Том 1 - Григорий Анисимович Федосеев

— Медведь! — крикнул он, хватая меня за руку.

По поляне, не торопясь, бежал черный зверь. Он неожиданно остановился, затем приподнялся на задние ноги и, сбоченив голову, стал рассматривать нас. Вдруг послышался его повелительный крик, и мы увидели двух медвежат. Они один за другим бросились на кедр и затаились между сучьями. Медведица, убедившись, что малышам не грозит опасность, еще раз приподнялась на задние лапы, затем ленивыми прыжками скрылась в чаще.

Мы подошли к кедру. Два маленьких зверька, одинаково черных, с белыми галстуками через всю шею, смотрели с высоты на нас. Они, словно наросты, прилипли к вершине. Ни единого движения! Вдруг позади нас зло рявкнула медведица. Я даже вскинул ружье. Оказывается, она обежала лесом поляну и бесшумно подобралась к нам. Но в это время чуть заметный ветерок донес до нее запах человека. Какая в нем удивительная сила! Как боятся его звери! Пока медведица только видела нас, она готова была наказать нарушителей ее семейного покоя, но стоило ей уловить этот запах, как она опрометью бросилась удирать. Оказывается, запах человека способен парализовать даже материнское чувство у такого бесстрашного зверя, как медведица. Я не говорю уж о других зверях, на которых вообще человек наводит панический страх.

Чтобы избавить медвежат от своего присутствия, нам пришлось пройти до следующей поляны и там устроить привал.

В тот день мы достигли устья следующего притока — Верхней Белой. Здесь она еще более бурная и неспокойная. Лагерем расположились на берегу реки. К сожалению, нам не пришлось насладиться прелестью природы. Был пасмурный вечер, появилась такая масса комаров и мошки, что даже лошади, несмотря на голод, не отходили от дымокуров.

Нам было известно, что территория, расположенная севернее Кинзилюка, до Канского белогорья, еще не посещалась человеком. Но тем больше хотелось узнать, какие же тайны оберегает там суровая природа? Бушующая река, мрачные ущелья, усеянные громадами скал, и остроглавые гребни, секущие белогорья, были серьезным предупреждением нашему дерзкому намерению проникнуть туда. Но человек упоен в своих стремлениях познать природу, и чем сложнее складывается обстановка на его пути, чем больше препятствий, тем сильнее овладевают им желания.

Как только лагерь был разбит, позавтракав, мы с Прокопием накинули на плечи рюкзаки с трехдневным запасом продовольствия и ушли в глубь ущелья Белой. Мы намеревались выйти на одну из главных вершин, побывать в верховьях этой реки и составить себе представление об этом интересном районе. Остальные участники экспедиции должны были заняться починкой снаряжения, обуви и одежды, что мы теперь делаем почти ежедневно.

Чуть заметная звериная тропа указывала нам путь. Кедровая тайга, словно волнистое море, покрывала долину, убранную по склонам черными и красными скалами. Но лес карабкался выше, к обнаженным грядам, прихотливо угловатым отрогам. А дальше сквозь синеющую пелену изумительной линией вырисовывались гребни сурового Канского белогорья.

Их изорванные вершины, то узкие, вытянутые к небу, то приземистые, словно сплющенные, были залиты отблеском скрывающегося за горизонтом солнца. Эти мертвые великаны теснили долину и делали ее при вечернем освещении еще более мрачной, еще более таинственной.

Тропа шла низом, прижимаясь то к боковым скалам, то к бурной реке, мчавшейся по дну дикого ущелья. А когда тропа стала теряться в наступивших сумерках, мы остановились на ночь. У костра, под шатром столетних кедров, было тепло и уютно.

Утром, пройдя километра три по Белой, мы увидели еще одну звериную тропу, спускающуюся в долину с правого берега. Она на всем своем протяжении придерживается ручья, протекающего по извилистому ущелью, врезанному в хребет. Путь был завален огромными глыбами и прерывался множеством водопадов. Мы снова восхищались изюбрами, проложившими в этом сложном рельефе проход. Тропа упорно шла по ручью, делая сложные петли между каменными нагромождениями и обходя карнизами водопады, и только там, где, зажатый отвесными скалами, ручей протекает по глубокой щели, тропа делала обход и снова возвращалась к ущелью.

В одиннадцать часов мы оказались на борту первой террасы, за которой показалась широкая котловина. В ее глубине покоится изумительной красоты озеро, какие часто встречаются на Саяне. Оно было вытянуто по направлению вытекающего из него ручья и заполнено светло-бирюзовой водою. Высокие кедры, теснившиеся у озера, отбрасывали глубоко в воду свои мохнатые тени. Дно же было устлано крупными камнями, дресвою и затонувшими деревьями, а ниже, в глубине сказочного водоема, лежало голубое небо. Спокойная, недвижимая гладь да вечная тишина охраняют это озеро. Разве иногда по отраженному небу проползет от берега к берегу белое, как ком снега, облако, или откуда-то пролетит нарядная бабочка и, купаясь, всколыхнет кругами водоем, да иногда налетит легкий-легкий ветерок, он, шурша, коснется глади и пробежит по озеру то рябью, то стрелою. Всеобщий покой чувствовался в этом замечательном уголке подгольцовой зоны Саяна.

За озером резкой границей кончился лес. Широкое снежное поле, расположенное на северном склоне котловины, краем своим покрывало и дно. Мы еще не подошли к нему, как оттуда выскочили две взрослые самки марала. Они выбежали на первый пригорок и, остановившись, с явным любопытством стали осматривать нас. Мы же, будто не замечая их, продолжали подниматься по котловине. Тогда животные переместились на соседний пригорок, но не скрылись. Вытянув шеи и насторожив свои длинные уши, они следовали за нами. Это-то их и выдавало. Мы знали, что где-то поблизости спрятаны их телята. Такие котловины, расположенные под белогорьем, с зеленым кормом, снегом и зарослями кашкары, являются излюбленным местом для отела маралов. Наличие паутов на снегу свидетельствовало о недавнем пребывании здесь маралов.

Подойдя к снежному полю, мы увидели лежки зверей и множество паутов. Одни из них еле ползли по снегу, большинство же лежало на спинках и безнадежно махало лапками. Эти кровопийцы, приносящие летом столько мучений животным, совершенно не выдерживают холодного воздуха. Достаточно сокжою или маралу прибежать к снегу, как пауты теряют активность и в полуобморочном состоянии валятся на снег. Вот почему летом звери в Саянах живут в подгольцовой зоне хребтов. Там, помимо зеленого крома, всегда прохладно. Самцы же в жаркие дни, когда особенно свирепствует паут и мошка, пробираются даже в цирк к вечным снегам, куда совершенно не залетает гнус.

В тот день, вечером, мы выбрались на одну из вершин хребта, расположенного в междуречье Нижней и Верхней Белой. Перед нами открылась во всем своем величии самая суровая часть Канского белогорья. Отсюда нам еще раз пришлось взглянуть на Кинзилюкский хребет, на Фигуристые белки, впервые увидеть арзагайскую группу гольцов и еще раз прочувствовать