Только ты и я - Лор Ван Ренсбург

всех них было лицо Венди и все они носили ее имя: целая армия Потерянных Девочек. Им посчастливилось уцелеть, но их жизни были исковерканы, а сердца разбиты. Но если каждая из них расскажет свою историю, думала я, это не только поможет им жить дальше. Каждое сказанное ими слово будет словно камень, брошенный на могилу Стивена, и в конце концов он окажется погребен так глубоко под землей, что ни он сам, ни даже его призрак уже никогда не смогут встать из могилы.

От этой мысли мне стало теплее на сердце. Я уже собиралась сказать шерифу, что он может задавать мне свои вопросы, когда сквозь приоткрытую дверь в коридор до меня донесся обрывок разговора, который в одно мгновение развеял мои грезы:

– …Это ужасно, по-настоящему ужасно! Ей нет еще и пятнадцати! Если бы вы только видели…

– Но что с ней случилось?

– Она ничего не помнит, и неудивительно. Острое алкогольное отравление плюс, возможно, какие-то наркотики. Картина прояснится, когда анализ крови будет готов. Ее использовали и бросили прямо на улице. Ужасно!..

– Господи помилуй!.. – Я была уверена, что сестра Шелли перекрестилась.

Вот так, подумала я с горечью. Стивена не стало, но ничего не изменилось. Они по-прежнему рядом и только и ждут подходящего момента, чтобы вонзить свои кривые когти в девичьи тела, вырвать их из детства и бросить как ненужную вещь после того, как они с ними позабавятся. И в большинстве случаев отвечать за содеянное им не придется.

Нет, Элли еще рано сдавать в архив.

– Я готова, – проговорила я хриплым шепотом. Мой голос звучит грубо и как-то непривычно из-за травмированного горла.

– Может быть, лучше взять у нее письменные показания? Как думаешь, Джо? – спрашивает Уилкокса второй полицейский. Это его первые слова, и я удивляюсь, какой у него грубый и низкий голос и насколько он не соответствует его субтильной фигуре. Можно подумать, в его теле живет призрак человека, который курил как паровоз лет сорок подряд.

От его предложения меня передергивает. Не обращая внимания на стреляющую боль в шее, я отрицательно качаю головой еще до того, как Уилкокс успевает ответить. Для письменных показаний время еще не пришло. Мне нужно – необходимо – облечь все происшедшее в слова и исторгнуть их из себя, освободиться от них. Только после этого их можно доверить бумаге.

Шериф Уилкокс наконец-то откидывается на спинку кресла и устремляет на меня внимательный взгляд, словно прикидывая, хватит ли у меня сил выдержать полноценный допрос. Я и второй полицейский ждем его решения. Наконец он чуть заметно кивает в такт своим мыслям.

– Хорошо, мисс Ма… Хорошо, Элли. Расскажите нам своими словами, что с вами произошло. Не спешите, время у нас есть, – добавляет он, но я не прочь отделаться от всего этого поскорее. Вспоминать о том, что случилось, да еще во всех отвратительных подробностях, – весьма сомнительное удовольствие.

Прикрыв глаза, я набираю в грудь побольше воздуха. На несколько мгновений я возвращаюсь туда, в дом. Я лежу на полу на лестничной площадке и с трудом втягиваю в себя воздух, который словно огонь обжигает мое искалеченное горло.

«Ты обещаешь?» – спрашивает Стивен.

Это его последние слова.

Горло болит просто адски, каждое слово вонзается в него изнутри словно острый скальпель, поэтому я просто киваю в знак согласия. Этого достаточно, договор заключен. Он знает, что я сдержу слово.

Ты обещаешь?..

Он делает шаг к краю площадки и переваливается через перила.

Ты обещаешь?..

Эти слова я буду помнить всю жизнь. Они станут моей мантрой, моей молитвой.

Как и другие – те, что я слышала от нее…

Только ты и я… навсегда.

Я открываю глаза.

– Наверное, все началось, когда я обнаружила в компьютере моего бойфренда несколько странных писем и фотографий…

Начиная с сегодняшнего дня мое имя и моя история станут известны, наверное, всему Нью-Йорку, но я надеюсь, что старый родительский дом в Монтерее послужит мне убежищем. Только там я смогу снова собрать себя из кусочков, но… какой я стала? Кто я теперь?

В доме пусто, но кое-кто меня там ждет. И теперь я могу без страха открыть двери, войти и сказать ей, что дело сделано. Кончено. Все позади.

Изящный бумажный лотос пылится в вазе на ночном столике. Венди… Это имя заставляет мое сердце болезненно сжаться. Что ж, быть может, теперь ей будет немного спокойнее там, где она сейчас находится. Но не мне. Вокруг слишком много Стивенов. У них разные лица, но это один и тот же человек. К счастью, теперь я знаю их приметы и их повадки, знаю, где их можно найти, и – главное – я знаю, как их одолеть. Готовясь к поединку со Стивеном, я провела кое-какие исследования и обнаружила интересную вещь. Мужчины скрывают свои преступления с помощью искусно сплетенных слов. Разобраться в них не просто, потому что зачастую они означают одно, а подразумевают другое. Она сказала – нет, но ее глаза говорили – да. Она разбила лицо, когда налетела на дверь. Она меня вынудила! Она сама вешалась мне на шею, и я не устоял…

Но теперь я тоже умею скрывать свои подлинные мысли и намерения. И мне будет совсем нетрудно просочиться в их жизни и в их постели, чтобы спасти очередную Венди и не дать ей спрыгнуть с утеса.

Я пью горячий и горький, как желчь, кофе. Элли. Верити. Отныне им придется делить одно тело. Им и еще кое-кому… Быть может, теперь, когда все позади, мы больше никогда не расстанемся.

Я делаю еще глоток и улыбаюсь.

От автора

День, когда в социальных сетях появился тег #MeTоо, навсегда останется в моей памяти. В тот день выяснилось, что буквально у всех моих подруг есть что рассказать. Их свидетельства одно за другим появлялись в моих «Входящих». Трагедии и психические травмы, которые раньше каждая из них вынуждена была переживать в одиночестве, были объединены этими двумя словами – Me Tоо. В считаные часы мы перестали быть одиночками. Проявленное моими корреспондентами мужество и ощущение сплоченности помогли мне набраться храбрости и поделиться своей историей.

Этот роман основан отчасти на моем личном опыте, а отчасти – на опыте других женщин, ставших жертвами сексуальных преступлений. Еще в подростковом возрасте я, как и Венди, поддалась чарам человека, который был намного старше. К счастью для меня, дело не зашло настолько далеко, как это описано в романе, однако когда все закончилось, стыд, который я испытывала, был достаточно глубок. Как и Венди, я была уверена, что сделала что-то не так или, возможно, каким-то образом ввела его в заблуждение. Прошло целых двадцать пять лет, прежде чем я решилась рассказать обо всем матери. И молчала я не потому, что боялась, она мне не поверит, а потому, что стыд сковал мне язык. Вот почему для меня было так важно