Преодоление - Валерий Игнатьевич Туринов

и так же шёл он на подрыв крепостных ворот. Как и тогда, позади его людей с петардами стояли сейчас пехотинцы с боевыми топорами.

Но там, на стенах, не дремали, а только выжидали. Когда же к предвратному городку подошла хоругвь Лермонта, то со стен громыхнул залп из ружей. И у предвратного городка стало тесно от ещё трёхсот человек. Укрыться же под башней было негде. И по ним, по железным шлемам, шапкам, панцирям со стен засвистели пули.

Вот кто-то вскрикнул, затем ругнулся… А вот упал кто-то, убитый наповал…

Где-то там, позади пехотинцев Варфоломея, стоял наготове полк Собеского, и там же должна была быть венгерская пехота.

Такая же тактика должна была развернуться, по замыслу Ходкевича, и у Тверских ворот. Туда, к тем воротам, менее важным, он определил Казановского с его гусарами.

Одного из помощников Варфоломея подстрелили сразу же, затем ещё одного… Вот ранили ещё двоих… А их петарды на земле, их некому нести…

И в такой толчее, у предвратного городка, к нему подскочил капитан Лермонт, белобрысый швед, высокий и худой, и что-то кричал…

В этот момент Новодворский почувствовал, что ему словно кто-то ударил кинжалом по руке, ниже плеча… И его рука повисла плетью. Он выронил палаш, который словно прирастал к его руке на время боя…

Чертыхаясь, зажав рукой рану, он ушёл из-под стен города.

И уже не увидел он, как из ворот, которые он собирался подрывать, выметнулись сотни и сотни москалей, детей боярских и дворян, стрельцов немало было. И как они, с обнажёнными клинками, устремились на гусар и жолнеров. И завертелась карусель из шапок, колпаков, сверкали сабли, палаши, кинжалы тоже в ход пошли.

Дрались, стояли долго, не в силах одолеть друг друга… Рассвет являлся медленно…

На помощь им, штурмующим, так никто и не пришёл. Не подошли и запорожцы Сагайдачного.

Варфоломея перевязали. И он ушёл к своим пехотинцам, отступившим от ворот. Те сообщили ему, что штурм провалился.

На совете у Владислава разгорелся жаркий спор о штурме. Затем он перерос в обвинение Ходкевича в том, что он не обеспечил сохранение в тайне время начала штурма. Комиссары же напомнили королевичу о сроках, отведённых сенатом на ведение войны, и о том, что её нужно закончить заключением мира с русскими.

– Это условие сената! – сказал и Собеский. – И его надо выполнять! Штурмом Москву не взять!

Целый месяц ушёл на череду согласований с обеих сторон, поляков и русских, о начале переговоров, чтобы заключить мир.

Ходкевич же, взвинченный неудачами и обвинениями в свой адрес, отдал распоряжение Сагайдачному опустошить окрестности Москвы, чтобы вынудить московские власти пойти на уступки, начать скорее переговоры о заключении мира. Торопило время: неумолимо приближалась зима, суровая русская зима.

Наконец, без него, Ходкевича, сенаторы-комиссары договорились на встречу с боярскими доверенными на речке Пресне.

– Здесь, под стенами столицы, переговоры пойдут живее! – желчно высказался об этом и Владислав.

* * *

Подошёл ноябрь месяц. Первого ноября, на день Козьмы и Демьяна, Фёдор Иванович Шереметев выехал со двора на аргамаке и шагом, в сопровождении вооружённых холопов, направился в сторону Никольских ворот, к Неглинке.

Когда он подъехал к Никольским воротам, то увидел там уже ожидавших его Данилу Мезецкого и Артемия Измайлова. Те были тоже со своими холопами.

Они поздоровались.

– А где Болотников? – спросил Фёдор Иванович Мезецкого.

– Вон едет! – показал Измайлов в сторону Занеглименья.

Там, на плохонькой лошадке, трясся думный дьяк Иван Болотников.

Подъехав к Шереметеву, он извинился за опоздание.

Но Шереметев на этот раз успокоился быстро. Они выехали за стены Белого города, пересекли Земляной город. Подъехав к крепостным воротам Земляного города, остановилась. Здесь их ждали две тысячи конных боярских детей и стрельцов. Это была их охрана на время переговоров.

Ворота под деревянной башней были закрыты. На башне же, из амбразур, торчали жерла пушек. Они смотрели туда: в сторону речки Пресни, где намечены были переговоры.

Там же, на берегах речки, сквозь осенний голый лес, были видны всадники. Они явились большой массой и тоже были настороже. Не менее полутысячи, вооружённые, в доспехах, мелькали между кустами… А вон держатся кучкой сенаторы, те, кому власть дана решать вопросы войны и мира.

К Шереметеву подъехал воевода, командовавший полком охраны.

– Фёдор Иванович, заложниками обменялись! Какие будут ещё указания насчёт охраны?

– Да как обычно, – пробурчал Шереметев. – Выполняй….

Тронув коня, он выехал за ворота Земляного города. За ним последовала его делегация, боевые холопы, а следом и воевода.

Уже выпал снег, покрыл тонким слоем землю и кусты.

Вот ближе, ещё ближе подъехали они… Остановились.

С польской стороны к реке подъехала группа всадников. Они остановились тоже.

Фёдор Иванович, помня наказ Боярской думы не раздражать поляков, первым поклонился польским переговорщикам.

Мезецкий и Шереметев сразу узнали Льва Сапегу, канцлера. Остальных они не знали. То были новые для них лица.

Поляки, сенаторы, поклонились в ответ русским.

– Господа! – обратился Сапега к ним. – Предлагаю сойти с коней и начать переговоры. Вот здесь, на берегу этой чудесной речки!

Жестом показал он на унылые, запорошенные снегом берега Пресни, по которой несло шугу. А от воды, с тёмным металлическим блеском, тянуло холодом, каким от века было отношение поляков и русских…

– Лев Иванович, спасибо за предложение, – ответил Шереметев. – Но нам удобнее вести переговоры так: сидя верхом…

Он помолчал, пока Сапега перевёл это своим.

Заметив, что противоположная сторона поняла его и, судя по лицам, те согласились с этим, он, распрямившись в седле, продолжил дальше.

– От государя и великого князя Михаила Фёдоровича мы, боярин Фёдор Шереметев, окольничии Данило Мезецкий и Артемий Измайлов, дьяк Иван Болотников и писарь Сумов, прибыли по воле царя и великого князя Михаила для переговоров о мире!

Он сделал паузу, давая возможность перевести сказанное толмачу, вступившему в дело.

– Но господа! – повысил он голос, когда толмач перевёл. – Если будете называть Владислава московским царём, то переговоры немедленно прекратятся!

Заметив, как Сапега, старый и упорный недруг Москвы, непроизвольно дернул рукой, словно хотел возразить на это или возмутиться, Фёдор Иванович замолчал.

Выждав и видя, что канцлер опустил руку и вроде бы доброжелательно улыбнулся, Фёдор Иванович продолжил:

– Каково бы ни было избрание его на престол, но мы о нём давно уже забыли! Вручив скипетр царю Михаилу, мы не отступимся от него, хотя бы то стоило нам потери жизни и имущества! Впрочем, мы не жаждем мира и находимся здесь потому только, что вы первые домогались его!

Он не закончил речь, хотя и остановился на мгновение.

– Не мы первые просили мира! – вспылил с чего-то Сапега. – А если говорить о выгоде, когда на престоле