Рождение новой России - Владимир Мавродин

Были и другие проекты: Сената и генералитета, составленный князем А. М. Черкасским, И. И. Дмитриева-Мамонова, С. Секиотова, Алабердеева, Максима Грекова, И. А. Мусина-Пушкина, С. А. Колычова, М. А. Матюшкина и самый радикальный — «проект тринадцати».

Беспокоясь о том, что власть в государстве перейдет из рук «верховников» к «общенародию», т. е. ко всему шляхетству, последнее подчеркивало, что народ — это шляхетство, и только шляхетство является народом. Шляхетство считало, что лучшим гарантом от произвола фаворитов и «верховников» является распространение порядка, введенного Петром Великим по отношению к низшим государственным органам на местах, где представительствовали дворяне, избираемые местным дворянством в центральные органы власти. Шел спор о формах участия представителей шляхетства в управлении страной, причем надо сказать, что споры эти были не по существу, так как особых отличий принципиального характера в шляхетских проектах не было и распределение занявшихся политикой дворян по группам («компаниям») являлось чисто случайным, обусловленным личными связями и знакомствами. Шляхетство осознавало себя особым сословием, претендующим на сословное устройство, имеющим особые права, добивающимся непосредственного участия в управлении страной и имеющим на это право.

Но разобраться в «политике» было трудно, и потому-то один и тот же дворянин подписывал в эти бурные дни сразу несколько проектов. Такая неразборчивость некоторых (их было больше 100 человек, т. е. около одной четвертой части всех дворян, подписавших проекты) объясняется не только их нежеланием разбираться в «прожектах» и «мнениях», которые часто мало отличались по существу друг от друга, но, кроме того, многие из шляхетства, обсуждая проекты и ставя под ними свои подписи, в душе думали другое. Не случайно в проекте Секиотова, собравшем множество подписей, причем в подавляющем большинстве представителей низшего, неродовитого, служилого шляхетства, речь идет о сокращении срока службы дворян до 20 лет, об отмене службы в низших чинах, об улучшении быта офицеров и об исправной выдаче им жалованья в установленные сроки. Такие требования могли быть выдвинуты шляхетством как «служилым сословием», а русское самодержавие XVIII в. В. И. Ленин определяет именно как чиновничьи-дворянскую монархию со «служилыми сословиями»[52]. Так рождалось то «служилое» шляхетство, для которого средством существования было жалованье. Андрей Тимофеевич Болотов писал о своем отце, деятельность которого началась при Петре Великом и протекала в 30-е годы: «Вся сия долговременная служба не принесла отцу моему много прибыли. Он принужден был жить одним почти жалованьем, ибо от малых своих деревень, получаемых в наследие от отца своего, а моего деда, не мог он получить знатных доходов; а сверх того не имел никогда и случая жить в них, а приезжал временно и на самое короткое время в деревню, следовательно, не имел способа о приведении оных в лучшее состояние стараться».

Мелкое рядовое «служилое» шляхетство (а его в Москве собралось немало) помышляло прежде всего о службе, об облегчении и сокращении ее, о жалованье; и шляхетское «общенародие» как форма правления казалась тем журавлем в небе, которого лучше всего сменить на синицу в руках. Вот почему рядовое шляхетство одинаково прохладно отнеслось и к проекту Голицына, и к проекту Татищева. Оно прекрасно понимало, что самодержавие — это та форма организации государственной власти, которая больше всего соответствует его интересам, что самодержавие ищет и находит опору в нем, шляхетстве. Оно великолепно учитывало, что, даже не участвуя ни в каких представительных органах власти, а являясь просто «служилым сословием», оно все равно фактически будет у власти, будет играть решающую роль. И дворянство сегодня еще подписывало «прожекты» (их было девять, и они собрали более 1118 подписей 416 человек), а завтра уже открыто требовало реставрации петровского абсолютизма.

На этом противоречии между рядовым дворянством, желавшим возрождения самодержавия, и сановниками из оппозиции, выдвигавшими проекты ограничения самодержавия в той или иной форме и степени, пытались сыграть «верховники», но потерпели неудачу. Им не удалось поссорить шляхетство ни с Трубецким, ни с Черкасским, ни с Татищевым. В свой адрес «верховники» слышали упреки в том, что они выступают против «общенародия», т. е. господства всего дворянства, не стремятся укрепить «достоинство и преимущество всего шляхетства». «Несогласиями» и «междоусобными бранями» между «верховниками», этими «осьмью приватными особами», вполне резонно пугали взволнованное шляхетство В. Н. Татищев и Феофан Прокопович. Число сторонников возрождения традиционных форм самодержавия быстро росло.

