Халатная жизнь - Зоя Борисовна Богуславская

class="p1">Тогда я узнала, что Таня была больная, с психическими отклонениями, и, если бы она вцепилась в него, он не смог бы уйти при ее состоянии. Как говорила Антонина Сергеевна, мама Андрея: «Любовь – не татарское иго».

Таня Самойлова до последних дней восхищалась стихами Андрея, всегда и везде называла его великим поэтом. Андрей навещал ее в больнице, ухаживал за ней, я постоянно разговаривала с ней, я любила Таню и старалась ее защитить, потому что жизнь оказалась несправедлива к ней, о ней забыли, а ведь она была кумиром поколений. В моей памяти Таня осталась как прозрачный, светлый, но очень несчастный человек.

25 марта 2015 года

Шум вокруг публикации в журнале, там напечатан рассказ подруги знаменитой, потрясающей актрисы – Тани Лавровой, которая недавно ушла из жизни. Не о ней, собственно, а о ее отношениях с Вознесенским. Она была увлечена Андреем, иногда и не без взаимности. Но все подано так, будто была очень большая любовь, многолетняя связь и так далее. Наверно, что-то эта подруга преувеличила, а что-то, еще больше, преувеличила сама Таня Лаврова. Это умение некоторых женщин построить нечто огромное из клочка своих ощущений, переживаний, показаться таким образом подругами жизни, – меня всегда поражало. Наверно, мало кто из женщин может или хочет объективно смотреть на ситуацию, осознать и понять, что на самом деле происходило. Мне всегда так жаль этих людей за их заблуждения.

Но поскольку вокруг журнальной публикации поднялся некоторый шум, то надо, наверно, мне сказать, как это было на самом деле.

Таня Лаврова была одной из любимых моих актрис. Достаточно сказать, что «Двое на качелях» я смотрела, наверное, раза четыре. Знаменитые «Девять дней одного года» мне нравились меньше, хотя я понимала значимость фильма. И когда я читала рассказ Таниной подруги про роман Тани с Вознесенским, у меня возникло щемящее чувство боли за нее. Ну как она могла так заблуждаться? Эта ее подруга ни разу не говорила с Андреем, ни о чем его не спрашивала – излила на бумагу лишь эмоции Тани, во многом – мифы, ею же для себя придуманные.

Подруга Тани Лавровой, с ее слов наверно, пишет, что их роман длился почти восемь лет. Надо пересчитать, сколько раз он виделся с ней за это время. Но даже если это было бы каждый день, как же можно было не понять, что ни одного движения с его стороны не было, чтобы остаться. Значит, это было заблуждение, и очень яркое.

Она обладала характером, неспособным к компромиссу. Отношения с Андреем Андреевичем с ее стороны были трагическими, интенсивными, она летала туда, где он находился, она обижалась, если он не делал того, что, как она полагала, должно соответствовать тому, что между ними происходило, то есть она абсолютно не понимала его. Кончилось это увлечение ненавистью Тани к Андрею, и Андрей был потрясен этим, так как никакой любви он не испытывал. Эпизод, когда он должен был ехать в Америку, и вдруг получает от нее звонок: «Как это, ты улетаешь в Америку не со мной?» То есть она готова была бросить свои роли в театре и полететь вместе с ним. А для него это было как прошлогодний снег. Как он мог взять ее в Америку, когда он, кроме как со мной, сроду ни с кем не летал? И в делегациях с трудом существовал.

Сейчас это звучит почти фальшиво, но тогда я не знала ничего про Таню и их отношения с Андреем, я воспринимала ее только как актрису. Был даже такой эпизод. В нашей квартире на Котельнической вечером раздается звонок по телефону, звонит Галя Волчек. А Галю я всегда, кстати сказать, любила, Галя была мне как подруга, кроме всего прочего, она, прочитав мою первую повесть «…И завтра», которая была напечатана в «Знамени», хотела поставить ее в театре, сделала радиоспектакль по моей повести. Это было интересно, талантливо. Мы с ней почти регулярно встречались. Я всегда отдавала ей должное, как она может справляться с этой оравой людей: репетиции, роли, того наградили, у этого отняли роль, тот не подходит, эти кастинги… Восхищалась, как она может это выносить, как она может сидеть с утра до вечера и еще ставить спектакли, а у нее было несколько очень хороших спектаклей – «Кто боится Вирджинии Вулф», «Эшелон» по Рощину и другие. Были и средние спектакли. Очень многие люди стали ее воспринимать по этим средним спектаклям, потому что у нас любят: человек создает шедевры, но вот у него одна неудача, и боже мой, как свора диких собак, все сбегаются, чтобы сказать: да он исписался, да он неудачник… Я всегда говорю: «Написал вам Грибоедов „Горе от ума“, и ничего, до сих пор ставите-переставите, наставиться не можете». Почему человек должен создавать только шедевры? Почему у него не может быть перепадов настроения, переживаний, скончался кто-то рядом, иссякла энергия как таковая?! Я никогда не сужу человека по неудачам, а всегда только по тому, где была его вершина и что в нем было заложено, что состоялось или не состоялось. Но это я просто к слову.

И вот Галя Волчек звонит нам домой:

– Зойка, мы стоим около твоего дома на Котельнической, внизу. Я с Таней Лавровой. Выйди к нам на минуточку, у нас к тебе просьба.

Я что-то говорю Андрюшке, выбегаю в халате, уже поздно было, часов десять или одиннадцать вечера. Спускаюсь вниз. Там Галя и Таня.

Галя спрашивает:

– Вы знакомы?

– Что значит «знакомы»? – смеюсь я. – Таня всем известна, она замечательная!

– У нас проблема. Наша группа завтра должна ехать в Париж, это наполовину туризм, часть путевки мы сами оплачиваем. Все собрали деньги, а у Тани денег не хватило. Может быть, ты одолжишь? Не можем же мы ехать за границу, оставив в Москве любимую актрису. Я поняла, что только ты нам можешь помочь, и позвонила.

Я ни секунды не раздумывала.

– Галка, о чем ты говоришь, ну конечно! Сейчас пойду пошурую по сусекам и, может быть, найду. Сколько надо?

Она мне называет приличную сумму. А Галя прекрасно знала, что я не ведаю ни о чем. Другой вопрос: как вообще хватило совести ко мне обратиться?

Но Таня не просто не вернула мне деньги, она даже не позвонила мне, вернувшись из Парижа. Ни один добрый поступок не остается безнаказанным, учтя все последующее. Я всегда смотрела все ее спектакли и дружила со многими из Художественного театра. Но никогда не подпускала их слишком близко, так как всегда следовала высказыванию Флобера: «Не прикасайтесь к идолам. Их позолота остается у вас на пальцах». Мне не нужны были личные знакомства