Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

На личном уровне между султаном и императором царило глубокое взаимопонимание, какого не бывало на Востоке со времен Ричарда Львиное Сердце и Саладина. Посредником между монархами служил приближенный к султану эмир Фахр ад-Дин, который ранее побывал у Фридриха на Сицилии и напрямую, без переводчиков, беседовал с императором на арабском языке. Через Фахр ад-Дина монархи обменивались ценными подарками: в знак мирных намерений Фридрих послал аль-Камилю комплект своих доспехов, а султан благосклонно позволил Фридриху привлечь лучших ученых айюбидского двора к решению трудных математических задач. К бесконечному возмущению патриарха Герольда, аль-Камиль прислал в лагерь императора «танцовщиц, которые пели и жонглировали»[719]. Герольд ябедничал, что «император живет и одевается совершенно как сарацин, веселится и пьет вместе с этими танцовщицами… щедрость императора к сарацинам бесконечна, как будто бы он пытается купить мир, которого не может добиться силой или запугиванием»[720]. Патриарх был ослеплен ненавистью и не желал замечать, что сила и запугивание почти никогда не входили в арсенал Фридриха. Но даже он не мог отрицать, какого успеха удалось императору добиться лестью — при помощи некоторого взаимопроникновения культур. 18 февраля 1229 года султан аль-Камиль и Фридрих, король Иерусалима, подписали договор, повторявший те самые условия, что предлагались предводителям Пятого крестового похода и были ими отвергнуты. Город Иерусалим — «святой град, где ступали ноги Христа и где истинные поклонники почитают Отца»{152}[721], как писал Фридрих в письме английскому королю Генриху III, — возвращался христианам, а вместе с ним Вифлеем, Назарет и еще ряд областей в Палестине между Иерусалимом и Акрой. Кроме того, стороны заключили перемирие сроком на десять лет и, добавляет фон Зальца, «согласовали обмен всех пленных, взятых при падении Дамьетты». О праве христиан заново отстроить стены Иерусалима стороны толком не договорились, но в остальном, писал фон Зальца, «почти невозможно описать радость, которую все люди испытали, узнав об этом предложении»[722].

На самом деле радость переполняла отнюдь не всех. Многие были очень недовольны, особенно в стане Айюбидов. Хотя Фридрих согласился отдать мусульманам Храмовую гору (Харам аль-Шариф) и позволить им свободно молиться в Куполе Скалы и мечети Аль-Акса, Ибн аль-Джаузи выразил мнение многих, когда объявил сдачу Иерусалима позором. Он метал громы и молнии с кафедры великой мечети Дамаска: «О, позор мусульманским владыкам! — восклицал аль-Джаузи. — При виде совершающегося льются слезы, сердца разрываются от вздохов, печаль переполняет душу!»[723] Ибн аль-Асир писал, что «мусульмане возмущены и находят случившееся чудовищным. Из-за этого они ощущают такую боль и бессилие, что и описать невозможно»[724]. Патриарх Герольд не упустил возможности указать на все места, которые христианам не вернулись, и обвинил Фридриха в «тайных махинациях… лжи, злокозненности и мошенничестве»[725]. Но никто из этих достойных людей не мог помешать сделке. 18 марта торжествующий (и по-прежнему отлученный от церкви) Фридрих Гогенштауфен вошел в храм Гроба Господня — нога христианского правителя не ступала здесь со времен Ги де Лузиньяна и битвы при Хаттине в 1187 году. Корона Иерусалима ждала его на алтаре. В письме английскому королю Генриху III Фридрих писал: «Мы, католический император… носим корону, которую протянул нам Всемогущий Господь со своего Святого престола»[726]. Правда, он не упомянул, что корону эту он стянул с алтаря сам и сам же водрузил себе на голову, а помазанием на царство пренебрег. После чего удалился, оставив фон Зальца читать собравшимся лекцию на немецком и на латыни, прославляя деяния Фридриха, совершенные им с момента принятия креста в Аахене четырнадцатью годами ранее. Патриарх Герольд, который отказался присутствовать при этой сцене, позже слыхал, будто фон Зальца «оправдывал, а затем и превозносил императора, и в то же время не стесняясь критиковал церковь»[727]. Правда это или нет, но трудно отрицать, что с помощью дипломатии и немалой доли везения Фридрих добился величайшей — причем бескровной — победы в истории нескольких поколений крестоносцев.

