Родник Олафа - Олег Николаевич Ермаков

и не чуял.

5

Но видел.

Видел снова тех светящихся: двоих Оленных, двоих Унотов и Мечника. Они шли полукругом, загоняя его, шли, как обычно, медленно, то ли нерешительно, то ли с особой хитростью. Покачивались над травами, среди кустов. Заставляли его отступать куда-то дальше и дальше, пока он не увидел куда – к мертвым серым деревам с сидящими на них воронами. У воронов бысть большие каменные клювы, и они нацеливали их на Спиридона. Токмо Спиридон бысть не человек, а настоящий клюся, серый в яблоках, с белой гривкой. И он ведал, что чрез те древа мертвые не прорвется, и вороны уморят его, поклюют.

Да тут внезапно светящиеся пришли в смятение, заколебались, а Уноты и вовсе враз угасли. Мечник вроде вытащил свой меч и направил его на бегущего волка. Тот волк бысть бел аки снег.

Он набежал на Мечника, и тот исчез, уронив меч. Прочь поплыли Оленные. И отчаянно засвистали…

Спиридон, услыхав тот свист, открыл глаза, полежал так, ничего толком не видя, повернул голову и узрел какую-то дощатую стену. Она качалась, и небо над нею колыхалось, голова болела от удара, хоть и смягченного птицами. Слышны были кличи. И доносилась какая-то неведомая речь. Спиридон ничего не мог разобрать в той речи. А вот в стене различил длинные и тяжелые весла. Потом увидел головы, свесившиеся с той стены выпуклой. На него глядели какие-то люди. Бороды и усы у них были все больше светлые и рыжие.

– Пойке[361]!

Видно, это его окликали. Он поднял голову, повернулся. Боль из плеча молонией пронеслась через все тело. Лицо его перекосилось.

Снова раздавались голоса. Послышался плеск, стук однодеревки о борт. Ее раскачивало. Вдруг в нос упал крюк на веревке, а затем однодеревку оттолкнули, как бы отпуская ее, но как борт с веслами исчез, снова потянули. Слышен был плеск весел. Лодку качало. Спиридон не мог понять, что происходит. Доносились крики. И чайки кричали, а не токмо люди.

Наконец нос лодки зашуршал по песку. И вскоре прямо над лодкой склонились неведомые длинноволосые люди. Его тронули, окликая. Он попытался сесть. И тут остро почуял запах мокрой битой птицы, согнулся, сотрясаясь от рвоты, черкнул обломком стрелы по борту и вновь попал в те беззвучные края с мертвыми деревами, во́ронами и то ли камнями, то ли какими-то плодами. Али то бысть и вовсе черепа: людей ли, зверей ли… Он испугался сперва, но, оглянувшись, снова узрел волка – белого на одной стороне, а того, прежнего, серого, с зелеными глазами, – на другой. И они сидели протозанщиками. Убо и страх весь исчез. Спиридон уж ведал, что от того волка ему всегда помога была. Значит, будет и от другого.

В себя он пришел и сразу подивился, яко его однодеревка увеличилась в размерах. И вверх поднялась мачта. Он озирался. Равномерно слева и справа плескалась вода. Он ощутил движение. Эта лодка была тяжела. Спиридон, морщась, сел. Он был укрыт чем-то. Сразу почуял, что плечо крепко перевязано и стрелы в нем нет. Повернул голову направо и налево и увидел длинноволосых рыжих и светлых мужиков, они ворочали большими веслами, разом гребли. Кто бысть обнажен до пояса, на ком надеты рубахи, одни простоволосы, другие в шапках. На него тоже поглядывали, все глаза были синие да серые. Спиридон заметил движущийся берег в деревьях и сообразил, что ладья идет быстро. Вверху синело небо. Мачту с подобранным парусом озаряло солнце. Над мачтой реяли крикливые чайки. Пахло большим речным простором.

