Преодоление - Валерий Игнатьевич Туринов

это шло войско королевича. Оно переходило куда-то в иное место из Тушино. Там же, под Тушино, да и здесь, в окрестностях Москвы, по указу Боярской думы были опустошены и выжжены все деревни, чтобы нечем было кормиться войску королевича. И вот теперь оно куда-то переходило из этого опустошённого края.

И когда полки королевича свернули здесь, под Тверскими воротами на дорогу, что вела в сторону Переславля-Залесского, Фёдор Иванович понял, куда они направились.

– В Замосковные волости! – подтвердил его мысль и Мезецкий. – Разорят! – сокрушённо вырвалось у него.

Да, на север от Москвы всему краю грозила та же участь, которая постигла волости на юге.

И надо было что-то делать, остановить вот это, что они увидели.

– Поехали до государя! – резко бросил Шереметев Мезецкому.

Он не в силах был сдержаться от раздражения, поняв, что поляки не остановятся ни перед чем в достижении своей цели. И их надо остановить: силой или дипломатией… Они, эта нация, понимают только язык оружия… Изворотливые, беспринципные, коварные и самолюбивые, цинично попирающие всякие договора и соглашения, если это не в их интересах…

Они вернулись в Кремль, во дворец.

В этот день ближняя дума государя собралась в полном составе. Поднялся с постели и пришёл даже Пожарский, хотя и был ещё болен. Князь Григорий Волконский пришёл тоже.

Фёдор Иванович доложил, куда двинулась армия королевича и чем это грозит.

Посовещавшись, они приняли решение срочно послать гонца к комиссарам, с просьбой вернуться на старое место, в Тушино, не прерывать начатые переговоры.

– Согласны на уступки!..

Особенно настаивали на лучшем, благоприятном для польской стороны, окончании переговоров, с заключением мира, Одоевский и Мстиславский. Их партия, бывшая партия Владислава, взяла сейчас верх…

И князь Дмитрий Пожарский с сожалением видел, что многое, о чём он раньше думал, размышлял, опять вышло наружу. Против них, против страны, вновь восставала прежняя сила: тяга в европейскую сторону…

«От европейских государей нам ничего хорошего не следует ожидать!» – вспомнил он то, что высказал сам как-то ещё на Земском соборе.

– Что? Закрыть государство! – язвительно спросил его тогда Волконский на это…

И вот эта сила опять ожила, берёт своё, стремится к сделке с самым опасным для Москвы врагом – Польшей…

Но он промолчал. Он сомневался и в себе, и в том, что же нужно-то сейчас государству. Что королевич не нужен, просто опасен, об этом можно было и не говорить!.. А нужно ли, стоит ли сейчас идти на уступки польской стороне?.. Терпеть позор, что не смогли остановить королевича ни под Смоленском, ни под Вязьмой…

«Из-за этого… Пронского! – мелькнуло у него, что тот, князь Пётр, ещё в бытность в его войске там, в Ярославле, не показал себя. – Мелок!.. Хотя как городовой воевода – неплох! Но не на поле, не в сражениях!..»

Гонец из Москвы, от государя и Боярской думы, догнал войско королевича уже за Троице-Сергиевым монастырём. Ответное письмо, которое он привёз от королевича, возмутило в Боярской думе всех.

Королевич резко отверг предложение вернуться к столице.

«Войско ушло слишком далеко! И нет причины для возвращения! – сказано было в письме. – Однако мы согласны выслать своих уполномоченных на переговоры… И для этого высылаем на предварительные переговоры Андрея Сапегу, ротмистра Корсиньского и уже известного вам секретаря Родзинского. Если ваша сторона согласится на предложения, которые представят они, тогда немедленно явятся к вам комиссары-сенаторы для окончания переговоров и подписания договора о мире…»

Гонец сообщил ещё то, как донесли и лазутчики, ходившие по следам войска королевича, что королевич расположился в Рогачеве. Сапега же, канцлер, со своим полком и Новодворский заняли село Сватково.

И князь Дмитрий Пожарский вспомнил то село Сватково, на Ярославской дороге. Крохотное, небогатое…

– А гетман Ходкевич со своим полком прошёл дальше, к Переславлю-Залесскому. Там по сёлам встали его гусары. Жируют, оголодав после Тушино! – ехидно усмехнулся гонец.

* * *

Подошла к концу последняя декада ноября. Зима стала по-настоящему.

В войске королевича исчезли последние деньги, так необходимые для закупки продовольствия. Это были те крохи, что прислали из Варшавы. И опять по полкам наёмников прошло волнение: от безденежья, голода, бескормицы лошадей и людей…

В начале декабря произошло волнение и в литовских полках. Ходкевич считал их надёжными, способными стойко переносить тяготы походов. Но вот не выдержали и они.

– Ваше величество, литовские полки на коло [65]приняли решение оставаться на службе только десять недель! – сообщил Лев Сапега новую неприятность королевичу.

Да, ситуация, обстоятельства подталкивали на срочные шаги по успокоению войска. И в Варшаву снова отправили нарочным гонца с просьбой от королевича к сенату о присылке недоданных войску денежных сумм. А тут ещё, под влиянием всех этих невзгод и неудач, Ходкевич, простудившись, от нервных срывов серьёзно заболел, слёг в постель. И теперь без него на очередном совете у королевича сенаторы решили, чтобы Владислав и гетман с частью войска отправились на зиму в окрестности Вязьмы.

– А лучше всего, ваше величество, в Смоленск, – предложил от имени всех комиссаров Лев Сапега.

Он да и остальные комиссары хотели выпроводить отсюда, из-под Москвы, королевича и гетмана, упорно не желающих идти на уступки русским… Русских же надо принудить к заключению мира…

– Другая же часть войска пойдёт дальше, в глубину Московии, на север, под Ярославль и иные города! Мы понесём туда мечом и огнём такое опустошение, что москали не рады будут, что не согласились пойти на условия, ранее предложенные!.. Запорожские казаки, лисовцы и немецкие рейтары, копьеносцы! Вот сила, которая пройдёт по северным русским волостям! И мы заставим, заставим москалей подписать выгодный нам мир!..

На этом совет закончился. Полковники и ротмистры разъехались по своим полкам. И там они объявили это решение совета. И по полкам прокатилось опять волнение. Никто, ни гусары, ни панцирники и даже жолнеры не хотели оставаться здесь без Владислава.

Когда это дошло до королевича, он, тронутый таким отношением к себе гусар, поехал к гетману в полк, в небольшое село, в двух десятках вёрст от Переславля-Залесского, где расположился гетман. Оставив своих людей, сопровождавших его, на дворе, он вошёл в избу.

Ходкевич лежал в постели. У него был жар. Он похудел, осунулся, сильно оброс. Курчавая измятая борода и густые брови взметнулись вопросительно навстречу ему, королевичу, когда он переступил порог избы.

Доктор при появлении королевича поднялся из-за стола, что-то доедая.

Владислав прошёлся по избе, затем присел на краешек лавки, где только что сидел доктор, так, что было ясно, что он не намерен здесь долго задерживаться. Он сообщил Ходкевичу то, что решил совет и как отнеслось к этому войско.

– Надо предложить сенаторам прервать переговоры и ожидать весны, –