Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

В августе, как случалось каждый год за исключением периодов серьезной засухи, Нил разлился. Всему свету было известно, что длиннейшая река мира ежегодно выходит из берегов, изливаясь десятками миллионов литров илистой воды, задолго до эпохи фараонов питавшей великие земледельческие цивилизации. Каким-то образом, то ли не рассчитав, то ли в силу самонадеянности, глупости или слепой надежды подумав, что 1221 год окажется исключением и Нил не разольется, предводители крестоносцев проигнорировали простой географический факт и продолжили двигаться вверх по реке, как будто бы в расчете на то, что Нил их попросту не тронет. Они шли прямиком в ловушку.

Лагерь аль-Камиля при Эль-Мансуре располагался на дальней стороне образующего треугольник соединения двух рукавов реки. Оборона его и в обычных условиях труда не представляла. Но когда вода поднялась, лагерь стал неприступным. А по следам войска крестоносцев шли братья аль-Камиля аль-Муаззам, эмир Дамаска, и аль-Асраф, губернатор Джазиры, распределив свои силы так, чтобы блокировать отступление врага и по суше, и по воде. В последние дни августа корабли крестоносцев уже не могли двигаться по поднимающимся бурлящим водам, а сухопутное войско застряло у слияния двух рукавов Нила напротив Эль-Мансуры. Затем, точно рассчитав время, в ночь с 26 на 27 августа султан отдал приказ, к которому готовился все это время.

Той ночью люди султана открыли затворы плотин, перекрывавших оросительные каналы, устроенные, чтобы направлять паводковые воды, и земля буквально ушла из-под ног крестоносцев, за считаные часы превратившись из твердой как камень, высушенной солнцем почвы в глубокое засасывающее болото. Пьяные или попросту спавшие рядовые утонули, не успев выбраться из палаток. Проснувшиеся паломники и пехотинцы запаниковали и принялись карабкаться на корабли, перегрузив их так, что те пошли ко дну. Верблюдов и мулов, нагруженных оружием, сокровищами и продовольствием, смыло водой. Местами вода доходила до пояса, и, говоря словами магистра тамплиеров Пьера де Монтегю, армия попалась, «как рыба в сети»[702].

Людям аль-Камиля — подразделениям полуголых пехотинцев-эфиопов и эскадрам галер, что есть сил выгребающим против течения, — потребовалось всего два дня, чтобы убедить загнанных в угол крестоносцев сдаться и умолять султана принять капитуляцию. И теперь, конечно, никто им Иерусалима не предлагал. 28 августа Пелагию выдвинули условия, согласно которым Дамьетта должна была вернуться под власть Айюбидов, а все пленники-мусульмане в Египте, Тире и Акре освобождены. В обмен христианскую армию обещали накормить и выпроводить из Египта в целости и сохранности. Между султаном и Иерусалимским королевством был заключен мир на восемь лет, хотя в договоре намеренно не упомянули императора Фридриха Гогенштауфена — исходя из предположения, что император может однажды и впрямь посчитать нужным появиться на Востоке. Вот и все: Оливер Кельнский с горьким удовлетворением отметил, что аль-Камиль согласился вернуть обломок Истинного креста, захваченный Саладином при Хаттине. Увы, обещания он не сдержал — скорее всего, потому, что реликвия давно уже была утеряна, продана или уничтожена.

Когда крестоносцы, остававшиеся в Дамьетте, услыхали о судьбе, постигшей их товарищей, и узнали, что их выгоняют из нового дома, они с трудом смогли этому поверить. Оливер Кельнский возложил вину за поражение на них самих. «Если будет спрошено, почему Дамьетту так быстро возвратили неверным, ответ очевиден, — писал он. — Она любила роскошь, она была честолюбива, она была крамольна. А еще она была сверх всякой меры неблагодарна Господу и людям»[703]. Это многовековой давности объяснение военного поражения — по грехам нашим — восходит к объяснению, которое Бернард Клервоский давал провалу Второго крестового похода. Возможно, оправданию не хватало убедительности, зато оно не изменяло традициям. Скорбь и растерянность Оливера можно понять. Он посвятил почти восемь лет жизни делу, которое обещало столь многое, но обернулось ничем.

