Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

Эту свою жажду они утолили не до конца, но разгром, учиненный в Иерусалиме, и сам по себе был чудовищен. 4 октября 1244 года армия христиан, в которую вступили все военные ордены и почти все бароны королевства, вышла из Акры, чтобы отомстить хорезмийцам и их египетским патронам. Войско Исмаила пошло с ними — факт, который дамасский проповедник Ибн аль-Джаузи счел особенно возмутительным: больше всего ему не понравилось, что мусульмане маршировали под знаком креста[748]. 17 октября христианско-дамасское войско сошлось с хорезмийцами и египтянами в битве недалеко от Газы, в месте, которое крестоносцы называли Форбия (аль-Харбийя). Как писал патриарх, войско Дамаска обратилось в бегство, не успев толком вступить в бой, а христиане сражались «как святые богатыри и заступники католической веры», но все равно были разбиты наголову[749]. Почти все тамплиеры, госпитальеры и рыцари-тевтонцы полегли на поле боя — из немецкого ордена уцелели лишь трое. Рыцари и пехотинцы, епископы, аббаты и священники гибли и попадали в плен тысячами. Когда патриарх унес оттуда ноги и вернулся в Акру, он нашел город в состоянии «горя, плача и бесконечного страдания; не было ни единого дома или человека, которому некого было бы оплакивать»[750]. Христиане потерпели в этой битве самое сокрушительное военное поражение со времен Хаттина, и, даже учитывая, что крестоносцам приходилось разрываться на части, а Восточной Европе грозило нашествие монголов, оно вызвало традиционный ответ. Летом 1245 года на Первом Лионском соборе, где основное внимание было уделено монгольской угрозе и попыткам официально низложить Фридриха Гогенштауфена, новый папа римский Иннокентий IV объявил Седьмой крестовый поход с целью отомстить за потерю Иерусалима и Форбии. Возглавить его должен был король Франции — первый французский монарх, готовый отправиться на Восток после того, как Филипп II Август в гневе покинул Акру в 1191 году. Перед Людовиком IX, внуком Филиппа, богобоязненным и в прямом смысле слова святым, стояла непосильная задача.

Людовик стал королем Франции в 1226 году в возрасте двенадцати лет. В тот год его отец Людовик VIII, принимавший участие в Альбигойском крестовом походе, внезапно скончался (злые языки во Франции утверждали, будто его отравил любовник матери, крестоносец и трувер барон Тибо IV Шампанский). Регентом при юном Людовике стала его мать: под ее строгим оком он рос, она руководила его образованием и воспитала исключительно набожного, милосердного, прекрасно образованного и эрудированного монарха с честолюбивыми планами утвердить величие и святость французского престола и с представлением о Франции как о величайшем христианском королевстве Запада.

Людовик строил величественные готические соборы и оказывал щедрую поддержку бедным и неимущим. Он был удачлив, хорошо разбирался как в политике, так и в экономике, и добился всеобщего уважения на международном дипломатическом поприще. В 1238 году, дабы подчеркнуть свой высокий статус и славу французской короны, он купил у кредиторов разорившегося латинского императора Константинополя Балдуина II драгоценнейшую реликвию мира: терновый венец Христа, который Балдуин отдал в залог венецианским купцам{155}. Людовик выкупил сокровище — не уступавшее любому, хранившемуся в Константинополе, да и где бы то ни было еще — за гигантскую сумму в десять тысяч иперпиров, или сто тридцать пять тысяч парижских ливров, что составляло половину годового дохода короны. После этого он потратился еще и построил Сент-Шапель — часовню, где будет храниться реликвия. Этот эффектный жест подчеркивал тот факт, что в 1244 году Людовик IX был первым среди владык христианского мира, а его слава давно превзошла славу Фридриха Гогенштауфена, изнывавшего под тяжестью отлучения.

