Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

специально спланировали нашу акцию по отказу от выхода на работу на эту дату, чтобы подчеркнуть, что такое изменение формы государственного правления для нас являлось просто косметическим.

Сразу после Всеобщей многорасовой конференции я направил премьер-министру Хендрику Фервурду письмо, в котором в официальном порядке предписал созвать национальное Конституционное собрание. Я предупредил его, что, если он не сделает этого, мы планируем, начиная с 29 мая, провести самую массовую трехдневную забастовку за всю историю страны. «У нас нет иллюзий относительно контрмер, которые может предпринять ваше правительство, – написал я. – В течение последних двенадцати месяцев нам уже пришлось пережить период мрачной диктатуры». Были также опубликованы заявления для прессы, подтверждавшие, что забастовка планируется мирной и ненасильственной. Хендрик Фервурд не дал официального ответа, а в парламенте охарактеризовал мое письмо как «высокомерное». Вместо конструктивного ответа правительство начало подготовку к проведению одной из самых устрашающих демонстраций силы, когда-либо проводившейся в истории страны.

39

Еще до того, как утром 29 марта 1961 года, в день долгожданного оглашения приговора по делу о государственной измене, двери Старой синагоги открылись, у них собралась толпа наших сторонников и представителей прессы, стремившихся попасть в зал суда. Сотням людей не дали такой возможности. Когда судьи, наконец, смогли навести порядок в зале суда, галерка для посетителей и скамья для прессы были переполнены. Через несколько мгновений после того, как судья Рампф произвел по столу удар церемониальным молотком, гособвинение подало чрезвычайное ходатайство об изменении обвинительного заключения. На часах было без одной минуты одиннадцать, и прокурор опоздал на целых два года. Было уже слишком поздно. Суд отклонил ходатайство стороны обвинения, и галерка зашумела в знак одобрения.

«Тишина в суде!» – громко потребовал судебный пристав, после чего судья Рампф объявил, что коллегия из трех судей вынесла свой вердикт. Воцарилась полная тишина. Своим глубоким, ровным голосом судья Рампф приступил к ознакомлению зала с выводами суда:

Да, Африканский национальный конгресс добивался того, чтобы заменить существующее правительство «радикально и принципиально иной формой государственного управления»;

да, Африканский национальный конгресс использовал незаконные средства протеста во время Кампании гражданского неповиновения;

да, некоторые лидеры АНК выступали с речами, пропагандирующими насилие;

и да, в АНК отмечена сильная левая тенденция, которая проявлялась в его антиимпериалистических, антизападных, просоветских настроениях, однако «на основании всех доказательств, представленных суду, и на основании установленных в ходе судебного процесса фактов суд не может прийти к выводу, что Африканский национальный конгресс разрабатывал или осуществлял политику по насильственному свержению существующей в стране власти в том смысле, что вел подготовку народных масс к совершению прямых актов насилия против государства или же настраивал их на эти действия».

Согласно заявлению суда, обвинение не смогло доказать, что АНК является коммунистической организацией или что Хартия свободы предусматривает создание коммунистического государства. После сорока минут зачитывания вердикта судья Рампф завершил его оглашение следующей фразой: «С учетом изложенного обвиняемые признаются невиновными и подлежат освобождению».

Зрительская галерка взорвалась радостными криками. Мы все встали, обнялись и после этого принялись приветствовать зал суда, который восторженно бурлил. Затем все мы вышли во двор, улыбаясь, смеясь и плача. Толпа вокруг выкрикивала приветствия и радостно скандировала разные лозунги. Некоторые из нас взвалили на свои плечи защитников, что было порой нелегкой задачей, в частности, в случае с Исраэлем Майзельсом, который был весьма крупным мужчиной. Вокруг нас крутились фоторепортеры. Мы огляделись в поисках своих друзей, жен, родственников. Подошла Винни, и я радостно обнял ее. Мою радость омрачала мысль, что я свободен лишь сейчас, что мне не придется наслаждаться этой свободой долгое время. Когда мы все вышли на улицу, толпа вместе с нами принялась петь: «Nkosi Sikelel’ iAfrika» («Боже, благослови Африку»).

После более чем четырех лет судебного процесса и десятка сменившихся прокуроров, после тысяч собранных документов и десятков тысяч страниц свидетельских показаний правительство не смогло решить поставленной задачи и публично провалилось. Вердикт стал позором для властей как внутри страны, так и за рубежом. И все же нам надо было иметь в виду, что такой результат только еще больше озлобил правительство Национальной партии против нас. Урок, который вынесли для себя власти, заключался не в том, что наши претензии и требования были законными, а в том, что им следовало быть гораздо более безжалостными по отношению к нам и нашим сторонникам.

Я не рассматривал вынесенный вердикт как подтверждение существования в стране эффективной правовой системы или как доказательство того, что чернокожий мог получить справедливое судебное разбирательство в суде белого человека. Действительно, это был правильный и справедливый вердикт, но в значительной степени он являлся результатом превосходной работы превосходной команды защиты и беспристрастности коллегии конкретных судей.

Наряду с этим необходимо признать, что судебная система была, пожалуй, единственной государственной структурой в Южной Африке, где африканец мог встретиться с относительной справедливостью: получить справедливое судебное разбирательство и удостовериться в верховенстве закона. Чаще всего это происходило в судах, возглавляемых просвещенными судьями, которые были назначены еще при правительстве Объединенной партии[51]. Многие из этих юристов все еще пытались отстаивать верховенство закона.

В студенческие годы меня учили, что Южная Африка – это та страна, в которой верховенство закона имеет первостепенное значение и применяется ко всем гражданам, независимо от их социального статуса или официального положения. Я искренне верил в это и планировал свою жизнь, основываясь на этом предположении. Однако моя карьера юриста и активиста Африканского национального конгресса сняла пелену с моих глаз. Я убедился, что существует большая разница между тем, чему меня учили в лекционном зале, и тем, что мне пришлось узнать в зале суда. Я перешел от идеалистического взгляда на закон как на меч правосудия к восприятию закона как инструмента, который используется правящим классом для формирования общества в благоприятном для себя направлении. Я никогда не ожидал справедливости в суде (хотя иногда все же встречался с ней), как бы я за нее ни боролся.

В случае конкретного судебного разбирательства по делу о государственной измене трое судей смогли подняться выше своих предрассудков, своего образования и происхождения. В любом человеке есть частичка доброты, которая может быть глубоко спрятана, а затем проявиться в самый неожиданный момент. Судья Рампф своей отчужденной манерой поведения на протяжении всего судебного процесса создавал впечатление, что он разделяет точку зрения правящего белого меньшинства. Тем не менее в его суждениях преобладал здравый подход к окружающему и стремление к справедливости. Судья Кеннеди был менее консервативен, чем его коллеги, и, как мне показалось, его привлекала идея равенства. Как-то он вместе с Думой Нокве летел на одном самолете из Дурбана в Йоханнесбург, и когда автобус авиакомпании, отвозивший