Прибрав к рукам Иерусалим и приказав заново отстроить его стены, Фридрих не мешкая вернулся на Запад. Из Иерусалима он уехал в конце марта, а 1 мая императорский флот поднял паруса и покинул гавань Акры, препоручив королевство заботам бальи. Невзирая на все успехи императора на дипломатическом поприще, у него не было ни времени, ни желания задерживаться. Ходили слухи, будто тамплиеры — штаб-квартиру которых, с незапамятных времен занимавшую мечеть Аль-Акса на Храмовой горе, отдали мусульманам — задумали убить его. Кроме того, когда император покидал Акру, сторонники Ибелина, которых он с самого начала восстановил против себя, выстроились вдоль дороги и забросали его требухой и тухлым мясом. И наконец, с Запада пришли вести, будто неблагодарный папа Григорий, намеренный доказать Фридриху, что власть пап выше власти простых королей и императоров, разрешил Жану де Бриенну начать вооруженное вторжение на Сицилию. 10 июня Фридрих был уже в южной Италии. Фон Зальца следовал за ним по пятам.

Прежде всего магистру Тевтонского ордена нужно было примирить Фридриха со вспыльчивым Григорием IX и уговорить папу отменить решение об отлучении императора от церкви. Одновременно фон Зальца должен был обдумать будущее Тевтонского ордена. По воле Фридриха в собственность тевтонцев перешло немало имущества в Иерусалимском королевстве, что должно было обеспечить ордену стабильность на многие годы вперед. Но на Востоке тевтонцы вынуждены были конкурировать за ресурсы со старшими и давно зарекомендовавшими себя орденами тамплиеров и госпитальеров. Ближе к дому они могли добиться большего.

В 1226 году, после ухода тевтонцев из Трансильвании, фон Зальца выпросил у Фридриха щедрый дар: указ, получивший название «Золотая булла Римини» (он был скреплен золотой печатью), разрешал Тевтонскому ордену оказать военную помощь князю Конраду Мазовецкому, воевавшему с прусскими язычниками на окраинах принадлежавших ему земель. По условиям «Золотой буллы» люди фон Зальца имели право владеть и править — без всякого надзора и налогообложения — любыми землями, которые они завоюют на службе у князя. В тексте буллы особо отмечались достоинства Германа фон Зальца: «Он человек слова и дела и решительно начнет завоевания во имя Господа нашего, и не отступится от начатого, как многие другие, кто затратил немало сил на то же предприятие и не преуспел»[728]. Перед орденом расстилался новый путь — вдали от Святой земли, — и открылся он ему в подходящий момент, учитывая неудавшуюся колонизацию Трансильвании. Так тевтонские рыцари сделали первый шаг к основанию балтийского государства крестоносцев, которое просуществует вплоть до европейской Реформации XVI века.

В 1230 году ценой — или вознаграждением — фон Зальца за решение непростой задачи примирить Григория и Фридриха стало одобрение привилегий, перечисленных в «Золотой булле» четыре года назад. Григорий не подвел. 12 сентября папа издал буллу, обещавшую тевтонским рыцарям полную поддержку при переезде в Пруссию, где они будут воевать, убивать, крестить и покорять живущих там язычников. Григорий напомнил, что крестоносцы обязаны защищать крестившихся в христианство язычников Балтики. Но при этом заявил, что Господь поместил язычников на землю специально для того, чтобы люди, подобные братьям-рыцарям Германа фон Зальца, убивая их, могли спасти свои души: «чтобы у них было средство к искуплению грехов и спасению»[729]. Весной 1231 года братья-тевтонцы начали свой — фактически бесконечный — крестовый поход против язычников Балтики: там они возглавят добровольцев, откликнувшихся на призывы проповедников-доминиканцев в княжестве Польском и соседних германских государствах, а со временем к каждой их военной кампании станут присоединяться рыцари — искатели приключений со всей Европы. Под командованием ландмейстера ордена Германа фон Балка они будут медленно пробиваться вниз по долине реки Вислы от Хелмно (Кульм), строя деревянные (а позже каменные) крепости, покоряя и обращая в христианство прусские племена.