Камера - Джон Гришем

Сэм подошел к стулу, на котором лежали конверты, взял верхний и протянул Адаму.

— Вот письмо на имя губернатора с просьбой отменить слушание. Если ты не захочешь доставить конверт адресату, я передам копию письма прессе, а значит, поставлю в дурацкое положение тебя, Гудмэна и Макаллистера. Ясно?

— Ясно.

Кэйхолл вернул конверт на прежнее место, достал из кармана сигарету и закурил. Адам поставил в блокноте жирную галочку.

— В понедельник к тебе приедет Кармен. Насчет Ли я пока не уверен.

Сэм опустился на соседний стул.

— Она все еще в клинике? — Взгляд деда был устремлен в сторону.

— Да, и я не знаю, когда врачи разрешат ей выйти. Ты по-прежнему хочешь ее увидеть?

— Нужно подумать.

— Думай побыстрее.

— Странно как-то все получается. Утром здесь был Донни, мой младший брат. Он рассчитывал повидаться с тобой.

— Донни тоже был членом Клана?

— Это еще что за вопрос?

— Это простой вопрос, на который можно дать не менее простой ответ: «да» или «нет».

— Да. Он был членом Клана.

— Тогда у меня нет желания его видеть.

— Он славный парень.

— Охотно верю.

— Он мой брат, Адам. Я хочу, чтобы ты познакомился с моим братом.

— У меня нет желания знакомиться с представителями рода Кэйхоллов, особенно с теми, кто любил щеголять в белых балахонах.

— Надо же! Три недели назад тебе не терпелось узнать все о своих родственниках. Что случилось?

— С меня хватит. Теперь мне известно о них больше, чем нужно.

— О, но это далеко не все.

— С меня хватит. Избавь.

Сэм печально улыбнулся.

— Спешу обрадовать, — сказал Адам, глядя в блокнот. — К толпе куклуксклановцев у ворот присоединились истинные арийцы, нацисты, скинхеды и прочие радетели чистоты белой расы. Выстроились вдоль автострады и размахивают плакатами. Надписи на плакатах, разумеется, требуют освободить Сэма Кэйхолла. Зрелище впечатляет.

— Я видел это на экране телевизора.

— А еще они маршируют в Джексоне, вокруг Капитолия.

— В этом тоже моя вина?

— Нет. Все дело в готовящейся экзекуции. Она превратит тебя в общенационального мученика.

— Что мне остается?

— Ничего. Смело иди умирать. Они будут счастливы.

— Сегодня ты совсем забыл о почтительности.

— Прости. Устал, наверное.

— Выбрось белое полотенце, как я. Рекомендую.

— Ни за что. Эти судейские крысы у меня еще побегают. По-настоящему я ведь пока не вступил в бой.

— Ну да. Ты сочинил тройку ходатайств, которые не прошли ни одной из семи инстанций. Счет семь ноль, малыш. Боюсь представить, что начнется, когда ты, как говоришь, вступишь в бой.

Добродушная ирония достигла цели. Адам улыбнулся, и атмосфера в «гостиной» потеплела.

— У меня появилась неплохая идея, Сэм. Когда тебя не станет, затею громкое дело.

— Когда меня не станет?

— Ну да. Мы призовем их к ответу за ошибочно вынесенный и приведенный в исполнение смертный приговор. Ответчиками выступят Макаллистер, Роксбург, Наджент и штат Миссисипи. Они у нас попрыгают.

— Такого в истории еще не было, — глубокомысленно изрек Сэм.

— Знаю. Я все продумал. Может, мы и не выиграем, но зато от души повеселимся. Подумай только, какими выродками они предстанут перед всеми!

— Благословляю. Действуй.

Улыбки обоих стали блекнуть. Юмору не место в тюремных стенах. Адам скользнул взглядом по странице блокнота.

— Еще два момента, Сэм. Лукасу Манну нужно знать имена свидетелей. Ты вправе назвать двоих, если дело, конечно, дойдет и до этого.

— Донни отказался. Тебе я сам не позволю. Просто не знаю, кого выбрать.

— Хорошо. Могу назвать человек тридцать, которые выпрашивали разрешения взять у тебя интервью. Крупнейшие газеты страны с удовольствием прислали бы сюда своих представителей.

— Нет.

— Согласен. Помнишь, в последнем нашем разговоре я упоминал о писателе, Уэндалле Шермане? Том, что…

— Помню. За пятьдесят тысяч долларов.

— Теперь он называет новую сумму — сто тысяч. Денежки выложит его издательство. Шерман хочет записать на пленку беседу с тобой, посмотреть в окошко газовой камеры, покопаться в архивах и подготовить солидную книгу.

— Нет.

— Почему?