Однако не все, кто отправился в Египет с Пятым крестовым походом, оказались в проигрыше: английский крестоносец Джеффри Даттон, сражавшийся в отряде Честерского графа Ранульфа в первые месяцы осады Дамьетты, вернулся домой до катастрофы при Эль-Мансуре и привез с Востока реликвии, которые исцеляли слепых и немых в местном монастыре даже полвека спустя[704]. Что ж, ему повезло. Максимум, что можно сказать о тех участниках Пятого крестового похода, которые, подобно Оливеру Кельнскому, дотянули до мокрого, грязного, печального финала экспедиции, так это то, что они выжили благодаря милости султана и долготерпению граждан Дамьетты, которые не стали мстить, когда крестоносцы покидали город. «И так, в великой печали и скорби мы оставили порт Дамьетты, — писал Оливер. — И по своим странам мы разъехались, к нашему вечному позору»[705].

Глава 23. Immutator Mundi

Император жил и одевался совершенно как сарацин…

Когда в начале сентября 1221 года подавленные, разгромленные крестоносцы плелись вниз по Нилу из-под Эль-Мансуры, Германа фон Зальца, рыцаря средних лет, уроженца Тюрингии, что в центральной Германии, выходца из мелкого дворянского рода, в компании еще одного рыцаря послали впереди основного войска в Дамьетту, чтобы обеспечить сдачу города султану аль-Камилю[706]. Это была крайне незавидная задача, поскольку предполагала обнародование катастрофических просчетов и унизительную капитуляцию, а ведь нужно было еще сообщить боевым товарищам, которые с комфортом расположились в доставшемся дорогой ценой городе, что пришло время паковать вещички и выметаться вон. Но вряд ли кто-то другой справился бы с делом лучше Германа фон Зальца.

Фон Зальца был великим магистром рыцарей-тевтонцев, нового военного ордена, основанного для защиты государств крестоносцев. Сдержанный, повидавший мир немец считался одним из виднейших лидеров крестоносного движения и пользовался уважением как среди рядовых паломников и добровольцев, так и среди высшего командования. Он был испытанным воином и дипломатом, обходительным, мудрым, надежным и дельным человеком, и, по общему мнению, сам магистр и его орден в целом отлично проявили себя в походе. В Дамьетту фон Зальца приехал вместе с Пьером де Монтегю, магистром ордена тамплиеров. До Пятого крестового похода Монтегю считался старшим из них двоих — ведь он был князем воинствующей церкви и главой известнейшего из военных орденов. Теперь же их положение сравнялось. И фон Зальца, исполнив звездную роль в провалившейся пьесе, уже был на пути к тому, чтобы стать одной из важнейших фигур следующего десятилетия крестовых походов.

Тевтонский орден, который возглавлял фон Зальца, был основан у стен осажденной Акры в 1190 году, во времена Третьего крестового похода. Следовательно, он был на сотню лет младше иерусалимского ордена госпитальеров (открывших больницу для паломников у храма Гроба Господня еще в эпоху Фатимидов) и на семьдесят лет младше ордена тамплиеров (основанного в 1119 году). Число его членов тоже не шло ни в какое сравнение с любой из этих двух почтенных организаций. Первыми в Тевтонский орден вступили несколько немецких рыцарей из Бремена и Любека, организовавших небольшой полевой госпиталь для лечения паломников и солдат, заболевших или раненных во время осады. Первым магистром стал богатый выходец из Рейнских земель Генрих Вальпот, который обзавелся недвижимостью в Акре, когда город пал. Поначалу Тевтонский орден был сугубо благотворительной организацией, и братья посвящали себя спасению жизни (или облегчению смерти) других крестоносцев — так же, как поступали госпитальеры в начале своей истории. Так как орден пополнялся почти исключительно немецкими и немецкоговорящими рыцарями, он довольно быстро привлек внимание влиятельных немецких покровителей. Одним из них стал сын Фридриха Барбароссы Фридрих Швабский, лечившийся в полевом госпитале Акры в 1190–1191 годах. Там он и скончался, но перед смертью успел порекомендовать орден и его высокие стандарты оказания помощи своему брату, будущему императору Священной Римской империи Генриху VI. Генрих предложил тевтонским рыцарям финансовую поддержку, а через несколько лет, когда он отправил на Восток собственную экспедицию (его войско сражалось при Бейруте и Сидоне в 1197–1198 годах), Тевтонский орден оказывал немецким крестоносцам медицинскую помощь. В 1199 году Иннокентий III одобрил устав ордена и разрешил тевтонцам сформировать военное крыло. Вскоре они обзавелись и униформой: тевтонские рыцари носили белые мантии с черным крестом. Хотя их международной штаб-квартирой считалась Акра, тевтонцы называли себя «Госпиталем Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме». Это была, конечно, откровенная похвальба — и таковой она и останется, пока Иерусалим принадлежит Айюбидам, — но при этом убедительная декларация о намерениях.