Том 1 - Григорий Анисимович Федосеев

через колоду, но самого охотника на месте не оказалось. Вдали от зверя я увидел брошенный дробовик, что показалось мне еще более загадочным, чем ночной крик.

Обеспокоенный происшествием, я быстро вспорол зверю живот и выпустил внутренности. Это нужно делать всегда немедленно, как только убьешь зверя, иначе брюшина быстро вспучится и испортится мясо. Затем я отрезал голову с пантами и, загрузившись ею, пошел на стоянку.

Прокопий не спал. Почти у затушенного костра, свернувшись в комок, лежал Алексей. Он весь был в грязи, лицо и руки исцарапаны.

Прокопий, заметив мой недоуменный взгляд, засмеялся.

— Ночью блудил, — сказал он, кивнув головой на спящего, и стал осматривать панты.

— Алексей рассказывал подробности? — спросил я его.

— Нет.

— Ведь это Алексей убил быка.

Прокопий вдруг выпрямился и вопросительно посмотрел на меня.

— Он ничего не знает.

Проснулся виновник и, увидев голову пантача, вскочил.

— Убил? — спросил Алексей, протирая глаза. Затем, будто что-то вспомнив, добавил: — Вечером-то, только вы отошли от меня, какая-то птичка начала свистеть, ну, скажи, пожалуйста, как человек! Свистит и свистит…

— А затем филин прокричал, тоже как человек, слышал? — смеясь, спросил я его.

Алексей посмотрел на меня и безнадежно махнул рукой.

— Видно, не выйдет из меня охотника — врать не умею, — произнес он виновато, и довольный признанием, вдруг заулыбался.

— А ты помнишь, в кого стрелял? — спросил я.

Он с недоверием покосился на голову изюбра и только теперь заметил в моих руках свой дробовик.

— Узнаешь? — допытывался я, показывая на голову.

— Неужели?! — и Алексей просиял. — Ей-богу, я убил, все помню, — и стал рассказывать.

— Когда вы ушли, какая-то робость навалилась. Страшно одному показалось в лесу, ну, я, как условились, потихоньку свистнул, а вы не отозвались. Вот, думаю, попал Алеша! Куда идти? Кругом темно. Прижался я к колоде, ни живой ни мертвый. Букашка какая зашуршит или сам пошевелюсь, а мне все кажется, медведь ко мне подкрадывается, вот-вот схватит. Хотя бы насмерть не задрал, думаю, а сердце тюк… тюк… тюк…

Сдерживая смех, мы слушали охотника.

— Кое-как до полночи досидел, — продолжал Алексей. — Луна взошла, попривыкнул маленько, да ненадолго. Как потемнело — опять зашараборили букашки, всякая чепуха полезла в голову, и вижу, что-то черное надвигается прямо на меня. Ну, думаю, наконец! Из ружья-то пальнул, оно на меня и навалилось. Вот я и давай ходу. А дальше не помню. Где я мог костюм свой испачкать? — вдруг обратился он к Прокопию.

— Видно, не в ту сторону попал! — ответил тот.

Мы заседлали лошадей и пошли к убитому зверю. Алексей долго рассматривал его и, увидев на траве свой след, рассмеялся.

— Вот это да… прыжок! Посмотри, Прокопий, — и он отмерил от колоды три крупных шага и показал на глубокий отпечаток ботинка. — Позавидовал бы чемпион!

— Это хорошо, Алексей, что зверь за тобою не погнался. Вторым прыжком ты перекрыл бы свой рекорд лет на десять, — ответил ему Прокопий, и они оба рассмеялись.

Сложив на лошадей мясо, мы ушли в лагерь. Алексей вел передового коня, на котором поверх вьюка привязали голову с пантами. И откуда только у него взялась такая важная походка! Охотник, казалось, был всем доволен. Пожалуй, такому трофею позавидовал бы любой промышленник. Даже Прокопий, не выдержав, заметил:

— Посмотрела бы твоя Груня, какого ты пантача свалил.

Алексей заулыбался, выпрямился и быстрее зашагал. Как-то особенно и кстати теперь болтался у него за поясом поварской нож, и даже пятна грязи на одежде, будто нарочито не смытые им, теперь свидетельствовали о совершенном подвиге.

— А ведь у меня охотничья сноровка есть, — сказал он несколько позже, обращаясь к Прокопию, — с первого выстрела попал.

Прокопий улыбнулся и ничего не сказал.

Скоро мы оказались в лагере, и Алексей сразу же объявил:

— Вот, посмотрите, на что способен ваш повар!

Все окружили нас. Одни осматривали панты, другие развьючивали лошадей. Начались расспросы.

— Ночь темная-темная, — рассказывал охотник, — вижу, идет, рожищи здоровенные, подпустил я его поближе… — И вдруг его взгляд остановился на Прокопии.

— Ладно, вечером расскажу, — обратился Алексей к слушателям, — при свидетелях неудобно. А вообще, — продолжал он, — заманчиво ночью на солонцах, особенно когда зверь на подходе. Тут, братцы, нужна смекалка, нервному человеку ни за что не убить…

Все смеялись, давно в лагере не было такого веселья.

…— Подпустил его поближе и выстрелил, — не унимался рассказчик, — зверь как стоял на ногах, так и грохнулся.

— А все же из тебя, Алексей, выйдет хороший охотник, — сказал, слушая его полушуточный рассказ, и уже приступивший к обработке пантов, Прокопий.

Панты — это молодые рога у изюбров (маралов) и пятнистых оленей. В период апрель — июнь происходит их интенсивный рост. В это время панты — будущие рога — бывают мягкие, нежные, а кожа, в которую они одеты, покрыта мелкими, но густыми волосками темносерого цвета. Панты представляют собою хрящевидную массу, внутри которой проходит сеть кровеносных сосудов. В период роста много беспокойства приносят они самцам. Малейшее прикосновение веточки, падающие на панты капли дождя, даже холодная струя воздуха вызывают у зверя болезненное ощущение. Мы всегда удивлялись, с какой поразительной ловкостью пантач проносит свои рога сквозь чащу леса, когда он удирает от врага… Даже если это бывает ночью, он сумеет уберечь их от малейшей царапины. Часто тяжело раненный пулей изюбр уходит от охотника и где-то в глухом уголке гор «засыпает», и промышленники говорят: «Как бы ни бился он в предсмертных судорогах, панты сохранит целенькими». Так оберегают олени будущие рога.

Позже, во второй половине июля, панты под действием солей начинают костенеть, все меньше поступает в них кровь, и наконец отваливается кожа. В первых числах сентября, когда начинается гон у оленей, голова самца украшена настоящими рогами, крепкими, способными к защите и к схватке с соперником. После гона происходит последний процесс — в середине зимы эти красивые, порой огромных размеров рога отпадают. Ежегодная смена рогов происходит у всех видов оленей, лосей и у некоторых других парнокопытных животных.

Панты с древних времен используются китайской медициной как материал, из которого якобы получают чудодейственное лекарство, способное избавить человека не только от любой болезни, но и освежить организм в преклонном возрасте. Наша советская медицина давно ведет работу по определению целебного свойства пантов. Мне, человеку, не имеющему прямого отношения к медицине, трудно сказать, есть ли какая доля правды в том, что приписывают пантам, но, наблюдая долго изюбра в природе, я знаю, что панты для всех хищников обладают какой-то необъяснимой притягательной силой. Если на убитого пантача раньше промышленника наткнется рысь или росомаха, то