— Тратить оставшиеся три дня на пустую болтовню? Чтобы потом какой-то чужак шатался по округу Форд и задавал всем бессмысленные вопросы? К тому же сейчас я не испытываю особо острой нужды в сотне тысяч долларов.

— Отлично. Ты говорил про одежду…

— Да. О ней позаботится Донни.

— Пойдем дальше. Вплоть до последнего часа тебе разрешено находиться в обществе двух человек. Существует специальная форма, где необходимо указать их имена.

— Имеются в виду юрист и священник, если не ошибаюсь?

— Ты прав.

— Впиши в форму себя и Ральфа Гриффина.

— Кто такой Ральф Гриффин?

— Наш новый капеллан. Говорит, он убежденный противник смертной казни, поверишь? Его предшественник считал, что все мы должны гореть в геенне огненной, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, естественно.

Адам протянул Сэму заполненный бланк:

— Распишись вот здесь.

Кэйхолл вывел четкую подпись.

— Помимо всего прочего, тебе положено одно супружеское свидание.

В «гостиной» зазвучал хриплый смех:

— Не издевайся над стариком, малыш!

— И не думаю. Лукас Манн настоял, чтобы я обязательно напомнил тебе об этом.

— О'кей. Ты исполнил свой долг.

— Есть еще одна бумажка. Как ты распорядишься личным имуществом?

— То есть своими пожитками?

— Примерно так.

— Господи, как же это отвратительно, Адам. Зачем?

— Я юрист, Сэм. Нам платят за проработку мельчайших деталей.

— Скажи, тебе нужны мои вещи?

На мгновение Адам задумался. Обижать деда не хотелось, однако в то же время он и представить себе не мог, что будет делать с заношенным до дыр нижним бельем, десятком истрепавшихся книг, стареньким черно-белым телевизором и резиновыми тапочками.

— Я бы их забрал.

— Не стесняйся. Хоть сейчас. Забери и сожги.

— Распишись.

Выполнив требование, Сэм поднялся и стал вновь расхаживать по комнате.

— Было бы неплохо, если бы ты все же познакомился с Донни.

— Когда скажешь. — Адам сложил документы в кейс, ставший заметно тяжелее от добросовестным образом проработанных мельчайших деталей. — Жди меня завтра утром.

— Не забудь прихватить хорошую новость, малыш.

Полковник Наджент двигался вдоль обочины автострады во главе десятка вооруженных легкими карабинами тюремных охранников. Он насчитал в общей сложности двадцать шесть куклуксклановцев, десяток коричневорубашечников и полтора десятка скинхедов. У сидевших под широким зонтом двух католических монашек полковник вежливо поинтересовался, что их сюда привело. Брызгая на черные одеяния минеральной водой из пластиковой бутылки, обе пояснили, что пришли молить у Бога прощения для еще одной заблудшей души. Затем они спросили:

— А вы кто такой?

— Инспектор блока особого режима. Хочу убедиться, что на прилегающей территории отсутствует угроза безопасности объекта.

— Мы ничем вам не угрожаем, инспектор. Будьте добры, уходите, пожалуйста.

Глава 43

Из-за того ли, что стоял воскресный день, а может быть, из-за накрапывающего дождя, но свой утренний кофе Адам пил в состоянии полной безмятежности. Небо только начинало светлеть, и тихий шелест дождевых капель, падавших на каменные плиты внутреннего дворика, действовал на него умиротворяюще. По лежавшей чуть ниже особняка Риверсайд-драйв проносились редкие машины. Не слышно было над рекой низких гудков буксиров. Все вокруг дышало тишиной и спокойствием.

В этот первый из трех остававшихся до 8 августа дней никаких особых дел у Адама не было. Сначала он хотел ненадолго заглянуть в офис, чтобы закончить текст последней петиции, которая, конечно же, тоже ничего не даст, а затем собирался заехать в Парчман, к Сэму.

Вряд ли какой-либо из судов объявит решение в воскресенье. Пятница и суббота прошли впустую. Скорее всего ситуация не изменится и сегодня. Новостей можно ждать только завтра, в понедельник.

В понедельник начнется безумие. А вторник, последний день, который Сэм проведет в этом мире, превратится в настоящий кошмар.

Но воскресное утро выдалось на редкость тихим. Адам проспал почти семь часов, что за прошедшие три недели могло считаться рекордом. Голова его была ясной, пульс — ровным, не беспокоил даже желудок.

Адам раскрыл газету, просмотрел заголовки. Где-то на третьей полосе помещались две заметки о готовящейся экзекуции, но читать их он не захотел. Когда взошло солнце, дождь прекратился, и около часа Адам просидел в мокром кресле-качалке, листая журналы по архитектуре. Вскоре это занятие ему наскучило. Душа требовала действий.