Яко чудно все, мыслил Спиридон, чудно, святый Спиридоне, и Борис, и Глеб… И волк.

– Пойке, – сказал кто-то и еще что-то добавил.

– Эй, Скари! – позвали.

– Парнишка! – окликнул кто-то его по-русски.

Спиридон оглянулся. Неподалеку за веслом сидел остроносый безбородый мужик в черной рубахе с завязанными сзади светлыми волосами.

– Пойке, парень, – сказал он. – Мы тебя отбили у деревенских мужиков, что гнались за тобой. И не знаем, куда тебе надо? Скажи.

Спиридон смотрел на него.

– Скари, – позвали этого молодого мужика в черной выгоревшей рубахе с вышитыми по груди узорами, напоминающими распахнутые крылья, и что-то спросили. Он ответил. Видно, его и звали Скари.

Спиридон молчал.

– Хочешь пить, наверное? – снова спросил тот Скари.

Он передал через другого гребца кожаную флягу. И Спиридон приник с жадностью к ней.

– Хорошо? – спросил Скари.

Спиридон кивнул.

– Скажи, зачем они гнались за тобой? Зачем хотели убить?

Спиридон пожал плечами и сразу сморщился от боли.

Послышались другие голоса.

– Хорошо, – молвил Скари. – Брa! Но мы уходим от той деревни вверх по этой реке… Эдил? Ижил-хол? Рав?.. Волзе? Понимаешь?

И Спиридон кивнул.

– Брa! – снова выдохнул Скари и умолк.

Скрипели весла, плескалась вода. Спиридон лег.

То были мужи морей.Ай, да ходящие в волнах соленых, пресных.Могучие вои фиордов.И Скари – Сын Чайки – пропел бы лепше моегоОб их путях-дорогах.Ладьей те витязи померили всю Волгу и Двину.Как по Двине-то вверх везли мечи, кубки да кольчуги,Меха да солнечные камни.Ворочались да с коприной из тех далеких стран.Где все живут ай бусурмане с убрусами на головах.Богатые купцы, свирепые воители.Вместо телег у них горбатый зверь.На блюдах золоченых грезн[362] и овощ полосатый,Да всяко-разно гобино со дерев.Сидят и спят да на покрывалах,Сотканных из шерсти тех зверей двугорбых.И девки все танцуют на пирах со брюхом неодетым.И мужи их посыпают жемчугами.Едину дщерь с собой везли варяги.

Когда шар солнца лег почти в реку, ладья причалила к берегу. Слышны были голоса. Скрип сходень. Потом и топоры застучали. Все, кажется, сошли на берег, кроме Спиридона. Он лежал на шкуре под покрывалом, не ведая, вставать ли… Да не было сил. А пить хотелось. Как вдруг кто-то еще прошел, остановился позади. И тень легла на Спиридона. Прикрывая ладонью глаза от солнца, он оглянулся и увидел чей-то силуэт в легкой накидке. Глядел, не разумея, кто перед ним… И уже догадал: девица. Различил светлый овал лица, темные косы, темные глаза. Они смотрели друг на друга.

Она пошла мимо, потом снова оглянулась. И вдруг что-то спросила. Это уж бысть дивий птичий язык. Спиридон ничего не уразумел. Тогда она поднесла ковшик ладони к своему рту. Спиридон закивал.

Девица снова прошла мимо и скоро вернулась с кожаной флягой, протянула ему. Спиридон напился. Кивнул, вытирая губы и глядя на нее снизу. Почуял, как исхыщренно от нее тянет пряной воней. Девица еще поглядела на него и ушла.

Спиридон остался лежать. Слушал стук топоров, возгласы на незнаемом языке. Скоро почуял дым костра. Вроде и ноги-то у него были целы и невредимы, а ощущал их тряпичными. Не было и пошевелиться сил. И все тело ломило. А голову застилал туман. Вспомнил, как уходил на однодеревке по реке, как с треском по берегу ломился тот мужик с