Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

бы поняли это, но совсем другое – попытаться сорвать забастовку, призывая людей идти на работу, то есть прямо действуя в интересах нашего врага.

В ночь перед началом акций протеста я должен был встретиться на конспиративной квартире в Суэто с йоханнесбургским руководством АНК. Чтобы избежать полицейских блокпостов, я поехал в Суэто через Клиптаун, который обычно не патрулировался полицией. Однако, когда я завернул за угол, наткнулся именно на то, чего пытался избежать: прямо передо мной был блокпост. Белый полицейский жестом велел мне остановиться. Я был одет в свой обычный комбинезон и шоферскую кепку. Он покосился на меня через окно, а затем заглянул внутрь вперед и лично осмотрел всю машину. Обычно это входило в обязанности полицейских-африканцев. Не найдя ничего подозрительного, он потребовал у меня пропуск. Я ответил, что случайно оставил его дома, и как можно более небрежно продиктовал его вымышленный номер. Это, похоже, удовлетворило полицейского, и он жестом показал, что я могу ехать дальше.

В понедельник 29 мая, в первый день забастовки, сотни тысяч людей не вышли на работу, тем самым поставив себя под угрозу быть уволенными и лишиться средств к существованию. В Дурбане индийцы отказались работать на местных фабриках, в Кейптауне остались дома тысячи рабочих из числа цветного населения. В Йоханнесбурге не вышли на работу более половины трудоустроенных, в городе Порт-Элизабет этот показатель был еще выше. В интервью средствам массовой информации я оценил реакцию народных масс как «совершенно замечательную» и похвалил тех, кто «бросил вызов беспрецедентному запугиванию со стороны государства». Празднование белым населением Дня Республики было смазано нашей акцией протеста.

Хотя в газетных статьях о первом дне забастовки сообщалось о крупном масштабе акций протеста в различных частях страны, в целом численность вовлеченных в эти акции оказалась меньше, чем мы надеялись. Контакты между руководителями АНК были затруднены, и негативные для нас новости, как всегда, распространялись быстрее, чем позитивные. Чем больше поступало таких новостей, тем большее разочарование я испытывал. В тот вечер, чувствуя себя деморализованным и рассерженным, я пообщался с Бенджамином Погрундом из газеты «Рэнд Дэйли Мэйл» и в ходе нашей беседы высказал предположение, что дни ненасильственной борьбы закончились.

Однако на второй день забастовки после консультаций с коллегами я изменил свое мнение. В то утро я встретился на конспиративной квартире в пригороде Йоханнесбурга для белого населения с представителями местной и зарубежной прессы и вновь оценил результат нашей акции как «огромный успех». Наряду с этим я не скрывал того факта, что верю в наступление нового этапа нашей борьбы. Я, в частности, сказал: «Если действия правительства состоят в том, чтобы грубой силой подавить нашу ненасильственную борьбу, то нам придется пересмотреть нашу тактику. Как мне представляется, мы в самом ближайшем будущем можем закрыть главу, посвященную вопросу о ненасильственной политике». Это было весьма серьезное заявление, и я отдавал себе в этом отчет. Руководители АНК подвергли меня критике за то, что я сделал его до консультаций с ними, но иногда бывает полезным обнародовать ту или иную идею, чтобы подтолкнуть сопротивляющиеся структуры в нужном вам направлении.

Среди руководства АНК дебаты о возможности применения насилия продолжались с начала 1960 года. Впервые я обсудил с Уолтером Сисулу возможность перехода к методам вооруженной борьбы еще в 1952 году. Теперь я вновь посоветовался с ним по этому вопросу, и мы согласились, что организация должна выбрать новый курс. Если взять Коммунистическую партию, то она негласно создала подпольную структуру и теперь рассматривала возможность формирования военного крыла. Мы решили, что я должен поднять вопрос о переходе к вооруженной борьбе в рамках Национального рабочего комитета АНК, и я сделал это на заседании этого органа в июне 1961 года.

Как только я стал озвучивать свою мысль, так Мозес Котане, секретарь Коммунистической партии и один из самых влиятельных деятелей в руководстве АНК, перешел в контратаку, обвинив меня в том, что я недостаточно тщательно продумал свою идею. Он заявил, что правительство переиграло меня, парализовав организованную мной протестную акцию, и теперь я от безысходности намерен прибегнуть к радикальным мерам. Он подчеркнул: «Старые методы еще не исчерпали себя, нам необходимо лишь проявить достаточно изобретательности и решительности. Если же мы пойдем тем курсом, который предлагает Мандела, то мы подвергнем невинных людей риску массовых убийств».

Мозес Котане говорил весьма убедительно, и я понял, что он одержал верх. Даже Уолтер Сисулу не поддержал меня, и я снял свое предложение с повестки дня. После заседания я поговорил с Уолтером, упрекнув его за то, что он не пришел мне на помощь. Тот в ответ рассмеялся и сказал, что это было бы так же глупо, как пытаться сражаться с прайдом разъяренных львов. Однако Уолтер чрезвычайно изобретателен. Кроме того, он был отличным дипломатом, поэтому придумал следующий ход: «Позволь мне организовать твою встречу с Мозесом наедине. В ходе беседы с ним ты сможешь изложить ему свою идею во всех подробностях». Я находился в подполье, но Уолтеру удалось свести нас двоих вместе, и мы провели весь день, обсуждая интересующую меня тему.

Я был откровенен с Мозесом и объяснил ему, почему, по моему мнению, у нас не было другого выбора, кроме как перейти к насильственным методам борьбы. Я вспомнил старое африканское выражение: «Защититься от дикого зверя нельзя одними только голыми руками». Поскольку Мозес был коммунистом старой закалки, я напомнил ему про ситуацию с коммунистической партией на Кубе во времена военной хунты президента Фульхенсио Батисты. Руководство компартии настаивало на том, что соответствующие условия еще не созданы, и выжидало, следуя хрестоматийным определениям Ленина и Сталина. Фидель Кастро же не стал ждать, он решил действовать – и одержал победу. Если дожидаться, пока сформируются условия, описанные в учебниках, то их можно никогда не дождаться. Я прямо заявил Мозесу, что ему мешают устаревшие представления о том, что Африканский национальный конгресс является легальной организацией. Африканцы уже самостоятельно формировали на местах военизированные структуры, и единственной организацией, которая была способна возглавить их, был АНК. Мы всегда поддерживали инициативы народных масс, и теперь нам следовало поступить так же.

Мы проговорили практически весь день, и в конце концов Мозес сказал мне: «Нельсон, я ничего тебе не могу обещать, но подними этот вопрос еще раз на заседании Национального рабочего комитета АНК. Посмотрим, как все сложится на этот раз». Заседание было назначено через неделю, и я снова представил на нем свою идею. Мозес Котане в этот раз не стал возражать, он просто промолчал, а общее мнение участников заседания свелось к тому, что мне следует представить свое