Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

по ночам на различные собрания или заседания. Я страшно раздражал Вулфи, когда каждое утро, проснувшись в пять часов, переодевался в спортивную форму и больше часа отрабатывал бег на месте. В конце концов Вулфи смирился с моим режимом и начал сам тренироваться вместе со мной по утрам перед тем, как выйти в город.

В то время я старался наработать для сил «Умконто ве сизве» практику организации взрывов. Однажды вечером я вместе с Вулфи приехал на старый кирпичный завод на окраине города для тестирования взрывного устройства. С точки зрения нашей безопасности в этом заключался риск, но мне хотелось лично присутствовать на первой проверке взрывного устройства для наших военизированных формирований. Взрывы являлись на кирпичных заводах обычной практикой, так как строительные компании постоянно использовали динамит, чтобы разрыхлить глину перед тем, как экскаваторы начинали извлекать ее для производства кирпича. Джек Ходжсон принес с собой жестяную банку из-под парафина, наполненную нитроглицерином, а также таймер на основе внутренней части шариковой ручки. Было темно, у нас с собой был лишь небольшой фонарик, и мы с Вулфи стояли в стороне, пока Джек работал. Когда все было готово, мы отошли, отсчитали тридцать секунд – раздался грохот, и земля под нами задрожала. Взрыв получился таким, как мы и планировали. Мы быстро вернулись к своим машинам и разъехались в разные стороны.

В Береа я чувствовал себя в безопасности. Я не выходил на улицу, и, поскольку это была зона для белого населения, полиции и в голову не приходило искать меня здесь. Днем, когда я занимался чтением различной литературы, я часто ставил пинту молока на подоконник, чтобы оно забродило. Я люблю кислое молоко, которое известно среди народа коса как amasi и высоко ценится им как питательный продукт. Чтобы получить его, не требуется особых усилий, надо просто дать молоку свернуться на свежем воздухе. Оно становится густым и кислым, похожим, скорее, на йогурт. Я как-то даже уговорил Вулфи попробовать его, но он лишь поморщился, сделав глоток.

Однажды вечером, когда Вулфи вернулся, мы болтали в квартире, и неожиданно я услышал, как двое молодых чернокожих говорили у окна по-зулусски. Я не мог их видеть, так как шторы были задернуты. Я жестом велел Вулфи замолчать.

– Что «наше молоко» делает на этом подоконнике? – спросил один из парней.

– О чем ты говоришь? – поинтересовался другой парень.

– Наше кислое молоко, amasi, стоит вон там на подоконнике. Что оно там делает?

Затем наступила тишина. Сообразительный парень понял, что только постоянно проживавший здесь чернокожий мог поставить молоко на подоконник для скисания, но что делал чернокожий в районе для белого населения?

Мне стало ясно, что настало время переезжать. На следующую ночь я отправился в другое убежище.

Я поселился в доме одного практикующего врача в Йоханнесбурге. Спал я в комнате для прислуги, а днем работал в кабинете хозяина. Всякий раз, когда к доктору приходил какой-нибудь посетитель, я бросался на задний двор и притворялся садовником. Затем я провел около двух недель на сахарной плантации в провинции Наталь вместе с африканскими рабочими и их семьями в небольшом поселке Тонгаат на побережье недалеко от Дурбана. Я жил в общежитии, выдавая себя за агротехнического лаборанта, который приехал по поручению правительства для оценки сельскохозяйственных угодий.

Организация снабдила меня необходимыми инструментами и принадлежностями лаборанта, и я проводил каждый день, проверяя почву и проводя никому не ведомые эксперименты. Я мало понимал, что делаю, и не думаю, что смог ввести в заблуждение жителей Тонгаата. Но эти мужчины и женщины, которые в основном являлись рабочими на фермах, обладали природной осторожностью и не задавали лишних вопросов о моей личности, даже когда видели, как по ночам ко мне на машинах приезжали известные местные политики. Зачастую я всю ночь проводил на собраниях, а затем весь день отсыпался – не слишком обычный режим работы для агротехнического лаборанта. Однако я в любом случае чувствовал близость с местным сообществом. По воскресеньям я посещал церковные службы, и мне нравился старомодный, библейский стиль местных христианских священнослужителей. Когда я уже собирался уезжать, я поблагодарил того старика, который приютил меня и позаботился обо мне. Он ответил:

– Мы, конечно, рады были познакомиться с тобой, но, кведени [молодой человек], скажи нам, пожалуйста, чего хочет вождь Лутули?

Я был застигнут врасплох, однако быстро нашелся:

– Лучше бы вы спросили его об этом сами, мне сложно говорить за него. Однако, как я понимаю, он хочет вернуть наши земли, он хочет, чтобы наши вожди вернули свою власть, и он хочет, чтобы мы сами могли определять наше будущее и управлять нашей собственной жизнью так, как считаем нужным.

– И как же он собирается это сделать, если у него нет армии? – спросил старик.

Мне очень хотелось ответить, что я как раз и занимался созданием такой армии, но я не был готов пойти на такой риск. Хотя меня и воодушевили слова старика, но я опасался, что другие также могли узнать о моей миссии. Кроме того, я вновь понял, что слишком долго оставался на одном месте, поэтому на следующую же ночь ушел отсюда – так же тихо, как и пришел сюда.

44

Следующее место моего проживания являлось скорее заповедником, чем убежищем. Это была ферма Лилислиф, расположенная в Ривонии, пасторальном северном пригороде Йоханнесбурга, куда я переехал в октябре. В те дни Ривония состояла в основном из ферм и мелких сельских хозяйств. Наше движение приобрело фермерский дом и некоторую собственность для сельскохозяйственной деятельности, чтобы иметь безопасное место для тех, кто находился в подполье. Дом был старым, нуждался в ремонте, и в нем никто не жил.

Предлогом для моего появления на ферме стало то, что я якобы был слугой, который должен присматривать за домом, пока мой хозяин не вступит во владение им. Я взял псевдоним Дэвид Моцамайи, это было имя одного из моих бывших клиентов. На ферме я носил простой синий комбинезон, являвшийся униформой для чернокожего слуги. В течение дня в доме находились различные рабочие, строители, маляры, которые ремонтировали сам дом и расширяли хозяйственные постройки. Мы хотели, чтобы в доме было оборудовано несколько небольших комнат для размещения в них других людей. Все рабочие были африканцами из городка Александра, и они называли меня официантом или боем, не удосуживаясь спросить мое имя. Я готовил для них завтрак, а немного позже – чай. Они также посылали меня с разными поручениями по ферме или велели мне подмести пол или убрать мусор.

Как-то днем я в очередной раз приготовил им чай. Когда они собрались, я передал по кругу поднос с чашками, чайником с чаем,