда, московского губернского предводителя дворянства), то арендовать землю они могли только у него, чем и пользовалась администрация помещичьей экономии, заключая с крестьянами договоры на грабительских, заведомо невыполнимых условиях, ставивших крестьян и все их хозяйство в полную зависимость от произвола управляющего. Деньги в случаях крайней нужды крестьянам приходилось занимать также в экономии Бобринского. Об условиях займов дает представление такой пример, приводившийся на суде по люторичскому делу: берет крестьянин взаймы 59 руб., и в договоре назначается неустойка в 30 руб. за 7 дней, а сверх 7 дней – жилая изба, корова, лошади и вообще все, что найдется у крестьянина[1071]. В 1877 г. за люторичским сельским обществом накопилось недоимок 5198 руб., на которые общество выдало заемные обязательства. Так как крестьяне выплатить долг оказались не в состоянии, то в следующем году управляющий Фишер заключил с ними новый договор, по которому они обязались отработать долг (уже в сумме 5500 руб., считая проценты) в течение шести лет, обрабатывая ежегодно по 137,5 десятины в каждом поле (это по местным ценам составляло более 6800 руб.); при этом прежние заемные обязательства крестьян Фишер оставил у себя, а в 1879 г., когда крестьяне даже по признанию самого Фишера уже отработали часть суммы, он предъявил обязательства к взысканию[1072]. Тульский окружной суд решил дело (в отсутствие представителей крестьян) в пользу экономии. В апреле 1879 г., когда судебный пристав явился в Люторичи для описи имущества (на сумму 6500 руб.), крестьяне категорически отвергли долг, и опись не состоялась. 3 мая крестьяне оказали сопротивление явившемуся вновь для описи имущества судебному приставу и избили волостного старшину. Прибывшим затем губернатору и прокурору не удалось «убедить» крестьян, заявлявших, что «им все равно: погибать или быть разоренными». 5 мая в Люторичи был введен батальон 6-го гренадерского Таврического полка. Попытки крестьян снова помешать описи были быстро подавлены. Около 200 крестьян было задержано. 34 человека было предано суду. В конце 1880 г. дело о «сопротивлении властям» слушалось в Московской судебной палате. Под давлением прогрессивной печати и общественного мнения, ввиду разоблаченной защитой (знаменитым адвокатом Плевако) разбойничьей «системы» Бобринского – Фишера пришлось большинство обвиняемых оправдать. Деяния Фишера остались, конечно, безнаказанными. Пресса подчеркивала типичность явлений, вскрывшихся на процессе. «Фишеров в России бесчисленное множество», – писал в «Отечественных записках» Г.З. Елисеев[1073]. Известный публицист А.А. Головачев отмечал, что «люторичские крестьяне – не одни в России, их очень много, и все они обязаны нанимать земли бывшего их помещика на тех условиях, которые им предписаны»[1074].

Люторичское дело послужило поводом для проявления солидарности между рабочими и бедствующими, угнетенными крестьянами. Печать сообщала, что люторичское дело волнует «ремесленные и рабочие классы Москвы», побуждая их «выражать свои симпатии к разоренным крестьянам в более осязательной форме, чем одни соболезнования о несчастной доле потерпевших», а именно в форме денежных пожертвований[1075].

Почти в одно время с делом люторичских крестьян, в ноябре 1880 г., в Петербургской судебной палате судили 25 крестьян (17 мужчин и 8 женщин) Великолукского уезда Псковской губернии – также за «сопротивление властям». Основанием для возбуждения обвинения явилось столкновение 16 мая 1880 г. в деревне Щетинино между толпой крестьян (этой и соседних деревень) и властями, явившимися для описи имущества по иску помещика фон Роппа. Ропп требовал арендную плату за пользование землей, которую крестьяне в соответствии с имевшимся у них межевым планом оспаривали у помещика. Обвинение приписывало крестьянам нескольких смежных деревень (Щетинино, Иванцево, Вытяглово и пр.) предварительный сговор о недопущении описи и продажи крестьянского имущества по взысканиям землевладельца фон Роппа. 16 мая, во время столкновения, судебный пристав Нелединский из револьвера убил одного крестьянина и трех ранил. Однако крестьянской толпе (до 150 человек) удалось обратить в бегство Нелединского и сопровождавших его полицейских. Волнение было подавлено введенной в Щетинино в тот же день военной командой. Печать писала по поводу суда над великолукскими крестьянами (большинству из которых вынесен был обвинительный приговор): «Читатель видит, что раз дело идет о крестьянах, то даже сомнительная правота их кредитора может угрожать им тяжкими последствиями, тюрьмой, кандалами, даже расстрелом, не говоря уже о самом полном разорении»[1076].

Большинство волнений 70-х годов в деревне приходится на бывших помещичьих крестьян. Однако немало было случаев волнений и среди крестьян государственных, также страдавших и от высоких платежей и от малоземелья, хотя они и были в среднем наделены значительно лучше помещичьих крестьян.

Основой «поземельного устройства» бывших государственных крестьян служило изданное в 1866 г. «Положение»[1077], а также ряд последующих законов, правил и инструкций. Меры, вытекающие из «Положения» и дополнявших его актов, проводились в жизнь на протяжении более или менее продолжительного времени – в разные сроки по различным районам страны. Введение нового устройства многократно наталкивалось на противодействие крестьян, которые недовольны были теми или иными сторонами новых порядков, вызывавшими явное ухудшение их материального положения. Крестьяне в некоторых местах уклонялись от принятия владенных записей (документ, имевший для государственных крестьян значение, аналогичное значению уставных грамот у помещичьих крестьян), отказывались