Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей - Ольга Абрамовна Деркач
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом месте нужно сделать паузу и объяснить непосвященным, кто такой Румянцев и почему под его музей приспособили, предварительно отремонтировав, красивейшее из зданий российской столицы. Сын знаменитого русского полководца, победителя турок Петра Александровича Румянцева-Задунайского не пошел по отцовским военным стопам. Граф Николай Петрович был дипломатом, одно время министром иностранных дел и председателем Государственного совета. А еще Румянцев-сын был знаменитым коллекционером, собирателем древних рукописей, книг, минералов, камней, монет и тому подобных интересностей. После его кончины в Петербурге на Английской набережной в собственном доме графа создали музей, который, однако, влачил довольно жалкое существование по той же самой причине, по которой такое существование влачат многие современные российские музеи, – денег не было. В 1862 году музей пережил второе рождение – на этот раз в Москве в доме Пашкова. Со стороны Знаменки на здании появилась надпись: «От государственного канцлера графа Румянцева на благое просвещение». Александр II пожертвовал музею 200 картин из Эрмитажа, а великая княгиня Елена Павловна – коллекцию скульптуры. Были и другие дарители.
Румянцевский музей и библиотеку активно посещали жители и гости Москвы. Память об одном посетителе по фамилии Ульянов была увековечена на здании со стороны все той же Знаменки. Только Знаменка тогда уже назвалась улицей Фрунзе, а господин Ульянов – товарищем Лениным. И товарищу Ленину, и другим его товарищам Румянцевский музей показался лишним: его собрание раздали по разным музеям, а библиотеку оставили, только переименовали в Ленинскую – в январе 1924-го, после кончины Ленина, но до похорон. Баженовский шедевр потихоньку безобразили – снесли ограду, «рифмующуюся» с колоннами портика, на главный фасад пришлепнули герб с серпом и молотом, снаружи воздвигли лестницу, которой в баженовском замысле и духу не было. И наоборот, лестницы и стенки работы великого мастера внутри извели практически на нет. Последний удар нанесла станция «Боровицкая», вырытая под Ваганьковским холмом: холм поехал, и Пашков дворец вместе с ним. Двадцать лет после этого тут царила мерзость запустения и реставрационные работы, настолько вялые, что дом чудом дожил до их окончания. Теперь Пашков дом вновь царит и парит над холмом, утверждая красоту и талант, неподвластные времени и глупости.
Паспортная система
Нам Парето – не указ
Прописку, чтоб вы знали, ввели в нашей стране в приснопамятном 1932 году. Ну, просто чувствовал лучший друг чиновников товарищ Сталин, к чему приведут коллективизация и индустриализация. Они привели, и довольно быстро: жить в Стране Советов (и то с трудом) можно было в одном только городе, и он назывался Москва. В связи с этим переезд в Москву на постоянное место жительства максимально затруднили: многие еще живо помнят, что в столицу можно было приехать жить тремя путями: поступить учиться и остаться в аспирантуре, наняться на работу по лимиту – то есть на самые грязные и вредные производства, игнорируемые москвичами, или фиктивно жениться. Последний способ был распространен особенно широко. Таким образом, все препоны были напрасны: как во всем беспаспортном мире расселение людей по городам описывается так называемым распределением Парето, так и у нас – им же, родимым, и институт прописки на это не влияет. Но нам классово чуждый социолог Вильфредо Парето не указ, и мы все время пытаемся идти своим путем. И никого не смущает, что, в точности по выражению известного журналиста Акрама Муртазаева, мы все время идем этим путем к такой-то матери.
Пате
Инвесторы-интервенты
Что такое компьютер, знает всякий наш современник старше пяти лет. Но не каждому из нынешних тинейджеров, даже преуспевшему в изучении иностранных языков, знакомо слово «патефон», что в компании с предметом, который оно обозначает, безвозвратно покинуло наш активный лексикон. В лучшем случае любознательный подросток начнет раскладывать слово на части и ничего не поймет: ну, «фон», в переводе с греческого это звук, а что такое «пате»? Словари иностранных языков не придут на помощь: Пате – это фамилия. Носили эту фамилию братья-французы, которые в 1897 году основали фирму по производству звукозаписывающей и звукопроизводящей, а также кинематографической, аппаратуры. Какое отношение французская фирма-производитель граммофонов и киноаппаратов имеет к российской столице? У, имеет, да самое непосредственное: в 1907 году в Москве на Бахметьевской (теперь Образцова, но не кукольника, а его отца-академика) улице фирма братьев Пате открыла фабрику граммофонов. А что ж не открыть, если на неохватном российском рынке к этому году уже продали около полумиллиона граммофонов, о чем заинтересованной публике с восторгом сообщал специальный журнал «Новости граммофонов». Граммофоны от Пате в России сразу прозвали патефонами.
Наши читатели из тех, кто постарше, уже представили себе квадратный ящик с ручкой и откидывающейся крышкой? Нет, это был совсем иной агрегат: громоздкая тумбочка, в которой прятался от постоянных насмешек широкий раструб рупора, и пластинка с полметра в диаметре. Аппарат годился и для записи звуков, а пластинки проигрывали от центра к краю – позже, если кто уже не помнит, это делали наоборот. От тумбочки к середине прошлого века останется одно название: «патефон», оно перейдет к ящикам, а потом и портативным чемоданам. Пате обеспечили россиян и первыми грампластинками: памятные поколениям строителей социализма пластинки Апрелевской фабрики начнут выпускать тремя годами позже в пристанционном поселке по Киевской железной дороге.
История фирмы Пате в России – классический сюжет об интервенции иностранного бизнеса в страну неограниченных возможностей и необъятного спроса: в этом смысле продожателями дела Пате можно считать «Кока-колу», «Марс», «Проктер энд Гэмбл»… продолжение следует. Ибо не патефоном единым зарабатывала фирма в России. К 1910 году «Братья Пате» контролировали до 75 процентов российского кинорынка, а в их багаже были, например, съемки не слишком-то одобрявшего на первых порах синематограф Льва Николаевича Толстого. Фильм «Л.Н. Толстой» производства Пате произвел на великого русского писателя столь сильное впечатление, что он кардинально поменял свой суровый взгляд на кино как на пустое развлечение и разглядел в нарождающемся искусстве его огромные просветительские потенции. Толстой даже хотел написать для кино, но не успел, а его похороны фирма Пате снять успела, и через несколько дней после кончины Льва Николаевича на станции
