Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

Несколько месяцев кипела борьба за власть при регентстве мачехи Туран-шаха, султанши Шаджар ад-Дурр. Приз в итоге достался одному из старших командиров бахритов, Айбеку ат-Туркмани. Чтобы упрочить свое положение во дворце, он женился на Шаджар ад-Дурр. При Айбеке и его преемниках Мамлюкский султанат и каста солдат-рабов, столь долгое время довольствовавшаяся положением телохранителей и штурмовиков, сделались господствующей силой в Египте и далеко за его пределами. К тому времени, как в 1254 году Людовик покинул Святую землю, мамлюки окончательно закрепились в Каире и начали бросать жадные взгляды на Сирию.

Был в их рядах и один молодой воин, происходивший из тюркского народа кипчаков. На одном глазу у него было бельмо — эта его отличительная черта станет известна всем, когда он превратится в заклятого врага крестоносцев Святой земли и творца их роковой и окончательной гибели. Звали его Аль-Малик аз-Захир Рукн ад-Дин Бейбарс аль-Бундукдари. Почитатели называли его львом Египта, и даже недоброхоты знали как человека «доблестного и выносливого», который «причинил огромный вред христианам»[759]. Один из самых могущественных монгольских ханов с подозрением следил за Бейбарсом, называя армии, которыми он командовал, «вавилонскими псами»[760]. Оскорбление было заслуженным: Бейбарсу и его мамлюкам удалось одолеть и отбросить монголов, посягавших на ближневосточные земли.

Бейбарс довершит то, что не удалось сделать Занги, Нур ад-Дину и Саладину, вместе взятым, — он окончательно уничтожит франкские государства Сирии и Палестины. Приходу Бейбарса к власти помогла христианская армия под командованием святого Людовика IX, мечтавшего раз и навсегда вернуть Иерусалим в руки ревнителей истинной веры — горчайшая ирония последнего печального этапа заката Утремера.

Глава 25. По воле врага рода человеческого

Они превосходно сражались в священной войне…

Летом 1260 года в Каир прибыли четыре монгольских посла. Они доставили распоряжения своего хозяина, Хулагу, приземистого, плосконосого и громкоголосого монгольского вождя, командовавшего монгольскими завоеваниями в Персии и Западной Азии, младшего брата великого хана Мункэ. Письма, написанные на арабском и расцвеченные цитатами из Корана, дышали не терпящей возражений властностью, типичной для монгольских ханов[761]. Распоряжения свои Хулагу адресовал мамлюкскому султану Египта Кутузу: хан обзывал султана трусом и грозил ему уничтожением, если тот тотчас же не возьмется за ум и не преклонит перед ним колена.

«Вам известно, как мы завоевали огромную империю и очистили землю от беспорядка, ее осквернявшего», — писал Хулагу.

Вы не сможете скрыться от наших грозных армий. Куда вы подадитесь? Какой дорогой попытаетесь бежать? Наши кони быстры, наши стрелы остры, наши мечи подобны молниям, наши сердца тверды, как скалы, наши солдаты бесчисленны, как песок. Крепости не удержат нас, армии не остановят. Ваши мольбы к Богу против нас не подействуют. Нас не тронуть ни слезами, ни причитаниями. Спасутся лишь те, кто попросит нашей защиты.

Если вы своевременно и безоговорочно не подчинитесь, писал хан Кутузу, Египет падет, разделив судьбу всех прочих. «Мы разрушим ваши мечети и разоблачим бессилие вашего Бога, а потом мы убьем ваших детей и стариков», — угрожал Хулагу[762]. Попробуете оказать сопротивление — и Египет ждут «чудовищные бедствия».

