Камера - Джон Гришем

— Слушаю, — с раздражением сказал Макаллистер.

— Звонки прекратились около девяти вечера, последний поступил в девять ноль семь. Из четырехсот восьмидесяти шести позвонивших по меньшей мере девяносто процентов высказали резко негативное отношение к казни.

— Девяносто процентов? — недоверчиво повторил губернатор.

Первоначальный шок у него уже прошел. К полудню предыдущего дня операторы горячей линии жаловались на поразительно высокую активность абонентов. Часом позже Мона Старк поинтересовалась статистикой, и до самого вечера оба, она и Макаллистер, оценивали складывавшееся положение, обдумывали следующий шаг. Спал в эту ночь губернатор плохо.

— Кто все эти люди? — спросил он, глядя в окно.

— Ваши избиратели, сэр. Звонки поступают бог знает откуда, но номера и имена абонентов подлинные.

— Каков наш предыдущий рекорд?

— Не помню. Что-то около сотни звонков — в тот день, когда члены законодательного собрания вздумали повысить себе оклады. Такого обвала еще не было.

— Девяносто процентов… — пробормотал Макаллистер.

— Это еще не все. Звонили и по другим телефонам. Раз десять снимала вчера трубку даже моя секретарша.

— И всякий раз речь шла о Сэме?

— Да. Каждый считал своим долгом возмутиться предстоящей казнью. Я говорила с некоторыми из наших людей, их телефоны тоже разрывались от звонков. Ночью мне позвонил Роксбург, сказал, что его сотрудники устали выслушивать протесты защитников Кэйхолла.

— Тем лучше. Пусть попотеет.

— Может, стоит прикрыть горячую линию?

— Сколько операторов дежурят в субботу и воскресенье?

— Всего один.

— Убирать его нельзя. Посмотрим, что получится к понедельнику. — Макаллистер передвинулся к другому окну, ослабил узел галстука. — Когда начнется опрос населения?

— Сегодня, в три пополудни.

— Мне будут необходимы самые точные данные.

— Они тоже могут оказаться обескураживающими.

— Девяносто процентов. — Губернатор покачал головой.

— Более девяноста, — поправила его Мона.

Аналитики сидели в комнате, на полу которой валялось около дюжины пустых жестянок из-под пива. Двое студентов принесли кипу свежих газет и направились к столу с кофеваркой и подносом горячих пончиков. Стоя у стены, Гарнер Гудмэн изучал, глядя в новенький бинокль, окна находившегося на расстоянии трех кварталов Капитолия. Накануне вечером он от скуки бродил по улицам в поисках книжного магазина и в витрине какой-то лавки заметил небольшой, но достаточно мощный бинокль. Сейчас ему хотелось рассмотреть сквозь просветы жалюзи мечущегося в недоумении по кабинету губернатора: дьявольщина, с чего вдруг столько звонков?

Поглотив несметное количество пончиков и пролистав газеты, аналитики завязали жаркий спор об особенностях практики уголовного законодательства в штате Миссисипи. Длилась их дискуссия недолго: с приходом третьего члена команды, зеленого первокурсника, Гудмэн дал команду приниматься за работу.

Очень скоро стало ясно, что по сравнению с предыдущим днем эффективность горячей линии заметно снизилась. Дозвониться до единственного, по-видимому, оператора было почти невозможно. Тогда аналитики стали набирать номера телефонов, установленных в личной резиденции Макаллистера и в его региональных офисах, обеспечивавших бесперебойную связь губернатора с народом.

И народ спешил поделиться соображениями со своим избранником.

Покинув уродливое здание конторы, Гарнер двинулся вдоль Конгресс-стрит к Капитолию. Впереди, у монумента героическим женщинам Юга, он увидел группу членов Клана, которыми руководил мужчина с мегафоном. Десять-двенадцать человек в белых с красным балахонах суетились у ступеней гранитной лестницы. Гудмэн намеренно сделал небольшой крюк, чтобы пройти вплотную и бросить какую-то безобидную фразу их распорядителю. Теперь, возвратившись в Чикаго, он будет иметь все основания похвастаться перед коллегами тем, что беседовал с одним из главарей Клана.

Двое ожидавших губернатора репортеров с интересом следили за возней у подножия монумента. Возле массивных деревянных дверей Капитолия Гарнер нагнал команду телевизионщиков.

В приемной Мона Старк сухо объяснила: его честь в данную минуту занят и принять мистера Гудмэна не может. Не устроит ли его беседа с мистером Ларримуром? Выглядела мисс Старк несколько подавленной, и это несказанно обрадовало юриста. Вслед за дамой он с готовностью зашагал по коридору.

