Преодоление - Валерий Игнатьевич Туринов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы эти речи слышали уже! – прервал его Шереметев. – От того же Батория! И что же? Сами знаете что! У нас отняли Полоцк, выжгли Великие Луки! А сколько крепостей лишились мы! По милости польского короля! Не говоря уже о Ливонии! Вдобавок он, король Баторий, натравил на нас крымцев! А теперь ты призываешь утопить их же в море!.. Лев Иванович, кого ты хочешь обмануть-то?!
– Ах так! – вскричал Сапега. – Тогда мы силой возьмём Москву! И восстановим права Владислава на трон, на царство! Вы, вы, бояре, украли его! Вы же присягу ему дали! Весь народ русский целовал ему крест! Все государи Европы возмущены таким коварством! Нарушением присяги! Что будет, если все будут вести себя так? Мир рухнет повсеместно!..
Фёдор Иванович спокойно выслушал его с флегматичным выражением на лице.
– Не опровергаем того, что Владислав был избран нами добровольно, – согласился он. – Мы ему присягнули как царю и воссылали к нему горячие мольбы о сохранении и здравии его. Имя его употребляемо было на всех бумагах, печатях государственных, на золотой и серебряной монете. Столица, великолепная держава, корона, драгоценные сокровища, все украшения, отданы были в руки гетману Жолкевскому до прибытия царя, коего мы с нетерпением ожидали. Отправленные за ним послы, вопреки прав народных, взяты были в неволю! Король ваш старается не о сыне, а о себе! Вручённый Владиславу скипетр он хочет удержать для себя! Может быть, для вас это тайна?! Но знайте, что Сигизмунд через поверенных своих, старался склонить наших бояр, чтобы они отдали скипетр ему, а не сыну, ещё несовершеннолетнему! Содрогается душа о начале этих войн и об ужасах, с какими они производились! Для чего надо было приводить к нам Лжедмитрия?.. Для чего вмешиваться в наши домашние споры? Вести наступательную войну со свирепостью, которая может быть простительна только при отражении несправедливого наезда! Развратные ваши солдаты не знали мер в оскорблениях и в расточительстве! Отняв всё, что есть в доме, они мучили и истязали, добиваясь ещё золота, серебра и других драгоценных вещей! Столица была свидетелем, когда днём, при солнечном свете, и ночью при свете факелов солдаты, разгорячённые напитками, рыскали по улицам, нанося безоружным жителям побои, раны и бесчестье! Вы раздражали наши сердца обиднейшим презрением! Никогда соотечественник наш не был вами иначе называем как собакой-москалём, злодеем и изменником! Вы не могли удержать своих рук даже от божьих храмов! Столица вами обращена в пепел! Сокровища, долго нашими царями собираемые, расхищены вами! Государство наше огнём и мечом совершенно опустошено! Не довольно ли долго мы терпели бедствия и несчастья? И ныне вы ещё осмеливаетесь обольщать нас обманами!.. Долго мы терпели! Долго ожидали, просили Владислава, а когда наконец исчезла надежда на прибытие его, то самое горестное положение государства принуждало нас избрать другого царя! Мы избрали Михаила Фёдоровича, присягнули ему и скорее кровь и жизнь нас оставит, нежели мы его! Бог, возложивший на него корону, сделал уже его равным всем царям! Вам, послам, неприлично отзываться о помазаннике божьем недобрыми словами! Воздержитесь! Или подобное услышите и из наших уст о вашем короле!.. Не хотим вашего ни братства, ни свободы, ни вольности! Правление, под коим столько веков живём, должно быть, самое лучшее! Ибо государство под ним возросло до высокой степени!.. И перестаньте напоминать нам о вашем Владиславе! Что не сделалось в своё время, то теперь уже никак не может исполниться!..
И снова Сапега, всё тот же Сапега ввязался в спор, стал возражать Шереметеву, цеплялся за мелочи.
– Царь Михаил целовал крест королевичу Владиславу! Когда сидел в Москве-то! – зло заговорил он. – Он, его подданный, изменил ему!..
– Не целовал! – отрезал Шереметев. – Бог миловал!..
Сапегу сменил Гонсевский, стал стращать их:
– Казаки заведут себе нового самозванца!.. Да и сын Марины, говорят, жив!..
Шереметев отмахнулся от такого.
Раздражение росло… На этом обе стороны, недовольные друг другом, разъехались ни с чем.
* * *
И вот опять съехались они в том же составе. И опять встреча не дала никаких результатов. С обеих сторон были только обвинения, упреки, возражения, снова упреки. И ничего делового, что могло бы столкнуть их с этого замкнутого круга.
Неделя пролетела впустую.
На последней встрече Фёдор Иванович не выдержал многословного напора Сапеги.
– Лев Иванович, знаем мы о положении в Польше! И с казной знаем, и с турками!.. Близка, близка война с турками! Вот-вот грянет! Не потянете вы войны против двоих-то! Тонка кишка! – язвительно усмехнулся он. – И некуда вам деваться-то! Как только заключать с нами мир!.. И нечего грозиться! Ничего вы уже не сможете сделать!..
Подошла середина ноября. Замела метель, поземка. Что ни день – метет, крутит. Идёт снег, мороз. И уже близко маячила декабрьская стужа.
Войско же королевича по-прежнему стояло лагерем в открытом поле. Участились побеги жолнеров, наёмников.
В шатре у королевича что ни день, то совещания. На этих совещаниях комиссары столкнулись с противодействием Владислава и Ходкевича. Им же, комиссарам, снова напомнили из Варшавы, из сейма, чтобы скорее заканчивали войну с Московией мирным договором. Но ни Ходкевич, ни Владислав на это не соглашались.
На одном из таких совещаний Ходкевич после перепалки с Сапегой и Собеским заявил им, комиссарам:
– Панове, на носу зима! Суровая русская зима! Морозы! Предлагаю для спасения армии не отходить от Москвы! Расположить войска по квартирам вокруг Москвы! В Варшаву же срочно отправить от вас, от комиссаров, депутатов на сейм! Хотя бы вот тебя, пан Яков! – показал он на Собеского. – Нужны большие деньги! Деньги, деньги!..
И Сапега, снова Сапега не согласился с этим. Его поддержал Пётр Опалинский. А что уж говорить о Мартыне Казановском. Тот всегда готов был насолить ему, гетману.
– Ваше величество! – обратился Сапега к королевичу. – Считаю, что сейчас настало время показать пану гетману секретное постановление сейма! Под которым вы подписались, что выполните его!
Ходкевич побледнел. Он был оскорблён. Только сейчас узнал он, и, видимо, самый последний, о существовании какого-то секретного документа: обязательства королевича, взятые им перед сеймом. Это было унизительно для него, командующего армией. Ему не доверяли… От него скрывали. Он же решал военные задачи, операции, не зная конечной цели всей кампании…
Сапега же настаивал на том же, что было сказано в
