Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей - Ольга Абрамовна Деркач

Астапово целых три фильма об этом горестном событии уже крутили в кинотеатрах.

Документальные и художественные фильмы, первая цветная, а точнее разноцветная, потому как была раскрашена от руки, картина «Ухарь-купец», первый фильм-балет, первые экранизации и даже первые звуковые фильмы, которые выпускали в комплекте с грампластинками, – это все фирма «Братья Пате». А еще реклама, а еще журнал о кино и много-много другого, в числе которого и… русский кинематограф – он вряд ли развивался бы столь стремительно, если бы не конкуренция со стороны Пате.

Патриаршие пруды

Чертовщина на Козьем болоте

От Козьей Патриаршей слободы наперекор теории Ламарка остались      Патриаршие пруды, в отличие от коз           у патриарха. Таков Москвы естественный отбор. Такой естественный,                что не сказать при даме все то, что я постиг с недавних пор – с тех пор,      как проживаю над прудами…

Может, и не надо ничего добавлять к этим стихам Евгения Бунимовича? На фоне исчерпывающего лаконизма поэтических строк наше писание окажется невнятным, хотя и многословным, тем более что абсолютной истины мы не отыскали: почему Козье да отчего Патриаршие. Как обычно, учинив грандиозные поиски в письменных и электронных источниках, имеем в сухом остатке не более чем жалкий набор версий про коз и патриархов, как ни кощунственно они выглядят рядом. Попробуем все же в этой мешанине разобраться.

Почти никто из исследователей не сомневается, что некогда – то есть очень давно – здесь было Козье болото. Но даже это простое и понятное болото уже вызывает споры: то ли болотом называли натуральную трясину, на которой водились дикие козы, то ли топь все же была естественной, зато козы были уже одомашненные и их резво чесали, чтобы после отправить шерсть к царскому и патриаршему двору. Раз есть что чесать, то должно быть и кому чесать, поэтому местность заселили людьми и назвали Козьей Патриаршей слободой. А может, предполагают иные, это была вообще не трясина, а просто место, где били скот, и оно почему-то называлось болотом. В глухом болоте проглядывали чистые окошки – пруды, и было их, бают, три, отчего произошло название Трехпрудного переулка. Переулок вы пока запомните – он сыграет свою роль в нашем повествовании, а мы упомянем еще об одной версии происхождения тутошних имен – якобы три пруда были здесь в усадьбе патриарха на Козьем болоте. Уже голова идет кругом от коз и версий? Ну их всех в болото, пусть даже и Козье, и перейдем к более близким временам, когда после пожара 1812 года здесь навели порядок, два пруда засыпали, а оставшийся обсадили деревьями, меж которыми проложили дорожки. Труднее оказалось почистить народную память: как застряло в ней множественное число прудов, так и живет до сих пор.

Рискнем еще возразить коллеге (по работе в «Новой газете») Бунимовичу: от Козьей Патриаршей слободы остались и козы, и слобода – в виде названий. Козье болото по московскому обычаю превратилось в Козиху – вспомните хоть Плющиху или Шелепиху, – а она выжила в названиях Козихинских переулков. Патриаршая же слобода уцелела в виде названий Патриарших переулков. Разница между ними есть: если один из Козихинских уберегся от советской власти, то патриархов вывели под корень, причем Большой Патриарший переименовывали целых два раза. Вот тут пора вспомнить про Трехпрудный: именно в нем стоит дом номер 9, в котором провели сбор первого в советской стране пионерского отряда. Вот на этих свежевозникших пионеров и поменяли всех патриархов: и пруд, и переулки стали называться Пионерскими. Потом Большому Пионерскому еще присваивали имя Адама Мицкевича на том малозначительном основании, что в 60-е годы тут располагалось польское посольство. В 1976 году в сквере на тогдашнем Пионерском пруду поставили памятник баснописцу Крылову – пионеров хотели порадовать, не иначе. Потом хотели порадовать пенсионеров-шестидесятников и собрались было поставить тут памятник Михаилу Булгакову, упомянувшему Патриаршие пруды прямо в первой строчке романа «Мастер и Маргарита» и приговорившему к гибели в виду пруда Михаила Берлиоза. А что – место исстари слыло нехорошим, заколдованным, и Михаил Афанасьевич об этом, несомненно, знал. Но местные жители отчего-то не обрадовались памятнику, и идея заглохла, так что Иешуа Га-Ноцри, как обещали, по воде Патриарших не пойдет.

Перерва

«Когда б вы знали, из какого сора…»

Стихи, если верить знающей их подноготную Ахматовой, растут из сора. А картины? Они, чтоб вы знали, могут рождаться из дождя. Московская местность Перерва знает такой пример.

По словарю Даля, «перерва» – природный канал, прорыв речкою перешейка. Мы сверились с картами и справочниками – все правильно. Река Москва делает здесь крутой изгиб, который когда-то прорвали вешние воды. «Когда-то» было довольно давно: во всяком случае, когда в XVI-м, вероятно, веке у этой излучины Москвы-реки в одной версте от села Коломенского, но на другом берегу основали монастырь, он сразу назывался Николо-Перервинским. Перерва тогда была слободой этого монастыря, а ее избы стояли вдоль древней дороги, что вела к обители от Кремля. В XIX веке дорога уже называлась Шоссейной улицей, а слобода превратилась в деревню Перерва.

В лето 1881 года дачу в Перерве снял для своей семьи среднего роста круглолицый коренастый человек с темной бородой – художник Василий Иванович Суриков. Уже известный член Товарищества передвижников, уже расписавший хоры храма Христа Спасителя, уже написавший «Утро стрелецкой казни».

Лето 1881 года выдалось дождливым. Гулять идти – грязно, в низкой избушке – тесно и скучно. Зато мыслям и чувствам – простор. И вдруг пришло в голову: кто ж так сидел в низкой тесной избе? И внутреним зрением художника увидел: Меншиков так сидел, минхерц и царский любимец, потерявший все в дворцовых