Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

38

Государственному обвинению потребовалось больше месяца, чтобы со своих позиций подвести итоги, оглашение которых часто прерывалось возмущенными возгласами со скамьи подсудимых, указывавшими на явные ошибки в аргументации. В марте настала наша очередь. Исраэль Майзельс категорически отверг обвинения в планировании нами насильственных акций. «Мы готовы признать отказ от сотрудничества и пассивное сопротивление, – заявил он. – И если отказ от сотрудничества и пассивное сопротивление являются государственной изменой, то в этом случае мы виновны. Однако указанные действия не подпадают под закон о государственной измене».

Брэм Фишер продолжил аргументацию Исраэля Майзельса, однако 23 марта судейская коллегия прервала его и взяла недельный перерыв, хотя в распоряжении защиты было еще несколько недель. Это было несколько необычно, но мы расценили данный шаг как обнадеживающий знак, так как он наводил на мысль, что судьи уже сформировали свое мнение. Нам следовало вернуться в суд через шесть дней, как мы полагали, для присутствия при оглашении вердикта. Пока же мне предстояли некоторые дела.

Правительственные запреты в отношении меня должны были истечь еще через два дня после объявления перерыва в судебном процессе. Однако я был почти уверен, что полиция не будет осведомлена об этом, так как она редко отслеживала точные сроки правительственных запретов. Я не хотел упускать возможности первый раз почти за пять лет свободно покинуть Йоханнесбург, чтобы свободно присутствовать на одном из крупных мероприятий, организованных руководством АНК. В те выходные в Питермарицбурге должна была состояться давно запланированная Всеобщая многорасовая конференция с целью агитации за созыв национального Конституционного собрания с участием всех южноафриканцев. Меня негласно назначили главным докладчиком на этом форуме. Мне предстояло проделать трехсотмильную поездку, чтобы прибыть в Питермарицбург вечером накануне своего выступления.

За день до моего отъезда Национальный рабочий комитет АНК тайно собрался, чтобы обсудить стратегию организации. По результатам наших многочисленных встреч как в тюрьме, так и за ее пределами мы решили, что будем работать в подполье, приняв, таким образом, стратегию в соответствии с «планом М». Организация должна была действовать нелегально. Было решено, что если в суде мы не будем приговорены к тюремному заключению, то я уйду в подполье, чтобы разъезжать по стране, организуя планировавшееся Конституционное собрание. Только тот, кто мог полный день действовать в подполье, был свободен от ограничений, введенных властями. Было специально спланировано мое появление на определенных мероприятиях с максимальной оглаской этих фактов, чтобы показать, что руководство АНК продолжает борьбу. Это предложение не стало для меня неожиданностью. Оно, конечно же, не доставило мне особого удовольствия, однако я знал, что должен это сделать. Моя жизнь теперь была полной опасностей, мне предстояло находиться вдали от своей семьи, но, когда человеку отказывают в праве жить той жизнью, к которой он стремится, у него не остается другого выбора, кроме как стать преступником.

Когда я вернулся домой со встречи Национального рабочего комитета АНК, мне показалось, что Винни смогла прочитать мои мысли. Увидев мое лицо, она поняла, что я собираюсь начать жизнь, которая не устраивала нас обоих. Я объяснил, что произошло, а также предупредил, что уезжаю на следующий день. Она восприняла это стоически, как будто ожидала такого развития событий с самого начала. Она понимала, что я должен был так поступить, но ей от этого не становилось легче. Я попросил ее собрать для меня небольшой чемодан. Я пообещал ей, что наши друзья и родственники присмотрят за ней, пока меня не будет. Я не мог сказать ей, как долго буду отсутствовать, а она не стала спрашивать меня об этом. Я все равно не знал ответа на этот вопрос. Я должен был вернуться в Преторию к понедельнику, чтобы выслушать вердикт суда. Однако вне зависимости от его результата я бы уже не вернулся домой: если бы нас осудили, то мне предстояло отправиться прямо в тюрьму, если бы нас освободили, то я бы немедленно ушел в подполье.

Мой старший сын Темби учился в школе в Транскее, поэтому я не мог с ним попрощаться. Что же касается Макгато и Маказиве, то я в тот же день забрал их у матери в Восточном Орландо. Мы провели вместе несколько часов, гуляя по вельду за городом, разговаривая и играя. Я прощался с ними, не зная, когда смогу увидеться с ними снова. Дети борца за свободу также учатся не задавать своему отцу слишком много вопросов, и я видел в их глазах понимание, что происходит что-то серьезное.

Дома я поцеловал на прощание двух своих девочек, и они помахали мне, когда я сел в машину вместе с Уилсоном Конко и отправился в долгую поездку в провинцию Наталь.

Четырнадцать сотен делегатов со всей страны, представлявших сто пятьдесят различных религиозных, социальных, культурных и политических организаций, собрались в Питермарицбурге на Всеобщую многорасовую конференцию. Когда я вечером в субботу, 25 марта, вышел на сцену перед этой восторженной аудиторией, прошло почти пять лет с тех пор, как я мог свободно выступать перед народными массами. Меня встретили радостными аплодисментами. Я почти забыл, сколько силы и страсти требуют публичные выступления.

В своей речи я призвал к созыву национального Конституционного собрания, на котором все южноафриканцы, черные и белые, индийцы и цветные, могли бы, объединив свои братские усилия, создать конституцию, отражающую устремления всей страны. Я призвал к единству и заявил, что мы будем непобедимы, если будем говорить единогласно.

Всеобщая многорасовая конференция призвала к проведению национального Конституционного собрания с участием избранных представителей всех взрослых мужчин и женщин на равной основе для выработки новой демократической конституции Южной Африки без ориентации на расовые барьеры. Был избран Национальный совет действий, в котором я стал почетным секретарем. В задачи этого органа входило довести до сведения правительства требование созыва Конституционного собрания. В случае отказа правительства мы планировали объявить общенациональную трехдневную акцию по отказу от выхода на работу. Эта акция должна была начаться 29 мая, чтобы ее завершение совпало с намеченным на 31 мая провозглашением Южной Африки республикой. У меня не было иллюзий насчет того, согласятся ли власти с нашим предложением.

В октябре 1960 года правительство Национальной партии провело референдум с участием всего белого населения по вопросу о том, должна ли Южная Африка стать республикой. Это была давняя заветная мечта африканеров-националистов – порвать связи с той страной, против которой они сражались в Англо-бурской войне. Сторонники провозглашения республики победили с преимуществом в 52 процента голосов, и на 31 мая 1961 года было назначено объявление Южной Африки республикой. Мы