Хулагу не шутил, и тому было полно доказательств: продвижение монголов в Западной Азии не замедлилось. В 1255 году монгольские армии разгромили Анатолию, потушив последние очаги сопротивления Румского султаната, с которым воевали на протяжении пятнадцати с лишним лет. В декабре 1256 года воины Хулагу захватили горную крепость Аламут, персидскую резиденцию шиитской секты убийц-ассасинов. А в 1258 году из Багдада, давнишней религиозной столицы суннитского мира, пришли поистине ужасающие известия. В январе к стенам города явились монгольские всадники, они осадили Багдад и взяли его меньше чем за двенадцать дней, а ворвавшись внутрь, разгромили до основания: жгли древние здания и оскверняли мечети, разрушали больницы и уничтожили великую библиотеку, Дом Мудрости, где хранилось лучшее и крупнейшее в мире собрание книг. Тысячи бесценных томов и манускриптов выбросили в Тигр, воды которого, рассказывали, потемнели от чернил. Монголы убили как минимум сто тысяч человек, в том числе самого аббасидского халифа: Аль-Мустасима завернули в ковер и бросили под копыта лошадей — вероятно, для того чтобы не запятнать землю монаршей кровью. Эта безжалостная казнь уничтожила Аббасидский халифат, правивший суннитским миром на протяжении пяти с лишним столетий{158}. Багдад, по словам хрониста Ибн Касира, «наикультурнейший из городов, превратился в руины, а немногие уцелевшие его обитатели пребывали в страхе и голоде, крайней нужде и бесправии»[763].

После этой демонстрации силы в Ираке армии Хулагу — своего предводителя они теперь называли ильханом, а принадлежавшие ему провинции Ильханатом — двинулись в сторону Сирии{159}. В 1259 году полководец Хулагу Китбука атаковал айюбидских эмиров, правивших городами-государствами Алеппо, Дамаском и Джазирой. Алеппо Китбука взял силой, после чего эмиры Хамы, Хомса и Дамаска безропотно покорились монголам. Но государства крестоносцев завоеватели не трогали, за исключением единственного налета на Сидон, когда они разрушили стены города и увели с собой три сотни пленников. И все равно христианские князья Боэмунд VI, правитель Антиохии и Триполи, а также его тесть, царь киликийской Армении Хетум, предпочли выкуп уничтожению, пообещав платить дань и сохранять лояльность ильхану в обмен на гарантии мира. Сирия безропотно ложилась под монголов. Довольный тем, что может переключиться на другие дела, Хулагу подался на восток и увел большую часть своих войск в Азербайджан, поближе к монгольской столице, где после смерти Мункэ в 1259 году назревал кризис престолонаследия. У него и мысли не мелькнуло, что правитель Египта Кутуз будет настолько силен — или глуп, — чтобы не покориться его требованиям. В Сирии оставался Китбука со своими двенадцатью тысячами всадников, готовыми наказать любого, кто осмелится бросить в их сторону хоть один дерзкий взгляд. Этого, считал Хулагу, будет достаточно.

Однако неповиновение оказалось именно тем выбором, к которому летом 1260 года склонился Кутуз — в немалой степени с подачи Бейбарса, одноглазого командира элитного корпуса мамлюков-бахритов. Партии Кутуза и Бейбарса противостояли друг другу в жестокой и беспринципной политической борьбе, разгоревшейся в Египте в первое десятилетие правления мамлюков. Более того, Бейбарс и его бахриты вернулись в Каир лишь недавно: несколько лет они копили недовольство в сирийском изгнании. Однако в момент, когда, казалось, на кону стоит судьба ислама в Восточном Средиземноморье, Бейбарс примирился с Кутузом и убедил султана, что на удар следует отвечать ударом. Поэтому летом 1260 года, когда монгольские послы зачитали султану высокомерные угрозы, предвещающие Египту неминуемую погибель, Кутуз ответил жестом, который ильхан, без всякого сомнения, должен был понять. Он приказал схватить послов Хулагу, разрубить их прилюдно надвое, обезглавить и повесить отрубленные головы гнить на каирских воротах Баб-Зувейла — там, где вывешивали останки обычных преступников. Хулагу считал Кутуза одним из «народа мамлюков, которые бегут от наших мечей». Но султан — под уговорами Бейбарса — убедительно заявил, что готов рискнуть и пойти против монгольских сабель.