Хозяин кабинета разговаривал по телефону. «Уж не на звонок ли моих аналитиков он отвечает?» — подумал Гарнер и, повинуясь жесту Ларримура, покорно опустился на стул. Мона Старк оставила мужчин одних.

— Доброе утро, — проговорил Ларримур, кладя трубку.

Гудмэн с достоинством кивнул:

— Благодарю за то, что согласились провести слушание. В свете сказанного губернатором в среду мы уже не ждали положительного ответа.

— Губернатор испытывает сейчас на себе чудовищное давление, как, впрочем, и мы все. Готов ли ваш клиент рассказать о своем сообщнике?

— Нет. Пока его позиция не изменилась.

Ларримур сокрушенно покачал головой:

— Какой тогда смысл в слушании? Идти на уступки мы не намерены, мистер Гудмэн.

— Мой коллега работает с Сэмом. Мы пытаемся убедить его. Слушание все-таки должно состояться. Надеюсь, Кэйхолл передумает.

В тиши кабинета резко зазвенел телефон, и Ларримур раздраженно поднял трубку.

— Нет, это не приемная губернатора. С кем имею честь? — Он записал на листке бумаги имя и номер говорившего. — Я его советник по юридическим вопросам. Да, не сомневаюсь, конечно же, вы голосовали за губернатора. Спасибо за звонок, мистер Харт. Непременно извещу. Всего доброго.

Он аккуратно положил трубку.

— Вот, пожалуйста. Некий Гилберт Харт из Дамэса, Миссисипи. Просит губернатора помиловать осужденного. Телефоны сошли с ума!

— Что, много звонков? — сочувственно спросил Гудмэн.

— Вы не поверите.

— В поддержку Кэйхолла или против?

— Где-то пятьдесят на пятьдесят, я бы сказал.

Вновь сняв трубку, Ларримур набрал номер мистера Харта из Дамэса, Миссисипи. На противоположном конце провода к телефону никто не подходил.

— Странно. Человек только что говорил со мной, оставил номер, а теперь там никто не отвечает.

— Наверное, вышел. Попробуйте позвонить позднее.

Гарнер исходил из того, что позднее у его собеседника просто не будет времени заниматься подобной чепухой. Вчера, после первого часа работы, Гудмэн внес в процесс небольшое уточнение: прежде чем назвать оператору свой номер, аналитик должен был убедиться, что на звонки абонент не ответит. Такая предусмотрительность надежно защищала его помощников от опасного любопытства какого-нибудь прыткого чиновника.

— Сейчас я готовлю повестку дня слушания, — сообщил Ларримур. — Скорее всего оно состоится в комнате для заседаний комиссии по бюджету.

— Слушание будет закрытым?

— Нет. А что, у вас с этим какие-то проблемы?

— Осталось всего четыре дня, мистер Ларримур. Проблемы у нас буквально со всем. Но последнее слово за губернатором. Мы весьма признательны за то, что он дал согласие.

— Номер вашего телефона мне известен, как и вам — моего. Держите меня в курсе.

— Я никуда не уеду из Джексона до самого конца.

Они пожали друг другу руки, и Гудмэн вышел из кабинета. Покинув здание, Гарнер опустился на теплые гранитные ступени, чтобы в течение минут двадцати с интересом понаблюдать за пикетировавшими Капитолий членами Клана.

Глава 42

Несмотря на спрятанный в домашнем сундуке белоснежный балахон, Донни Кэйхолл старался держаться подальше от толпившихся на лужайке перед воротами Парчмана куклуксклановцев. За действиями протестующих бдительно следили члены специального отряда Национальной гвардии. Чуть в стороне от бело-голубой палатки расположилась группа скинхедов, рядом с ними топтались крепкие парни в коричневых рубашках. Вызывающего вида молодые люди размахивали транспарантами, на которых были грубо намалеваны лозунги в поддержку узника совести Сэма Кэйхолла.

Понаблюдав пару минут за красочным спектаклем, Донни направил машину на стоянку у домика охраны. Поскольку имя его значилось в списке, администрация тюрьмы прислала за посетителем мини-автобус. Девять с половиной лет Донни старался регулярно навещать брата, однако, как он со стыдом был вынужден признаться себе, их последняя встреча состоялась почти два года назад.

Из четверых братьев Кэйхолл шестидесятилетний Донни был самым молодым. Следуя примеру отца, все четверо еще подростками вступили в Клан. Решение это далось им просто: так требовали традиции семьи. Позже Донни пошел служить в армию, воевал в Корее и успел немало поездить по миру. Со временем интерес к пылающим крестам у него пропал, и, покинув в 1961 году родной штат, Донни перебрался в Северную Каролину, нашел там неплохую работу на мебельной фабрике. Жил он сейчас в окрестностях Дёрхама.