Преодоление - Валерий Игнатьевич Туринов

– Какое тут здоровье! – отозвался тот. – Давай принимай командование!

Князь Григорий присел на какой-то чурбак, который придвинул ему Фёдор ближе к топчану, на котором лежал Пожарский.

– Справишься, – сказал князь Дмитрий ему, князю Григорию, под конец их встречи, после краткого разговора, что нужно было бы сделать здесь в первую очередь.

Князь Григорий, сказав, что распорядится об этом, вышел из его палатки.

Вслед за ним вышел лекарь.

– Как он? – спросил он его.

– Да ничего. Дома оправится, – заверил лекарь.

Срочным гонцом письмо ушло в Дворцовый приказ. И так же скоро из Москвы пришло указание принять ему, князю Григорию, командование над всем войском. А Пожарскому было велено ехать в Москву.

И ему, князю Григорию, предписывалось, по вестям из степи, идти на перехват Сагайдачного. Рассмотрев полученные от дозоров донесения, князь Григорий выдвинулся от Серпухова к Коломне.

И вот тут-то, под Коломной, в его армии полыхнуло первое волнение казаков. Они требовали выплаты жалованья, требовали указ государя на это. С Москвы пришло сообщение, что оклады вот-вот вышлют. За деньгами, мол, уже посланы по волостям сборщики. А чтобы временно успокоить казаков, им выделили несколько сел под Коломной, с которых разрешалось собирать подать: хлебом или деньгами.

– Григорий Константинович, в городе казаки, баловни, шалят! Из донских! Горожане жалуются! – доложил ему дьяк Владиславлев на следующий же день, как они пришли под Коломну.

Князь Григорий велел дьяку объявить по войску, что за насилие над горожанами будет строго наказывать. А стрельцам приказал хватать казаков, если тех застанут за грабежом. И стрельцы как-то поймали троих казаков за делом и привели к нему.

Князь Григорий приказал отдать их палачу.

Казаков высекли кнутом на площади города. От этого возмутились другие казаки. Их стихия выплеснулась на майдан. Собрался «круг». Позвали на «круг» его, князя Григория, воеводу.

– Ты не князь Дмитрий! – бросили ему обвинение казаки.

Эти слова больно задели князя Григория.

Нет, он не завидовал Пожарскому. Просто он хотел, чтобы казаки относились к нему тоже уважительно. И он не сдержался, что-то прокричал в ответ… Куда-то к черту делась его дипломатическая тактичность, что, казалось, уже въелась в него многолетней посольской службой. Но здесь были не посольские дела. Здесь всё круче. Здесь надо лаять, не то облают тебя, а то и затопчут…

В этот же день к нему в стан под Коломной казаки привели пленных запорожцев.

– Вот – запорожский! – втолкнул донской атаман к нему в палатку одного из них. – Под Зарайском взяли!

Запорожец, пленный, оказался совсем не похожим на тех, которых приходилось видеть князю Григорию. Те-то были широки, животы, усищи, а в шароварах словно засел табор вонючих татар…

Этот же оказался плюгавенький, похожий на подёрнутого плесенью московского подьячего. Под одеждой, обвисшей на нём, угадывалось высушенное запоями тело. На голове у него, бритой, болтался жиденький кустик волос, как размочаленная на ветру веревочка…

– Ты же русский! Почто с поляком-то связался? – пристал к нему дьяк Владиславлев.

– В поле съезжаются – родней не считаются! – засмеялся тот, слабым, с хрипотцой голосом.

Он рассказал сам всё. Не надо было угроз, и палача не требовалось тоже. Он сообщил самое важное: Сагайдачный собирался переправляться через Оку под Каширой.

Это же подтвердили боярские дети из Каширы, заявившиеся к нему, князю Григорию.

Теперь всё стало ясно. Надо было выдвигаться к Кашире, перекрывать там возможные пути переправы через Оку войска Сагайдачного.

Пленный указал и на возможное место переправы. Оно находилось неподалеку от села Белые пески.

Когда князь Григорий разослал приказ по своей армии выступать в сторону Оки, на Белые пески, казаки опять потребовали выплаты окладов.

Но Сагайдачный провёл не только дозорных его, князя Григория, но и всех, кто задумывался о том, куда он двинет скопище своих удальцов. Запорожские полки, сделав отвлекающий маневр, вышли к Оке не под Каширой, а под Коломной, к устью речки Осётр.

– Переправляются, – сухо доложил князю Григорию старший дозора, вернувшегося из глубокого рейда за Окой. – У речки Осётр!

– Значит, сюда, под Коломну, пошёл! – вскричал князь Григорий, обрадованный, что сбылось его предположение, а не Пожарского.

Он приказал немедленно седлать коней. Вскоре его полки уже шли на рысях к месту переправы запорожцев. Когда они вышли туда, те только-только начали переправу. И его полки столкнулись с заградительным отрядом Сагайдачного, прикрывающего переправу войска.

Двадцать тысяч запорожцев, огромный обоз со снаряжением и кормами, табуны запасных коней, – вся эта громада сосредоточилась на бродах, на узком участке речушки Осётр, правом притоке Оки.

Теплынь. Начало сентября. Повсюду всё с чего-то вдруг зазеленело снова. И солнце к тому же по-прежнему печет, как в пору летнюю… Ржание коней, телеги, дымки костров, и запахи, запахи огромного людского потока… Всё делалось здесь на ходу, всё было под рукой у таборных запасливых людей. Мелькали даже женские платки расцветки всякой…

И с первыми, с кем столкнулась армия князя Григория, оказались лучники. Те встретили его армию дождём из стрел. Затем схватились и на саблях. С ними, лучниками, полки Волконского справились быстро. Обратив их в бегство, они загнали их в Оку.

Тогда запорожцы, переправившись большой силой, в несколько тысяч всадников, оттеснили князя Григория от Оки.

Сагайдачный, больше не обращая внимания на его армию, переправился через Оку и двинулся к Москве, к Тушино, на соединение с королевичем. Он прошёл мимо Донского монастыря, пошёл в обход Москвы. Оттуда, из-за стен Москвы, навстречу ему выступили полки, но боя не поставили.

Полки князя Григория отошли к Коломне. И там, у стен города, между казаками и боярскими детьми произошла крупная ссора. Боярские дети захлопнули ворота города перед самым носом у донских казаков.

Князь Григорий, раздражённый от провала всей операции, метал громы и молнии на головы своих подьячих и сотников.

– Что вы натворили-то?! – кричал он на них, хотя сам был виноват в том, что не остановил их, когда они закрывали ворота перед донскими казаками.

Теперь под его началом осталась горстка людей: не более трёх сотен боярских детей. С этими силами он не решился бы даже показаться за стенами города, если бы подошли запорожцы.

Тоскливым было то утро для него, князя Григория. Его самолюбие окончательно скрутило это происшествие. Так он оказался без армии и об этом отписал в Москву. Оттуда пришло распоряжение вернуться ему в Москву.

В Москве, во дворце у великого князя Михаила Фёдоровича прошёл собор. На соборе постановили стоять крепко против королевича Владислава. Это решение все собравшиеся скрепили своими подписями. Всех служивших при дворе расписали по стенам города, по воротам, кто за что отвечает.

Так, князю Григорию выпало ведать