Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

мере необходимости иногда совершал различные поездки по стране. Я останавливался в пустых квартирах, в домах активистов АНК – везде, где мог быть один и оставаться незамеченным. Хотя я по натуре весьма общительный человек, одиночество мне нравится еще больше, поэтому я радовался возможности побыть наедине с собой, планировать, размышлять, строить различные планы. Однако одиночества порой может быть слишком много. Мне было ужасно одиноко без своей жены и семьи.

Ключ к успешной подпольной деятельности – это быть незаметным для окружающих. Точно так же, как есть способы войти в комнату таким образом, чтобы сразу же выделиться, есть способы ходить и вести себя так, чтобы на тебя не обращали внимания. Лидеры всегда стремятся к известности, к публичности, а преступники, наоборот, – к тому, чтобы не бросаться в глаза. Когда я находился в подполье, то никогда не выпрямлялся в полный рост. Я говорил тише, без четкой артикуляции. Я не делал резких движений, никогда никому не навязывался, никогда ни о чем не просил, вел себя пассивно, так, чтобы мне указывали, что необходимо делать. Я не брился и не стригся. Чаще всего я маскировался под шофера, повара или садовника. Я носил синий комбинезон работника фермы и круглые очки без оправы, известные как «чайные стаканы Маззавати». Поскольку у меня была машина, то вместе с комбинезоном я носил также шоферскую кепку. Роль шофера была очень удобна, потому что я мог ездить по всей стране под предлогом вождения машины своего хозяина.

В первые месяцы, когда был выдан ордер на мой арест и полиция активно искала меня, моя незаконная деятельность привлекла внимание прессы. На первых страницах появлялись статьи, утверждавшие, что я был то здесь, то там. По всей стране на дорогах были установлены блокпосты, однако полиция ничем не могла похвастать. Меня окрестили Черным Пимпернелем, по аналогии с вымышленным персонажем баронессы Эммы Орчи, Алым Пимпернелем[52], который дерзко избежал ареста во время Великой французской революция.

Я тайно разъезжал по всей стране: общался с мусульманами в Капской провинции, с работниками на тростниковых фермах в провинции Наталь, с заводскими рабочими в городе Порт-Элизабет. Я посещал африканские поселки в разных частях страны и принимал участие в тайных ночных собраниях. Поддерживая легенду о Черном Пимпернеле, я набрал полный карман монет и звонил из телефонных будок газетным репортерам, сообщая им о планах руководства АНК или об очередном провале полиции. Я появлялся то тут, то там – к досаде полиции и к радости наших сторонников.

Ходило много удивительных и искаженных историй о моем опыте подпольной деятельности. Люди любят приукрашивать истории об удали и отваге. Никто, однако, не знал, что у меня было несколько запасных вариантов на случай экстренных ситуаций. Однажды я ехал по городу (как обычно, в синем комбинезоне, шоферской кепке и очках) и остановился на светофоре. Посмотрев налево, я увидел в соседней машине полковника Шпенглера, начальника полиции безопасности Витватерсранда. Для него было бы большой удачей поймать Черного Пимпернеля. Он ни разу не посмотрел в мою сторону, однако секунды, которые я провел, ожидая зеленого света светофора, показались мне часами.

Хотел бы привести еще одну весьма характерную историю. Однажды днем, когда я находился в Йоханнесбурге и, выдавая себя за шофера в соответствующем комбинезоне и кепке, ждал на углу, чтобы меня подобрали на машине, я увидел африканского полицейского, который неторопливо шагал ко мне. Я огляделся, чтобы понять, куда мне бежать, но полицейский вдруг улыбнулся мне, тайком сделал жест АНК (большой палец вверх) и прошел мимо. Подобные инциденты случались неоднократно, и я в конце концов понял, что у нас в полиции среди африканцев есть свои сторонники. Был даже один чернокожий сержант, который информировал Винни о планах полиции. Он скрытно сообщал ей: «Убедись, что Мадибы не будет в Александре в среду вечером, потому что там в это время будет полицейский рейд». Чернокожие полицейские часто подвергались суровой критике во время освободительной борьбы, но многие из них действовали в наших интересах, и это было чрезвычайно ценно.

Когда я находился в подполье, старался, насколько это было возможно, выглядеть неопрятным. Мой комбинезон смотрелся так, словно я всю жизнь занимался тяжелым физическим трудом. В распоряжении полиции была одна моя фотография, которую они распространили в ходе розыскных мероприятий. Я на ней был с бородой, и мои коллеги убеждали меня сбрить ее. Однако я уже настолько привык к ней, что энергично сопротивлялся всем попыткам заставить меня побриться.

Меня не только не узнавали, но иногда еще и презирали. Однажды я запланировал одну встречу в отдаленном районе Йоханнесбурга, и мой знакомый священник договорился со своими друзьями, чтобы они приютили меня на ночь. Я подошел к двери, но прежде, чем мне удалось объяснить, кто я такой, пожилая дама, открывшая мне, воскликнула: «Нет, нам здесь таких не нужно!» – и захлопнула дверь перед моим носом.

41

Во время своей подпольной работы я в основном занимался планированием акций протеста, намеченных на 29–31 мая. Это было похоже на виртуальное планирование условного сражения между государством и освободительным движением. В конце мая правительство провело по всей стране полицейские рейды против лидеров оппозиции. Были запрещены любые собрания, конфискованы все печатные станки, через парламент был спешно проведен закон, разрешающий полиции задерживать подозрительных лиц и держать их в заключении в течение двенадцати дней без права на залог.

Премьер-министр Хендрик Фервурд заявил, что те, кто поддерживает забастовку, включая сочувствовавшие ей средства массовой информации, играют с огнем. С учетом опыта предельно жестких действий его правительства это заявление носило зловещий характер. Власти настоятельно рекомендовали промышленным предприятиям предоставить спальные места для своих работников, чтобы тем не пришлось во время протестных акций возвращаться домой. За два дня до намеченных акций правительство устроило самую крупную в истории Южной Африки демонстрацию силы в мирное время. Оно провело самый масштабный со времен Второй мировой войны призыв на военную службу. В полиции были отменены отпуска. На въездах в населенные пункты и выездах из них были размещены армейские подразделения. По улицам городов и поселков грохотали бронетранспортеры «Сарацин», в небе барражировали вертолеты, резко снижаясь при малейшем признаке скопления людей. Ночью вертолеты ощупывали мощными прожекторами дома.

Англоязычная пресса за несколько дней до начала протестных акций широко освещала ход подготовки к ним, однако накануне 29 мая все издания наполнились призывами выйти на работу. Панафриканский конгресс, выступив в роли провокатора, выпустил тысячи листовок, убеждая отказаться от забастовки и осуждая лидеров АНК как трусов. Действия африканистов просто шокировали нас. Одно дело – подвергать нас критике, и мы