Людовик принял крест в декабре 1244 года, уже через несколько недель после катастрофы при Форбии, и тут же чудесным образом излечился от приступа дизентерии, такой тяжелой, что чуть его не прикончила. Несмотря на чудесное исцеление, мать Людовика Бланка пришла в ужас, когда узнала, что он сделал: по словам Жана де Жуанвиля, автора подробной и красочной биографии Людовика, которую он написал в начале XIV столетия, опираясь на собственные воспоминания о короле, Бланку «охватила паника» — как будто «она предпочла бы лучше увидать его мертвым»[751]. Но раз уж король решил отправиться в крестовый поход, отговаривать его было не по чину.

Папа Иннокентий IV не ожидал, что Людовик так быстро примет крест. Сам он считал, что эффективнее всего решить проблемы Латинской церкви на Востоке можно было бы, не отправляя туда французов, но уговорив монголов примерить-таки мантию мифического пресвитера Иоанна и принести христианскому миру спасение, а не погибель. В марте 1245 года Иннокентий поручил своему послу, монаху-францисканцу Джиованни дель Плано Карпини, отыскать в Монголии нового хана Гуюка и передать ему письма, в которых папа бранил татар за набеги на христианские земли и предлагал им самим перейти в христианство, надеясь, что это обяжет монголов помогать государствам крестоносцев в их борьбе с Айюбидами и турками.

Сама по себе идея была не так уж и абсурдна: о завоевателях-монголах было доподлинно известно, что они с готовностью мирятся с верованиями покоренных народов или даже перенимают их. Однако высокомерный тон, в котором папа обращался к правителю, чьи предки, вселяя ужас в народы, покорили пол-Евразии, Гуюку не понравился и совершенно не убедил его принять веру Христову. Было бы лучше, ответил он Иннокентию, если бы «ты сам во главе королей, все вмеcте без исключения, пришел предложить нам службу и покорность… Вот что Вам следует знать. А если вы поступите иначе, то разве мы знаем, что будет, одному богу это известно»{156}[752]. Так что спасать Иерусалим было поручено не Гуюк-хану, а Людовику IX.

Экспедиция Людовика на Восток очень напоминала Пятый крестовый поход, по крайней мере, что касается ее стратегических целей и печального финала. Летом 1248 года король сел на корабль в Эг-Морте, портовом городе, построенном специально ради крестовых походов. Моряки его распевали старый гимн Veni Creator Spiritus, заделывая швы на транспортных судах для перевозки лошадей. Священная французская орифламма развевалась над флагманским кораблем «Монжуа»{157}. Первым делом, покинув Францию, Людовик отправился на Кипр, в Никосию, где остановился, чтобы оценить обстановку на Востоке. Пока он стоял на Кипре, просьбы о помощи сыпались на него со всех сторон: его звали на побережье Сирии, где Айюбиды недавно захватили Сидон; в Константинополь, где Балдуин II отчаянно цеплялся за власть; и в Антиохию, где землям князя Боэмунда V напрямую угрожали монголы, терроризировавшие его соседей — армянского царя Хетума и турок-сельджуков Малой Азии. Отринув все конкурирующие требования, Людовик решил направиться в дельту Нила, которая все еще считалась сердцем государства Айюбидов. Ранней весной, перезимовав на Кипре, он и его армия, состоявшая по меньшей мере из двадцати тысяч солдат, отплыла на юг и в субботу 5 июня атаковала Дамьетту с моря. Жан Сарразен, королевский камергер, отправил из Дамьетты домой письмо, рассказывающее о прибытии крестоносцев: по его словам, рыцари так спешили атаковать врага, что прыгали в море прямо в доспехах и по подмышки в воде рвались на берег под шквальным арбалетным огнем: «опасная и трудная задача, требовавшая отчаянной смелости». Даже Людовик, как пишет Сарразен, пробирался по пояс в воде, торопясь вступить в бой с врагами, которые «атаковали наших людей так свирепо и неистово, будто не сомневались, что разнесут нас в пух и прах»[753].