Халатная жизнь - Зоя Борисовна Богуславская

кончится, ну, еще месяц он будет каждый день приезжать, и все равно я сдамся… И решила, что я тоже от этого не уйду и что он придумал идеальный вариант – мы исчезаем из Москвы, я избавляю себя от всех ответов, пересудов, от всего на свете – мы исчезаем с глаз долой.

Так и было – мы вернулись мужем и женой, в прежнем составе, и никто не показал виду…

Глава 4

Белла

30 ноября 2011 года

Она как-то говорила, что мать хотела назвать ее Елизаветой – в честь русской императрицы или английской королевы, не помню уже… Но назвала Изабеллой.

Белла – больше чем литературное имя, пусть даже и очень знаменитое. Наверно, тысячи девушек в нашей стране мечтали, хотели бы хоть чуточку быть такой, как Белла. Необыкновенно гармоничные лицо, фигура, волосы, походка – все это было достойно поклонения, и оно и случилось сразу же. Белла в нашем сознании стала не только поэтом, ее присутствие среди нас было как присутствие музы, звезды.

Сейчас первый ее день рождения без нее, и я осознаю, что след, оставляемый творцом, его шлейф, – это настолько иное, чем прижизненная слава, что иногда поражаешься, как это может все искажаться в людском мнении, идеализироваться или, наоборот, принижаться. Очевидно, это связано с тем, что человек на своем долгом пути то оступается, то взлетает, и жизнь его иногда зависит от единичных поступков. Очень ярко это видно, например, на судьбе Мэрилин Монро. Мексиканцы возвели ее в святые, полагая, что она заслужила своим мученичеством приобщение к лику святых. А что было при жизни? Сколько всего навалилось на нее, на женщину, которая была избрана судьбой, которую толпа обожествляла. Или более близкий пример – судьба поэта Бориса Слуцкого. Он героически воевал, он жил достойно. И вдруг – один поступок изменил отношение к нему всех литераторов. На общем собрании писателей, где поносили и осуждали Бориса Пастернака, в общем хоре выступил и Борис Слуцкий.

Но во всем, что касается Беллы Ахмадулиной, никогда не было никаких разночтений. Из ее биографии нельзя вынуть хотя бы один поступок, который мог бы бросить тень на ее успех, славу. Неподдельная, безупречная чистота поведения, которая могла быть обозначена порой как героическая, порой как мужественная. Сегодня известно, что она писала письма не только в защиту Сахарова, Солженицына, но и по просьбе любого близкого. При этом никогда не теряла достоинства, никогда не просила как милость у кого-то, а как человек, являющийся источником и поборником истинной справедливости. И когда эти послания приходили к властям, то они, ошеломленные ее стилистикой, взыванием к совести и справедливости, исполняли просьбу.

Белла была всенародной любимицей. Кстати, я не помню, выступала ли она в «Лужниках», где первым выступил Андрей, но даже если она и не собирала этот зал, то вполне могла бы. Подчас не всегда то, что она хотела сказать, улавливалось слушателем, улавливалась только мелодия, чистый звук. Ее откровения, иногда очень подтекстованное отношение к реальности и действительности, не могло быть понято всеми людьми или неподготовленным слушателем, и это ее только возвышает, на мой взгляд. Потому что быть любимым всеми – это в какой-то мере среднее арифметическое.

У нее была потрясающая память, она могла часами читать свои стихи, ни разу не запнувшись, очевидно, у нее была какая-то феноменальная память. Только в очень поздних выступлениях у нее в руках мог быть какой-то листочек. А вообще всю жизнь она выступала как будто в какой-то эйфории, сливаясь полностью с чтением своих стихов. Не представляю себе ее зазубривающей наизусть свои стихи перед вечерами, длившимися иногда по 2–3 часа. Кстати, помню, что однажды, уже уйдя за кулисы после полноценного выступления в течение полутора-двух часов, она вдруг вернулась на сцену и, несмотря на то что часть публики уже встала, покидая зал, вдруг сказала: «Я вспомнила и хочу еще почитать». Это «еще» длилось минут сорок.

Я, быть может, одной из первых узнала о Белле как о поэте. Евгений Винокуров однажды сказал: «Зоя, хочешь почитать стихи, которые мне сегодня принесла ученица с моего семинара?» И дал мне тетрадку, исписанную рукой школьницы. Когда я прочитала дома, то прибежала к нему и сказала, что это необыкновенная девочка. Это была такая музыка и очарование, такая неподдельность, будто ты держишь в руках что-то хрупкое и драгоценное. И с тех пор Белла Ахмадулина с этой тетрадкой вошла как поэт в мою жизнь.

После развода с Женей Евтушенко она вышла замуж за Юрия Нагибина, знаменитого, успешного прозаика, киносценариста, и прожила с ним почти десять лет. Он был много старше ее, опекал ее. Период Беллы с Нагибиным был для Беллы, для развития ее таланта чрезвычайно благотворным. Андрей Битов где-то сказал: «Он научил ее читать». Там она прочитала уникальные книги из его библиотеки. Я бы сказала, что ее диапазон образованности, утолщения культурного оснащения, здесь увеличился в десятки раз. Она попала в семью образованнейших интеллигентов в третьем или четвертом поколении. Нагибин писал новеллы, другую прозу, но и киносценарии, будучи востребован в кино как литератор номер один. Последний его сценарий, «Чайковский», имел очень сложную судьбу и так и не был осуществлен…

Они жили на даче в Пахре, и, бывало, он ее там запирал, потому что она была очень эмоциональной, практически неуправляемой, могла сорваться, уехать куда глаза глядят, что-нибудь натворить. Однажды Андрей вызволял ее из милиции, потому что она там кому-то назвала его имя – и из милиции позвонили нам.

Узнав, что мы с Андреем поженились, официально оформили брак, Белла примчалась в Переделкино, в Дом творчества, где мы, бездомные, тогда жили. Она сняла с груди старинный аквамариновый крестик, преклонила колени и повесила мне на шею со словами: «Он тебя выбрал». Ее поступок был волеизъявлением внутренней душевной красоты, так как дружба ее с Андреем, отраженная во многих стихах, посвященных друг другу, была сродни влюбленности. И, быть может, еще и потому, что наш брак с Андреем вызвал немало злых кривотолков, вплоть до предположений о какой-то взаимной выгоде. Тем более во многих интервью Андрей утверждал, что не женится никогда, потому что поэту нельзя жениться, и вспоминал письма Пушкина Вяземскому: «Женитьба сушит душу». Кстати, возвращаясь к теме препарирования биографии талантливых, гениальных людей, нельзя не сказать об этой способности соотечественников препарировать и искажать тем самым очень многие судьбы выдающихся людей. Отсюда столько мифов и просто разночтений в толковании отдельных эпизодов из жизни кумиров. Как часто, к сожалению, молва судит о человеке знаменитом, известном по