10 февраля Анна Ивановна приезжает в Москву, а 12 февраля на приеме гвардии во Всесвятском вопреки духу и букве «кондиций» объявляет себя полковником Преображенского полка и капитаном кавалергардов, нарушив тем самым 4-й пункт «кондиций». Дворянство продолжает бушевать, и «верховники» чувствуют, как инициатива ускользает из их рук. Энергично действуют сторонники восстановления самодержавия — сенаторы Салтыков и Трубецкой, генералы Барятинский, Чернышев и Юсупов. С ними сближаются сторонники ограничения самодержавия — Татищев, Черкасский и др. 23 февраля в доме у Барятинского на Моховой и в доме у Черкасского на Никольской собрались обе группировки шляхетской оппозиции. В конце концов они договорились о совместных действиях. Антиох Кантемир написал набело челобитную о восстановлении самодержавия. 24 февраля ушло на сбор подписей под челобитной, а 25 утром во дворце собралось свыше 200 человек! и попросили у Анны Ивановны аудиенцию. Вначале была зачитана челобитная, составленная В. Н. Татищевым, и Анна Ивановна с изумлением услышала, что речь в ней идет о том, чтобы «собраться генералитету, офицерам и шляхетству… и форму правления государству сочинить и вашему величеству к утверждению представить». О восстановлении самодержавия речи не было. Тогда Анна Ивановна попросила шляхетство еще раз обдумать свое прошение.

После некоторых дополнительных обсуждений и доработок Антиох Кантемир прочитал челобитную, в которой шляхетство просило «всемилостивейше принять самодержавство таково, каково ваши славные и достохвальные предки имели, а присланные Вашему величеству от Верховного совета и подписанные вашего величества рукою пункты уничтожить» и восстановить «один правительствующий Сенат, как и при его величества блаженной памяти дяде вашего императорского величества Петре Первом было…» «И те пункты ея величество при всем народе изволила, приняв, изодрать». Так были возрождены привычные формы самодержавной власти. Не стало Верховного тайного совета. «Затейка верховников» потерпела крах. Шляхетство восстановило пошатнувшееся самодержавие.

Лекция 12

«Ученая дружина». «Бироновщина». А. П. Волынский и его «конфиденты»

Кто же возглавлял шляхетство в эти бурные дни, кто вел его за собой, кто был душой шляхетской оппозиции «верховникам»? Мы называли уже имена Ягужинского и Черкасского, Трубецкого и Мусина-Пушкина, но, отвечая на поставленный вопрос, нельзя не упомянуть «ученую дружину», представлявшую настоящую политическую группу духовных вождей и идеологов шляхетства, связанную общими политическими интересами и идущую в авангарде шляхетства. Три человека, составляющие «ученую дружину», определяли ее деятельность: Феофан Прокопович, Антиох Дмитриевич Кантемир и Василий Никитич Татищев.

Замечательный ученый и государственный деятель петровской поры, идеолог петровского абсолютизма, законовед и государствовед, поэт и публицист Феофан Прокопович был последовательным и ревностным поборником самодержавия и яростным, непримиримым врагом «верховников». Сторонник преобразований и новшеств, он ненавидел «верховников» за их «суд» над реформами Петра I, за их реакцию на дело великого преобразователя России, ненавидел их так, что даже тогда, когда они ушли с политической сцены, он все еще выискивал, где «того гнезда сверщки сидят в щелях и посвистывают». Ослепленный своей ненавистью к «верховникам», он превозносил всех их врагов вплоть до Бирона, не только поладив с «бироновщиной», но даже приукрашивая ее.

Антиох Кантемир, сын молдавского господаря Дмитрия Кантемира, союзника и друга Петра I, переселившегося с семьей в Россию, был образованнейшим человеком своего времени. Изобличитель святош и невежд, реакционеров и олигархов, Кантемир был крупным писателем, поэтом, дипломатом и ученым-просветителем. Обширные познания в области литературы и лингвистики, философии и истории, физики и математики, астрономии и географии сделали его одним из наиболее популярных людей в России и Европе. «Пиит» и сатирик, он своим пером обличал отсталость и невежество. Кантемир сблизился с Феофаном Прокоповичем еще в 20-х годах, после смерти Петра I. Воспитанный отцом в духе преклонения перед императором, Кантемир нашел общий язык с Феофаном Прокоповичем, имевшим большое влияние на своего молодого единомышленника. Еще в 1729 г. Кантемир выступил с сатирой против невежества, против врагов «ученой дружины». Как и Феофан Прокопович, Кантемир был поборником самодержавия и ярым врагом «верховников».