Рождение новой России - Владимир Мавродин

Обсуждалась кандидатура нового государя. Д. М. Голицын выдвинул кандидатуру вдовствующей герцогини Курляндской Анны Ивановны, дочери Ивана Алексеевича, племянницы Петра. Его поддержал В. Л. Долгорукий.

«Воля ваша, кого изволите, — бросил фразу Голицын, — только надобно себе полегчить».

«Как это полегчить?» — задал вопрос Головкин.

«Так полегчить, чтобы воли себе прибавить», — ответил Голицын.

Голицын продолжал настаивать на своей идее, и когда все договорились пригласить на престол Анну Ивановну, он добавил: «…надобно, написав, послать к ея величеству пункты».

В другой зале Лефортовского дворца тем временем ожидали результатов совещания «верховников», «особы из Сената и генералитет». Вышедшие к ним «верховники» не очень-то собирались делиться с ними властью и на просьбу Ягужинского «прибавить нам как можно воли» ответили уклончиво. Генералы и сенаторы стали расходиться. Но, боясь их выступлений, Д. М. Голицын бросился их возвращать. Вернулись немногие. Остальные ушли недовольными. Не были довольны «затейкой» и те, кого Голицын вернул во дворец для того, чтобы обсудить с ними создавшееся положение. Узелок был завязан.

Что собой представляли «пункты» или «кондиции», предъявленные Анне Ивановне? Они предусматривали, что государыня должна будет править совместно с Верховным тайным советом, без его согласия не объявлять войн и не заключать мира, отказаться от командования гвардией и армией, которые поступают в ведение «верховников», своей властью не производить в «знатные чины» — от полковника и выше и «к знатным делам никого не определять», не расходовать государственных средств, никого из дворянства (шляхетства) не лишать жизни, «имения и чести» без суда не отнимать и не жаловать вотчины. Кроме того, Анна Ивановна обязывалась не вступать в брак и не назначать себе преемника. Анна Ивановна должна была обещать также, что если она нарушит «кондиции», то «лишена будет короны российской». «Кондиции» были чисто аристократическим политическим документом, утверждавшим господство феодальной олигархии.

19 января поздно вечером В. Л. Долгорукий повез «кондиции» в Митаву к Анне. Вслед за ним через день поскакал в Митаву отправленный Ягужинским к будущей государыне Петр Спиридонович Сумароков. В письме и на словах он должен был сообщить Анне, чтобы она не верила всему тому, что скажет ей Долгорукий, и истинную правду она узнает лишь в Москве.

Пока вершились дела в Митаве, несравненно более важные события происходили в Москве. Начиная с ноября 1729 г. в Москву непрерывно съезжались провинциальное шляхетство, генералы и офицеры армейских полков и т. п. Ехали на празднества, а оказались на похоронах императора.

Слух о том, что «верховники» хотят добиться от государыни каких-то уступок в свою пользу, «воли себе прибавить», дошел не только до генералов и сенаторов, но и до рядового шляхетства, собравшегося в Москве. Шляхетство живо реагировало на то, что делалось в Верховном тайном совете. Все дворянство, собравшееся в Москве, занялось «политикой». Правда, далеко не все дворяне разбирались в различного рода «прожектах», но зато они имели свою искушенную в политике верхушку — сенаторов и генералитет. Когда дворянство вступило в переговоры с «верховниками», прося их не забывать свою «меньшую братию», оно уже твердо знало, чего хотело. Но власть была еще в руках «верховников», и с ними приходилось считаться. Опасаясь того, что «верховники» могут договориться с Анной Ивановной и достигнуть своего, забыв о них, руководителе шляхетства решают немедленно добиться соглашения и уступок шляхетству со стороны Верховного тайного совета.

Шляхетство 1730 г. отличалось от шляхетства 1725 г. также точно, как гвардия времен кончины Петра Великого не походила на гвардию, обсуждавшую «кондиции». Петр ставил своей задачей создание могущественного дворянского государства. Для этого надо было поставить дворянство на такую высоту, какой оно никогда не достигало ранее. Нужно было распространить среди дворян знания и сделать его подготовленным к достижению тех целей, которые ставил Петр, а эти цели совпадали с интересами дворянства как класса.

Сам беззаветно «служивший» России, Петр I требовал и от дворянства «прямой службы», службы напряженной, тяжелой, невиданной. Многим дворянам это не нравилось, и не скоро пришло то время, когда они поняли, к чему привел их Петр — «царь», «полковник» и «отец отечества».

Прошло пять лет. Дворянство никогда не расставалось с мыслью избавиться от тягот обязательной службы или хотя бы облегчить ее. Еще Посошков писал о немалом числе дворян, которые мечтают о том, как бы «великому государю служить, а сабли из ножен не вынимать». Но в царствование Петра I нечего было и думать о том, чтобы «притулиться» где-то в сторонке, в своем родовом поместье и отсидеться вдали от вихря петровских войн и преобразований.

Опыт показал, что шляхетство складывается в силу, что цвет его и авангард — гвардия становится вершителем судеб престола. Январско-февральские события 1730 г. и представляли собой удобный случай для того, чтобы шляхетство заявило о своих правах и заговорило полным голосом.

«Служилые люди» государя, они теперь осознали себя силой, способной определять политическую жизнь страны. В авангарде шла гвардия. Гвардейцы — вчера еще только боевая сила, решавшая исход сражений под Нарвой и у Орешка, под Полтавой и на берегах Невы, вчера еще «доверенные» люди Петра I, сегодня уже говорили от имени шляхетства и представляли его интересы. Придет время, когда гвардия перестанет появляться на поле сражений и будет расценивать всякие попытки использовать ее на поле брани как удар по своим интересам, по интересам дворянства в целом, как оскорбление и «потрясение основ». Все отчетливее станет проявляться тенденция шляхетства превратиться в сословие, имеющее все права и ни одной обязанности по отношению к государству. Придет пора, и дворянство заявит о своем стремлении получить власть на местах (по выборам, из своей среды, из местных дворян, а не по назначению из Петербурга), создать свою сословную политическую организацию, учредить нечто вроде дворянского представительства в центре, подчинить своему контролю самодержавную власть. Но все это в будущем, все это начнет сказываться в царствование Елизаветы, а осуществится только во времена Екатерины II.

Пока что рядовое дворянство, как правило, не шло дальше стремления освободиться от обязательной службы или хотя бы «полегчить» ее. О выборности Сената говорили лишь некоторые далеко идущие в своих требованиях идеологи шляхетства. А пока что шляхетство волновалось, спорило, говорило, кому-то недвусмысленно угрожало, и «верховники» отлично знали, что угрозы по их адресу. Они понимали свое одиночество и знали, что для того чтобы сохранить главное — власть, надо идти на уступки. Кому? Генералитету и сенаторам: Ягужинскому и Татищеву, Черкасскому и Трубецкому, за спиной которых стояло взволнованное шляхетство. В конце января Д. М. Голицын выдвигает проект ограничения самодержавия, предусматривающий привлечение к власти генералитета и сенаторов, возглавлявших дворянскую оппозицию, и в то же время обезвреживание их. Проект Голицына намечал создание трехстепенной системы центральных правительственных органов. Высшим органом оставался Верховный тайный совет, куда вводились четыре новых члена из представителей верхушки оппозиционных сановников, но их голоса должны были тонуть в стройном хоре «верховников». Затем следовал Сенат, состоявший из 36 человек. Это была подачка шляхетской оппозиции и оплот ее в правительстве. Подлинной опорой «верховников», по мысли Голицына, должны были стать две палаты, составлявшие нижний этаж правительственного здания: палата дворян, состоящая из 200 представителей, и палата горожан, состоящая из представителей городов (по 2 от каждого города). Завоевать сердца этих представителей Голицын полагал путем предоставления кое-каких прав и льгот. Так родился аристократический проект «верховников».

Контрпроектом был проект Василия Никитича Татищева, одного из лидеров шляхетской оппозиции. Татищев удовлетворялся двумя палатами. Верховная палата, «вышнее правительство», состояла из 21 человека — это были сановники из числа врагов «верховников», нижняя — из 100 человек. В нее должны были войти сенаторы, генералы, высшие чиновники и т. д. Простому шляхетству и купечеству Татищев представительства в палатах не отводил, полагая, что оно и не нужно. Им Татищев предполагал сократить срок службы до 20 лет, освободить шляхетство от службы в низших чинах, отменить указ о единонаследии, завести шляхетские училища, записать «в особую книгу» старинное дворянство, отделив его от нового, получившего дворянство за заслуги, предоставить некоторые права купечеству и духовенству и т. п. Опасаясь появления новых фамилий всемогущих «верховников», Татищев запрещал участие родственников в управлении.